по домам и поглядеть, как и чего. Керенский, говорю, этот артист на тро-
не, завертел волынку до победного конца. И полковой врач ему в дудочку
подыгрывает и нашего брата не отпускает. Выбирайте меня врачом - я вас
почти всех отпущу.
Вот вскоре после того сменяют командира полка, сменяют подряд офице-
ров и нашего пресловутого медика. И на его место назначают меня прика-
зом.
Работа оказалась, конечно, трудная и, главное, бестолковая.
Едва послушаешь больного в трубку, как он хнычет и отпрашивается до-
мой. А если его не отпускаешь, он очень на врача наседает и чуть не хва-
тает его за горло.
Профессия совершенно глупая и небезопасная для жительства.
А если больному дашь порошки - он их жрать не хочет, а швыряет порош-
ки врачу в лицо и велит писать увольнительную.
Ну, для формы спросишь - какая у тебя болезнь? Ну, больной сам, ко-
нечно, назвать болезнь не берется и тем самым ставит врача в тупик, пос-
кольку врач не может все болезни знать наизусть и не может писать в каж-
дой путевке только: брюшной тиф или там вздутие живота.
Другие, конечно, говорят:
- Пиши чего хочешь, только отпусти, поскольку душа болит - охота пог-
лядеть на домашних.
Ну, напишешь ему: душевная болезнь, и с этой диетой отпускаешь.
Но вот вскоре надоедает мне эта бестолковая профессия. И вот пишу я
сам себе путевку с обозначением: душевная болезнь первой категории.
Выезжаю с фронта и, значит, на этом заканчиваю эту свою профессию.
После судьба кидает меня в разные стороны - туда и сюда, как, извини-
те за сравнение, скорлупу в бурном море.
Я делаюсь милиционером. После слесарем, сапожником, кузнецом. Я под-
ковываю лягающих лошадей, дою коров, дрессирую бешеных и кусачих собак.
Играю на сценах. Поднимаю занавеси. И так далее, и тому подобное, и про-
чее.
При этом снова год нахожусь на фронте в Красной Армии и защищаю рево-
люцию от многочисленных врагов.
Снова освобождаюсь по чистой. Занимаю должность инструктора по кроли-
ководству и куроводству. Становлюсь агентом уголовного розыска. Делаюсь
шофером. И по временам пишу критические отзывы и острые дискуссионные
статьи относительно театра и литературы.
И вот перед вами человек, который имел в своей жизни пятьдесят, а мо-
жет, даже и больше профессий.
Некоторые профессии были у меня странные и удивительные. Была у меня
до революции одна очень такая странная профессия.
А был я тогда в Крыму. И служил в одном имении. Там было четыреста
коров. Масса коз, много курей и до черта баранов. Все это создавало поч-
ву для развития сельскохозяйственного дела.
И вот меня нанимают туда пробольщиком.
Одним словом, в мою обязанность входит пробовать качество масла и сы-
ра.
Это масло и сыр отправлялись на пароходе за границу. И надо было все
это пробовать, чтоб мировая буржуазия не захворала от недоброкачествен-
ного товара. Конечно, дай вам попробовать, масла или сыру - вы небось не
откажетесь. Но если, предположим, пробовать эту продукцию с утра и до
вечера и ежедневно и целый год, то вы волком завоете и свет перед вами
померкнет.
Нет, я не был специалистом по этому делу. И совершенно случайно попал
на эту профессию.
Мне тогда было двадцать три года. Все было тьфу и трын-трава. И я
тогда шлялся по крымским дорогам, надеясь где-нибудь найти работу.
И вот иду по дороге и слышу - молочным хозяйством пахнет. А тут тем
более я не ел два дня. И вот взял и пошел на этот приторный запах. Ду-
маю, подкараулю какую-нибудь корову, подою маленько и тем самым подкреп-
лю свои ослабшие силы.
Вижу - за забором сарай. Наверное, думаю, там коровы. Перемахнул че-
рез забор. Захожу в сарай. Вижу - там не коровы, а круги сыра лежат.
Только я хотел стибрить кусок сыру - вдруг управляющий идет.
- Ты, - говорит, - что, из наших рабочих?
Нет, я особенно не смутился. Думаю - успею дать тигаля. Тем более -
кругом народу нету и забор близко. И поэтому отвечаю с некоторым на-
хальством:
- Нет, не из рабочих, но имею мечту на нечто подобное.
Он говорит:
- А, к примеру, зачем же ты в руку сыр взял?
Я говорю не без нахальства:
- Хотел, знаете, этот сыр попробовать, - сдается мне, что он кисловат
на вкус. Не умеете делать, а беретесь.
Вижу - управляющий даже растерялся от моих слов. Даже, видать, не по-
нимает, что к чему.
Он говорит:
- Как это? Почему кисловат? Ты что, каналья, специалист, что ли, по
молочному хозяйству?
Я думал, он шутит, чтоб себя разозлить, с тем чтобы покрепче меня
ударить. И говорю:
- Вы угадали. По молочному хозяйству я есть первый специалист города
Москвы. И мимо этих молочных продуктов не могу пройти, чтоб их не попро-
бовать.
Вдруг управляющий улыбается, жмет мне руки и говорит:
- Голубчик!
Он говорит:
- Голубчик, если ты специалист, то я тебе дам преогромное жалованье,
только сделай милость, становись скорей на работу. Тут на днях загранич-
ный пароход приходит, надо груз отправлять, а рассортировать товар и его
попробовать некому. И сдается мне, что иностранная буржуазия наглотается
негодных продуктов, и после неприятностей не оберешься. А у меня, как
назло, один специалист холерой заболел и теперь категорически не хочет
ничего пробовать.
Я говорю:
- Пожалуйста. А что надо делать?
Он говорит:
- Надо попробовать шестьсот двадцать бочек масла и тысячу кругов сы-
ру.
У меня даже желудок задрожал от голоду и удивленья, и я отвечаю:
- Пожалуйста. Об чем речь? Принесите мне буханку хлеба, и я сейчас к
этому приступлю с преогромной радостью. Я, говорю, давно мечтал именно
такую профессию себе найти - пробовать то и се.
И сам в душе думаю: нажрусь до отвалу, а там пускай из меня лепешку
делают. И небось не сделают - убегу на своих сытых ногах.
- Ну, - говорю, - несите поскорей буханку, я очень тороплив в работе.
Если мне что загорится - мне сразу вынь и положь. Несите хлеб, а то я
прямо соскучился без этой своей профессии.
Вижу - управляющий глядит на меня с недоверием.
Он говорит:
- Тогда я сомневаюсь, что ты есть лучший в мире специалист по молоч-
ному хозяйству. Молочные продукты пробуют без хлеба и без ничего, иначе
не узнаешь, какой именно сорт и какой вкус.
Тут я вижу, что засыпался, но говорю:
- Это я сам знаю. И вы есть толстобрюхий дурак, если не понимаете. Я
хлеб не для еды буду употреблять, а мне надо соприкасать эти два продук-
та, в силу чего я увижу окисление, и тогда, попробовав, не ошибусь в
расчете, какая там есть порча. Это, говорю, есть последний заграничный
метод. Я, говорю, удивляюсь на вашу серость и отсталость от Европы.
Тут меня торжественно ведут туда и сюда. Записывают. Одевают в белый
балахон и говорят: "Ну, пойдем к бочкам".
А у меня от страху душа в пятках и ноги еле двигаются.
Вот пошли мы к бочкам, но тут на мое счастье вызывают управляющего по
спешному делу. Тут у меня на сердце отлегло. Я говорю рабочим:
- Выручайте, братцы, то есть ни черта не понимаю в этом деле. Хотя
укажите поскорей, чем пробовать масло - пальцем или особой щепочкой.
Вот рабочие смоются надо мной, умирают со смеху, тем не менее расска-
зывают, что надо делать и, главное, что говорить.
Вот управляющий приходит - я ему прямо затемнил глаза. Говорю разные
специальные фразы, правильно пробую. Вижу - человек даже расцвел от моей
высокой квалификации.
И вот к вечеру, нажравшись до отвалу, я решил не уходить с этого
хлебного места. И вот остался.
Профессия оказалась глупая и бестолковая. Надо пробовать масло особой
такой тонкой ложечкой. Надо подковырнуть масло из глубины бочки и пробо-
вать его. И чуть маленько горечь, или не то достоинство, или там лишняя
муха, или соль - надо браковать, чтоб не вызвать недовольства среди ми-
ровой буржуазии.
Ну, сразу, конечно, я не понимал разницы, - каждое масло мне чересчур
нравилось, но после кое-чему научился и стал даже покрикивать на управ-
ляющего, который чересчур был доволен, что нашел меня. И даже писал сво-
ему владельцу письмо, где наплел про себя разные истории и просил себе
надбавку или там какойнибудь трудовой орден за отличные дела.
Так вот, конечно, первые дни мне профессия нравилась. Бывало, отхва-
тишь сыру да навернешь масла - лучше, думаю, работы и не бывает на зем-
ном шаре.
После вижу - что-то не того.
Через две недели я начал страдать, вздыхать и мечтать уже с этим
расстаться.
Потому за день напробуешься жиров, и глаза ни на что не глядят. Хо-
чешь чего-нибудь скушать, а душа не принимает. И внутри как-то тошно,
жирно. Никакая пища не интересна, и жизнь кажется скучной и бестолковой.
И при этом еще строго запрещалось пить. Никакого вина или там водки
нельзя было в рот брать. Потому алкоголь отбивает вкус, и через это мож-
но натворить безобразных делов и перепутать качество.
Короче говоря, через две недели я ложился после работы вверх брюхом и
неподвижно лежал на солнце, рассчитывая, что горячее светило вытопит у
меня лишний жир и мне снова захочется ходить, гулять, кушать борщ, кот-
леты и так далее...
А был там у меня в этих краях один приятель. Один прекрасный грузин.
Некто Миша. Очень чудный человек и душевный товарищ И был он тоже дегус-
татор, пробольщик. Но только в другом деле. Он пробовал вино.
Там в Крыму были такие винные подвалы - удельного ведомства. Вот там
он и пробовал.
И профессия его, чересчур бестолковая, была даже хуже моей.
Ему даже кушать не разрешалось. С утра до вечера он пробовал вино и
только вечером имел право чего-нибудь покушать.
Меня мутило от жиров, и в рот ничего не хотелось взять. И выпить не
разрешалось. И аппетита не было.
А у него наоборот. Его распирало от вина. Он с утра насосется разных
крымских вин и еле ходит, и прямо свет ему не мил.
Вот в другой раз встретимся мы с ним вечером - я сытый, он пьяный, и
видим - наша дружба ни к чему. Говорить ни о чем неохота. Он хочет ку-
шать, я, наоборот, хочу выпить. Общих интересов мало, и вкус во рту
мерзкий. И сидим мы вроде как обалделые и в степь глядим. А в степи ни-
чего. А над головой - небо и звезды. А где-то, может быть, идет жизнь,
полная веселья и радости...
Вот я ему однажды и говорю:
- Надо, говорю, уходить. И хотя у меня контракт до осени, но я, бе-
зусловно, этого не выдержу. Я отказываюсь кушать масло. Это унижает мое
человеческое достоинство. Я смотаю удочки, стибрю круг сыру - и только
меня толстобрюхий управляющий и видел.
Он говорит:
- До осени уходить не расчет. Работы сейчас не найти. А надо нам с
тобой чего-нибудь такое оригинальное придумать. Дай срок - я подумаю,
голь на выдумки хитра.
И вот однажды он мне и говорит:
- Знаешь что - давай временно поменяемся профессией Давай я буду про-
бовать масло, а ты временно пробуй вино. Неделю или две поработаем так,
а после опять поменяемся. А потом опять. Вот оно и получится у нас ка-
кое-то равновесие И, главное, отдохнем, если они, черти, не дают отпус-
ка, а заставляют без отдыха жрать и пить.
Я очень радуюсь этим словам, но выражаю сомнение, что наши управляю-
щие захотят этого.
Он говорит:
- Это я берусь уладить.
И вот берет он меня за руку и ведет к своему управляющему по винной
части.
- Вот, - говорит, - этот низенький опытный господин смело может меня
заменить на две недели. Тут ко мне тетка из Тифлиса приехала, и я инте-
ресуюсь ее повидать. А он за меня будет пробовать и соблюдать ваши инте-
ресы.
Управляющий говорит:
- Ладно. Покажите ему, какие тут вина и как чего надо делать. И через
две недели возвращайтесь. А то мы натворили тут делов. Заместо столового
вина взяли "Аликоте" в Москву отправили. Чистое безобразие.
Вот тогда я, в свою очередь, беру Мишу за руку и веду его к своему
толстобрюхому управляющему.
- Вот, - говорю, - этот высокий опытный господин смело может заменить
