Па экстренном, чрезвычайном собрании было доложено, что собаку-казна-
чея арестуют, имущество конфискуют и вырученные деньги передадут Добро-
лету с отличным письменным пожеланием.
Председатель артели говорил несколько удивленным тоном:
- А на что нам, братцы, собственный аэроплан? В сущности, на кой шут
он нам сдался? И куда на нем лететь?
- Да, лететь-то, действительно, как будто и некуда, - соглашались в
артели.
- Да я ж и говорю, - подтверждал председатель, - некуда лететь. Пере-
дадим деньги в такую мощную организацию, как Добролет. А собственных ап-
паратов нам не надо.
- Конечное дело, не надо, - говорили кустари. - Одна мука с этими аэ-
ропланами.
- Аэропланы не лошадь, - уныло заявил секретарь, - на лошадь сел и
поехал, а тут поди попробуй. И бензин наливай, и пропеллер закручивай...
Да еще не в ту дыру плеснут бензин - и пропала машина, пропали народные
денежки...
- А главное, лететь-то, братцы, некуда, - с удивлением бормотал пред-
седатель.
Закончив вопрос о воздушном флоте и решив деньги передать Добролету,
кустари перешли к обсуждению текущих дел.
Собрание заволновалось.
1932
ВРАЧЕВАНИЕ И ПСИХИКА
Вчера я пошел лечиться в амбулаторию.
Народу чертовски много. Почти как в трамвае.
И, главное, интересно отметить, - самая большая очередь к нервному
врачу, по нервным заболеваниям. Например, к хирургу всего один человек
со своей развороченной мордой, с разными порезами и ушибами. К гинеколо-
гу - две женщины и один мужчина. А по нервным - человек тридцать.
Я говорю своим соседям:
- Я удивляюсь, сколько нервных заболеваний. Какая несоразмерная про-
порция.
Такой толстоватый гражданин, наверное, бывший рыночный торговец или
черт его знает кто, говорит:
- Ну еще бы! Ясно. Человечество торговать хочет, а тут, извольте,
глядите на ихнюю торговлю. Вот и хворают. Ясно...
Другой, такой желтоватый, худощавый, в тужурке, говорит:
- Ну, вы не очень-то распущайте свои мысли. А не то я позвоню куда
следует. Вам покажут человечество... Какая сволочь лечиться ходит...
Такой, с седоватыми усишками, глубокий старик, лет пятидесяти, так
примиряет обе стороны:
- Что вы на них нападаете? Это просто, ну, ихнее заблуждение. Они про
это говорят, забывши природу. Нервные заболевания возникают от более
глубоких причин. Человечество идет не по той линии... цивилизация, го-
род, трамвай, бани - вот в чем причина возникновения нервных заболева-
ний... Наши предки в каменном веке и выпивали, и пятое-десятое, и ника-
ких нервов не понимали. Даже врачей у них, кажется, не было.
Бывший торговец говорит с усмешкой:
- А вы чего - бывали среди них или там знакомство поддерживали? Седо-
ватый, а врать любит...
Старик говорит:
- Вы произносите глупые речи. Я выступаю против цивилизации, а вы не-
сете бабью чушь. Пес вас знает, чем у вас мозги набиты.
Желтоватый, в тужурке, говорит:
- Ах, вам цивилизация не нравится, строительство... Очень я слышу ми-
лые слова в советском учреждении. Вы, говорит, мне под науку не подводи-
те буржуазный базис. А не то знаете, чего за это бывает.
Старик робеет, отворачивается и уж до конца приема не раскрывает сво-
их гнилых уст.
Советская мадам в летней шляпке говорит, вздохнувши:
- Главное, заметьте, все больше пролетарии лечатся. Очень расшатанный
класс...
Желтоватый, в тужурке, отвечает:
- Знаете, я, ей-богу, сейчас по телефону позвоню. Тут я прямо не
знаю, какая больная прослойка собравшись. Какой неглубокий уровень!
Класс очень здоровый, а что отдельные единицы нервно хворают, так это
еще не дает картины заболевания.
Я говорю:
- Я так понимаю, что отдельные единицы нервно хворают в силу бывшей
жизни - война, революция, питание... Так сказать, психика не выдерживает
такой загрубелой жизни.
Желтоватый начал говорить:
- Ну, знаете, у меня кончилось терпение...
Но в эту минуту врач вызывает: "Следующий".
Желтоватый, в тужурке, не заканчивает фразы и спешно идет за ширмы.
Вскоре он там начинает хихикать и говорить "ой". Это врач его слушает
в трубку, а ему щекотно.
Мы слышим, как больной говорит за ширмой:
- Так-то я здоров, но страдаю бессонницей. Я сплю худо, дайте мне ка-
ких-нибудь капель или пилюль.
Врач отвечает:
- Пилюль я вам не дам - это только вред приносит. Я держусь новейшего
метода лечения. Я нахожу причину и с ней борюсь. Вот я вижу - у вас
нервная система расшатавши. Я вам задаю вопрос - не было ли у вас како-
го-нибудь потрясения? Припомните.
Больной сначала не понимает, о чем идет речь. Потом несет какую-то
чушь и наконец решительно добавляет, что никакого потрясения с ним не
было.
- А вы вспомните, - говорит врач, - это очень важно - вспомнить при-
чину. Мы ее найдем, развенчаем, и вы снова, может быть, оздоровитесь.
Больной говорит:
- Нет, потрясений у меня не было.
Врач говорит:
- Ну, может быть, вы в чем-нибудь взволновались... Какое-нибудь очень
сильное волнение, потрясение?
Больной говорит:
- Одно волнение было, только давно. Может быть, лет десять назад.
- Ну, ну, рассказывайте, - говорит врач, - это вас облегчит. Это зна-
чит, вы десять лет мучились, и по теории относительности вы обязаны это
мученье рассказать, и тогда вам снова будет легко и будет хотеться
спать.
Больной мямлит, вспоминает и наконец начинает рассказывать.
- Возвращаюсь я тогда с фронта. Ну, естественно, - гражданская война.
А я дома полгода не был. Ну, вхожу в квартиру... Да. Поднимаюсь по лест-
нице и чувствую - у меня сердце в груди замирает. У меня тогда сердце
маленько пошаливало - я был два раза отравлен газами в царскую войну, и
с тех пор оно у меня пошаливало.
Вот поднимаюсь по лестнице. Одет, конечно, весьма небрежно. Шинелька.
Штанцы. Вши, извиняюсь, ползают.
И в таком виде иду к супруге, которую не видел полгода.
Безобразие.
Дохожу до площадки.
Думаю - некрасиво в таком виде показаться. Морда неинтересная. Перед-
них зубов нету. Передние зубы мне зеленая банда выбила. Я тогда перед
этим в плен попал. Ну, сначала хотели меня на костре спалить, а после
дали по зубам и велели уходить.
Так вот, поднимаюсь по лестнице в таком неважном виде и чувствую -
ноги не идут. Корпус с мыслями стремится, а ноги идти не могут. Ну, ес-
тественно, - только что тиф перенес, еще хвораю.
Еле-еле вхожу в квартиру. И вижу: стол стоит. На столе выпивка и се-
ледка. И сидит за столом мой племянник Мишка и своей граблей держит мою
супругу за шею.
Нет, это меня не взволновало. Нет, я думаю: это молодая женщина - че-
го бы ее не держать за шею. Это чувство меня не потрясает.
Вот они меня увидели. Мишка берет бутылку водки и быстро ставит ее
под стол. А супруга говорит:
- Ах, здравствуйте.
Меня это тоже не волнует, и я тоже хочу сказать "здравствуйте". Но
отвечаю им "те-те"... Я в то время маленько заикался и не все слова про-
износил после контузии. Я был контужен тяжелым снарядом и, естественно,
не все слова мог произносить.
Я гляжу на Мишку и вижу - на нем мой френч сидит. Нет, я никогда не
имел в себе мещанства! Нет, я не жалею сукно или материю. Но меня коро-
бит такое отношение. У меня вспыхивает горе, и меня разрывает потрясе-
ние.
Мишка говорит:
- Ваш френч я надел все равно как для маскарада. Для смеху.
Я говорю:
- Сволочь, сымай френч!
Мишка говорит:
- Как я при даме сыму френч?
Я говорю:
- Хотя бы шесть дам тут сидело, сымай, сволочь, френч.
Мишка берет бутылку и вдруг ударяет меня по башке.
Врач перебивает рассказ. Он говорит:
- Так, так, теперь нам все понятно. Причина нам ясна... И, значит, с
тех пор вы страдаете бессонницей? Плохо спите?
- Нет, - говорит больной, - с тех пор я ничего себе сплю. Как раз с
тех пор я спал очень хорошо.
Врач говорит:
- Ага! Но когда вспоминаете это оскорбление, тогда и не спите? Я же
вижу - вас взволновало это воспоминание.
Больной отвечает:
- Ну да, это сейчас. А так-то я про это и думать позабыл. Как с суп-
ругой развелся, так и не вспоминал про это ни разу.
- Ах, вы развелись...
- Развелся. Вышел за другую. И затем за третью. После за четвертую. И
завсегда спал отлично. А как сестра приехала из деревни и заселилась в
моей комнате вместе со своими детьми, так я и спать перестал. В другой
раз с дежурства придешь, ляжешь спать - не спится. Ребятишки бегают, ве-
селятся, берут за нос. Чувствую - не могу заснуть.
- Позвольте, - говорит врач, - так вам мешают спать?
- И мешают, конечно, и не спится. Комната небольшая, проходная. Рабо-
таешь много. Устаешь. Питание все-таки среднее. А ляжешь - не спится...
- Ну, а если тихо? Если, предположим, в комнате тихо?
- Тоже не спится. Сестра на праздниках уехала в Гатчину с детьми.
Только я начал засыпать, соседка несет тушилку с углями. Оступается и
сыплет на меня угли. Я хочу спать и чувствую: но могу заснуть - одеяло
тлеет. А рядом на мандолине играют. А у меня огонь горит...
- Слушайте, - говорит врач, - так какого же черта вы ко мне пришли?!
Одевайтесь. Ну, хорошо, ладно, я вам дам пилюли.
За ширмой вздыхают, зевают, и вскоре больной выходит оттуда со своим
желтым лицом.
- Следующий, - говорит врач.
Толстоватый субъект, который беспокоился за торговлю, спешит за шир-
мы.
Он на ходу машет рукой и говорит:
- Нет, неинтересный врач. Верхогляд. Чувствую - он мне тоже не помо-
жет.
Я гляжу на его глуповатое лицо и понимаю, что он прав, - медицина ему
не поможет.
1933
КАКИЕ У МЕНЯ БЫЛИ ПРОФЕССИИ
Я не знаю, сколько есть разных профессий. Один знакомый интеллигент
мне сказал, будто всего на земном шаре триста девяносто профессий.
Ну, это он, конечно, перехватил, но, вероятно, все же около ста про-
фессий имеется.
Нет, все сто профессий я не имел, но вот пятьдесят профессий я
действительно испытал.
И вот перед вами человек, который испытал на себе пятьдесят профес-
сий.
Интересно, кем я только не был.
Нет, я, конечно, не был там каким-нибудь экономистом, химиком или там
пиротехником, скульптором и так далее. Нет, я не был академиком или там
профессором анатомии, алгебры или французского языка; Я не скрою от вас
- я не занимал разные интеллигентские посты, не смотрел в подзорные тру-
бы, чтоб видеть разные небесные явления, планеты и кометы, не шлялся по
шоссе с такой, знаете, маленькой трубочкой на треножнике для измерения
высоты поверхности. Не строил мосты или там здания для посольства. И не
затемнял свой рассудок математическими вычислениями количества белых ша-
риков в крови.
Да, эти профессии, не скрою от вас, я не испытывал.
Мне не хватало для этого всей высоты образования и знания иностранных
языков. Тем более что до революции я был отчасти малограмотный. Читать
мог, но писать уже не всегда осмеливался.
И через это, конечно, к сожалению, не могу вам ничего рассказать про
такие возвышенные профессии, которые основаны там на науке или там на
технике или медицине.
Хотя должен вам сказать, что с медициной я сталкивался и даже одно
время был врачом. Меня избрали на этот пост свои же полковые товарищи
вскоре после Февральской революции.
Я тогда служил в царской армии и был рядовым ефрейтором.
Вот после революции ребята мне и говорят:
- У нас полковой врач такая, извините, холера, что никому почти осво-
бождения не дает, несмотря на Февральскую революцию. Очень бы хотелось
его сменить. Вот бы, говорят, хорошо, если бы вы согласились на эту
должность. Тем более, говорят, все должности сейчас выборные, - вот бы
мы тебя и выбрали.
Я говорю:
- Отчего же. Конечно, выбирайте. Я, говорю, человек, понимающий явле-
ния природы. Понимаю, что после революции ребятам хотелось бы смотаться
