В первую минуту началась небольшая давка. Потому каждому охота поин-
тересней место занять.
Ринулся народ к дверям. А в дверях образовавшись пробка.
Задние поднажимают, а передние никуда не могут.
А меня вдруг стиснуло, как севрюгу, и понесло вправо.
"Батюшки, - думаю, - дверь бы не расшибить".
- Граждане, - кричу, - легче, за ради бога! Дверь, говорю, человеком
расколоть можно.
А тут такая струя образовавшись - прут без удержу. Л сзади еще воен-
ный на меня некультурно нажимает. Прямо, сукин сын, сверлит в спину.
Я этого черта военного ногой лягаю.
- Оставьте, - говорю, - гражданин, свои арапские штучки.
Вдруг меня чуть приподняло и об дверь мордой.
Так, думаю, двери уж начали публикой крошить.
Хотел я от этих дверей отойти. Начал башкой дорогу пробивать. Не пу-
щают. А тут, вижу, штанами за дверную ручку зацепился. Карманом.
- Граждане, - кричу, - да полегче же, караул! Человека за ручку заце-
пило.
Мне кричат:
- Отцепляйтесь, товарищ! Задние тоже хочут.
А как отцеплять, ежели волокет без удержу и вообще рукой не двинуть.
- Да стойте же, - кричу, - черти! Погодите штаны сымать-то. Дозвольте
же прежде человеку с ручки сняться. Начисто материал рвется.
Разве слушают? Прут...
- Барышня, - говорю, - отвернитесь хоть вы-то, за ради бога. Совер-
шенно то есть из штанов вынимают против воли.
А барышня сама стоит посиневши и хрипит уже. И вообще смотреть не ин-
тересуется.
Вдруг, спасибо, опять легче понесло.
Либо с ручки, думаю, снялся, либо из штанов вынули.
А тут сразу пошире проход обнаружился.
Вздохнул я свободнее. Огляделся. Штаны, гляжу, тут. А одна штанина
ручкой на две половинки разодрана и при ходьбе полощется парусом.
Вон, думаю, как зрителей раздевают.
Пошел в таком виде супругу искать. Гляжу, забили ее в самый то есть
оркестр. Сидит там и выходить пугается.
Тут, спасибо, свет погасили. Начали ленту пущать.
А какая это была лента - прямо затрудняюсь сказать. Я все время штаны
зашпиливал.
Одна булавка, спасибо, у супруги моей нашлась. Да еще какая-то добро-
душная дама четыре булавки со своего белья сняла. Еще веревочку я на по-
лу нашел. Полсеанса искал.
Подвязал, подшпилил, а тут, спасибо, и драма кончилась. Пошли домой.
1926
РЕЖИМ ЭКОНОМИИ
Как в других городах проходит режим экономии, я, товарищи, не знаю.
А вот в городе Борисове этот режим очень выгодно обернулся.
За одну короткую зиму в одном только нашем учреждении семь сажен ело-
вых дров сэкономлено. Худо ли!
Десять лет такой экономии - это десять кубов всетаки. А за сто лет
очень свободно три барки сэкономить можно. Через тысячу лет вообще дро-
вами торговать можно будет.
И об чем только народ раньше думал? Отчего такой выгодный режим
раньше в обиход не вводил? Вот обидно-то! А начался у нас этот самый ре-
жим еще с осени.
Заведующий у нас - свой парень. Про все с нами советуется и говорит
как с родными. Папироски даже, сукин сын, стреляет.
Так приходит как-то этот заведующий и объявляет:
- Ну вот, ребятушки, началось... Подтянитесь! Экономьте что-нибудь
там такое...
А как и чего экономить - неизвестно. Стали мы разговаривать, чего
экономить. Бухгалтеру, что ли, черту седому, не заплатить, или еще как.
Заведующий говорит:
- Бухгалтеру, ребятушки, не заплатишь, так он, черт седой, живо в ох-
рану труда смотается. Этого нельзя будет. Надо еще что-нибудь придумать.
Тут, спасибо, наша уборщица Нюша женский вопрос на рассмотрение вно-
сит.
- Раз, - говорит, - такое международное положение и вообще труба, то,
говорит, можно, для примеру, уборную не отапливать. Чего там зря поленья
перегонять? Не в гостиной!
- Верно, - говорим, - нехай уборная в холоде постоит. Сажен семь сэ-
кономим, может быть. А что прохладно будет, так это отнюдь не худо. По
морозцу-то публика задерживаться не будет. От этого даже производи-
тельность может актуально повыситься.
Так и сделали. Бросили топить - стали экономию подсчитывать.
Действительно, семь сажен сэкономили. Стали восьмую экономить, да тут
весна ударила.
Вот обидно-то!
Если б, думаем, не чертова весна, еще бы полкуба сэкономили.
Подкузьмила, одним словом, нас весна. Ну, да и семь сажен, спасибо,
на полу не валяются.
А что труба там какая-то от мороза оказалась лопнувши, так эта труба,
выяснилось, еще при царском режиме была поставлена. Такие трубы вообще с
корнем выдергивать надо.
Да оно до осени свободно без трубы обойдемся. А осенью какую-нибудь
дешевенькую поставим. Не в гостиной!
1926
ЧАСЫ
Главное - Василий Конопатов с барышней ехал. Поехал бы он один - все
обошлось бы славным образом. А тут черт дернул Васю с барышней на трам-
вае выехать.
И, главное, как сложилось все дефективно! Например, Вася и привычки
никогда не имел по трамваям ездить. Всегда пехом перся. То есть случая
не было, чтоб парень в трамвай влез и добровольно гривенник кондуктору
отдал.
А тут нате вам - манеры показал. Мол, не угодно ли вам, дорогая ба-
рышня, в трамвае покататься? К чему, дескать, туфлями лужи черпать?
Скажи на милость, какие великосветские манеры!
Так вот, влез Вася Конопатов в трамвай и даму за собой впер. И мало
того, что впер, а еще и заплатил за нее без особого скандалу.
Ну, заплатил - и заплатил. Ничего в этом нет особенного. Стой, подлая
душа, на месте, не задавайся. Так нет, начал, дьявол, для фасона за ко-
жаные штуки хвататься. За верхние держатели. Ну, и дохватался.
Были у парня небольшие часы - сперли.
И только сейчас тут были. А тут вдруг хватился, хотел перед дамой
пыль пустить - часов и нету. Заголосил, конечно.
- Да что ж это, - говорит. - Раз в жизни в трамвай вопрешься, и то
трогают.
Тут в трамвае началась, конечно, неразбериха. Остановили вагон. Вася,
конечно, сразу на даму свою подумал, не она ли вообще увела часы. Дама -
в слезы.
- Я, - говорит, - привычки не имею за часы хвататься.
Тут публика стала наседать.
- Это, - говорит, - нахальство на барышню тень наводить.
Барышня отвечает сквозь слезы:
- Василий, говорит, Митрофанович, против вас я ничего не имею. Нес-
частье, говорит, каждого человека пригинает. Но, говорит, пойдемте, про-
шу вас, в угрозыск. Пущай там зафиксируют, что часы - пропажа. И, может,
они, слава богу, найдутся.
Василий Митрофанович отвечает:
- Угрозыск тут ни при чем. А что на вас я подумал - будьте любезны,
извините. Несчастье, это действительно, человека пригинает.
Тут публика стала выражаться. Мол, как это можно? Если часы - пропа-
жа, то обязательно люди в угрозыск ходят и заявляют.
Василий Митрофановнч говорит:
- Да мне, говорит, граждане, прямо некогда и, одним словом, неохота в
угрозыск идти. Особых делов, говорит, у меня там нету. Это, говорит, не
обязательно идти.
Публика говорит:
- Обязательно. Как это можно, когда часы - пропажа. Идемте, мы свиде-
тели.
Василий Митрофанович отвечает:
- Это насилие над личностью.
Однако все-таки пойти пришлось.
И что бы вы, милые мои, думали? Зашел парень в угрозыск, а оттуда не
вышел. Так-таки вот и не вышел. Застрял там. Главное - пришел парень со
свидетелями, объясняет. Ему говорят:
- Ладно, найдем. Заполните эту анкету. И объясните, какие часы.
Стал парень объяснять и заполнять - и запутался.
Стали его спрашивать, где он в девятнадцатом году был. Велели пока-
зать большой палец. Ну, и конченое дело. Приказали остаться и не уда-
ляться. А барышню отпустили.
И подумать, граждане, что творится? Человек в угрозыск не моги зайти.
Заметают.
1926
СИЛЬНОЕ СРЕДСТВО
Говорят, против алкоголя наилучше действует искусство. Театр, напри-
мер. Карусель. Или какая-нибудь студия с музыкой.
Все это, говорят, отвлекает человека от выпивки с закуской.
И, действительно, граждане, взять для примеру хотя бы нашего слесаря
Петра Антоновича Коленкорова. Человек пропадал буквально и персонально.
И вообще жил, как последняя курица.
По будням после работы ел и жрал. А по праздникам и по воскресным
дням напивался Петр Антонович до крайности. Беспредельно напивался.
И в пьяном виде дрался, вола вертел и вообще пьяные эксцессы устраи-
вал. И домой лежа возвращался.
И уж, конечно, за всю неделю никакой культработы не нес этот Петр Ан-
тонович. Разве что в субботу в баньку сходит, пополощется. Вот вам и вся
культработа.
Родные Петра Антоновича от такого поведения сильно расстраивались.
Стращали даже.
- Петр, - говорят, - Антонович. Человек вы квалифицированный, не пер-
вой свежести, ну, мало ли в пьяном виде трюхнетесь об тумбу - ра-
зобьетесь же. Пейте несколько полегче. Сделайте такое семейное одолже-
ние.
Не слушает. Пьет по-прежнему и веселится.
Наконец нашелся один добродушный человек с месткома. Он, знаете ли,
прямо так и сказал Петру Антоновичу:
- Петр, говорит, Антонович, отвлекайтесь, я вам говорю, от алкоголю.
Ну, говорит, попробуйте заместо того в театр ходить по воскресным дням.
Прошу вас честью и билет вам дарма предлагаю.
Петр Антонович говорит:
- Ежели, говорит, дарма, то попробовать можно, отчего же. От этого,
говорит, не разорюсь, ежели то есть дарма.
Упросил, одним словом.
Пошел Петр Антонович в театр. Понравилось. До того поправилось - ухо-
дить не хотел. Театр уже, знаете, окончился, а он, голубчик, все сидит и
сидит.
- Куда же, - говорит, - я теперича пойду, на ночь глядя? Небось, го-
ворит, все портерные закрыты уж. Ишь, говорит, дьяволы, в какое предпри-
ятие втравили!
Однако поломался-поломался и пошел домой. И трезвый, знаете ли, по-
шел. То есть ни в одном глазу.
На другое воскресенье опять пошел. На третье - сам в местком за биле-
том сбегал.
И что вы думаете? Увлекся человек театром. То есть первым театралом в
районе стал. Как завидит театральную афишу - дрожит весь. Пить бросил по
воскресеньям. По субботам стал пить. А баню перенес на четверг.
А последнюю субботу, находясь под мухой, разбился Петр Антонович об
тумбу и в воскресенье в театр не пошел. Это было единственный раз за
весь сезон, когда Петр Антонович пропустил спектакль. К следующему воск-
ресенью небось поправится и пойдет. Потому - захватило человека ис-
кусство. Понесло...
1926
ДАМСКОЕ ГОРЕ
Перед самыми праздниками зашел я в сливочную - купить себе четвертку
масла - разговеться.
Гляжу, в магазине народищу уйма. Прямо не протолкнуться.
Стал я в очередь. Терпеливо жду. Кругом - домашние хозяйки шумят и
норовят без очереди протиснуться. Все время приходится одергивать.
И вдруг входит в магазин быстрым шагом какая-то дамочка. Нестарая
еще, в небольшой черной шляпке. На шляпке - креп полощется. Вообще, вид-
но, в трауре.
И протискивается эта дамочка к прилавку. И что-то такое говорит при-
казчику. За шумом не слыхать.
Приказчик говорит:
- Да я не знаю, гражданка. Одним словом, как другие - дозволят, так
мое дело пятое.
- А чего такое? - спрашивают в очереди. - Об чем речь?
- Да вот, - говорит приказчик, - у них то есть семейный случай. Ихний
супруг застрелившись... Так они просят отпустить им фунт сметаны и два
десятка яиц без очереди.
- Конечное дело, отпустить. Обязательно отпустить. Чего там! - заго-
ворили все сразу. - Пущай идет без очереди.
И все с любопытством стали рассматривать эту гражданку.
Она оправила креп на шляпке и вздохнула.
- Скажите, какое горе! - сказал приказчик, отвешивая сметану. - И с
чего бы это, мадам, извиняюсь?
- Меланхолик он у меня бью, - сказала гражданка.
- И давно-с? - позвольте вас так спросить.
- Да вот на прошлой неделе сорок дней было.
- Скажите, какие несчастные случаи происходят! - снова сказал приказ-
чик. - И дозвольте узнать, с револьверу это они это самое, значит, или с
