ет. В свое время читал об этом начальнике небольшую заметку в харьковс-
кой газете. А насчет города - позабыл. Память дырявая. В общем, где-то
около Харькова.
Ну, да это не суть важно. Пущай население само разбирается в своих
героях. Небось узнают - фамилия Дрожкин.
Так вот, извольте видеть, было это в небольшом городе. Даже, по со-
вести говоря, не в городе, а в местечке.
И было это в воскресенье.
Представьте себе - весна, весеннее солнышко играет. Природа, так ска-
зать, пробуждается. Травка, возможно, что зеленеть начинает.
Население, конечно, высыпало на улицу. Панели шлифует.
И тут же среди населения гуляет собственной персоной помощник на-
чальника местной милиции товарищ Дрожкин. С супругой. Прелестный ситце-
вый туалет. Шляпа. Зонтичек. Калоши.
И гуляют они, ну прямо как простые смертные. Не гнушаются. Прямо так
и прут под ручку по общему тротуару.
Доперли они до угла бывшей Казначейской улицы. Вдруг стоп. Среди,
можно сказать, общего пешеходного тротуара - свинья мотается. Такая до-
вольно крупная свинья, пудов, может быть, на семь.
И пес ее знает, откуда она забрела. Но факт, что забрела и явно нару-
шает общественный беспорядок.
А тут, как на грех, товарищ Дрожкин с супругой.
Господи твоя воля! Да, может, товарищу Дрожкину неприятно на свинью
глядеть? Может, ему во внеслужебное время охота на какую-нибудь благо-
родную часть природы поглядеть? А тут свинья. Господи, твоя воля, какие
неосторожные поступки со стороны свиньи! И кто такую дрянь выпустил на-
ружу? Это же прямо невозможно!
А главное - товарищ Дрожкин вспыльчивый был. Он сразу вскипел.
- Это, - кричит, - чья свинья? Будьте любезны ее ликвидировать.
Прохожие, известно, растерялись. Молчат.
Начальник говорит:
- Это что ж делается средь бела дня! Свиньи прохожих затирают. Шагу
не дают шагнуть. Вот я ее сейчас из револьвера тяпну.
Вынимает, конечно, товарищ Дрожкин револьвер. Тут среди местной пуб-
лики замешательство происходит. Некоторые, более опытные прохожие, с
большим, так сказать, военным стажем, в сторону сиганули в рассуждении
пули.
Только хотел начальник свинку угробить - жена вмешалась. Супруга.
- Петя, - говорит, - не надо ее из револьверу бить. Сейчас, может
быть, она под ворота удалится.
Муж говорит:
- Не твое гражданское дело. Замри на короткое время. Не вмешивайся в
действия милиции.
В это время из-под ворот такая небольшая старушка выплывает.
Выплывает такая небольшая старушка и что-то ищет.
- Ахти, - говорит, - господи! Да вот он где, мой кабан. Не надо его,
товарищ начальник, из пистолета пужать. Сейчас я его уберу.
Товарищ Дрожкин обратно вспылил. Может, ему хотелось на природу любо-
ваться, а тут, извиняюсь, неуклюжая старуха со свиньей.
- Ага, - говорит, - твоя свинья! Вот я ее сейчас из револьверу трах-
ну. А тебя в отделение отправлю. Будешь свиней распущать.
Тут опять жена вмешалась.
- Петя, - говорит, - пойдем, за ради бога. Опоздаем же на обед.
И, конечно, по глупости своей супруга за рукав потянула - дескать,
пойдем.
Ужасно побледнел начальник милиции.
- Ах, так, - говорит, - вмешиваться в действия и в распоряжения мили-
ции! За рукав хватать! Вот я тебя сейчас арестую.
Свистнул товарищ Дрожкин постового.
- Взять, - говорит, - эту гражданку. Отправить в отделение. Вмешива-
лась в действия милиции.
Взял постовой неосторожную супругу за руку и повел в отделение.
Народ безмолвствовал.
А сколько жена просидела в милиции и каковы были последствия семейной
неурядицы - нам неизвестно. Об этом, к сожалению, в газете ничего не го-
ворится.
1925
ОБЕЗЬЯНИЙ ЯЗЫК
Трудный этот русский язык, дорогие граждане! Беда, какой трудный.
Главная причина в том, что иностранных слов в нем до черта. Ну, взять
французскую речь. Все хорошо и понятно. Кескесе, мерси, комси - все, об-
ратите ваше внимание, чисто французские, натуральные, понятные слова.
А нуте-ка, сунься теперь с русской фразой - беда. Вся речь пересыпана
словами с иностранным, туманным значением.
От этого затрудняется речь, нарушается дыхание и треплются нервы.
Я вот на днях слышал разговор. На собрании было. Соседи мои разгово-
рились.
Очень умный и интеллигентный разговор был, но я, человек без высшего
образования, понимал ихний разговор с трудом и хлопал ушами.
Началось дело с пустяков.
Мой сосед, не старый еще мужчина, с бородой, наклонился к своему со-
седу слева и вежливо спросил:
- А что, товарищ, это заседание пленарное будет али как?
- Пленарное, - небрежно ответил сосед.
- Ишь ты, - удивился первый, - то-то я и гляжу, что такое? Как будто
оно и пленарное.
- Да уж будьте покойны, - строго ответил второй. - Сегодня сильно
пленарное и кворум такой подобрался - только держись.
- Да ну? - спросил сосед. - Неужели и кворум подобрался?
- Ей-богу, - сказал второй.
- И что же он, кворум-то этот?
- Да ничего, - ответил сосед, несколько растерявшись. - Подобрался, и
все тут.
- Скажи на милость, - с огорчением покачал головой первый сосед. - С
чего бы это он, а?
Второй сосед развел руками и строго посмотрел на собеседника, потом
добавил с мягкой улыбкой:
- Вот вы, товарищ, небось не одобряете эти пленарные заседания... А
мне как-то они ближе. Все как-то, знаете ли, выходит в них минимально по
существу дня... Хотя я, прямо скажу, последнее время отношусь довольно
перманентно к этим собраниям. Так, знаете ли, индустрия из пустого в по-
рожнее.
- Не всегда это, - возразил первый. - Если, конечно, посмотреть с
точки зрения. Вступить, так сказать, на точку зрения и оттеда, с точки
зрения, то - да, индустрия конкретно.
- Конкретно фактически, - строго поправил второй.
- Пожалуй, - согласился собеседник. - Это я тоже допущаю. Конкретно
фактически. Хотя как когда...
- Всегда, - коротко отрезал второй. - Всегда, уважаемый товарищ. Осо-
бенно, если после речей подсекция заварится минимально. Дискуссии и кри-
ку тогда не оберешься...
Па трибуну взошел человек и махнул рукой. Все смолкло. Только соседи
мои, несколько разгоряченные спором, не сразу замолчали. Первый сосед
никак не мог помириться с тем, что подсекция заваривается минимально.
Ему казалось, что подсекция заваривается несколько иначе.
На соседей моих зашикали. Соседи пожали плечами и смолкли. Потом пер-
вый сосед снова наклонился ко второму и тихо спросил:
- Это кто ж там такой вышедши?
- Это? Да это президиум вышедши. Очень острый мужчина. И оратор пер-
вейший. Завсегда остро говорит по существу дня.
Оратор простер руку вперед и начал речь.
И когда он произносил надменные слова с иностранным, туманным значе-
нием, соседи мои сурово кивали головами. Причем второй сосед строго пог-
лядывал на первого, желая показать, что он все же был прав в только что
законченном споре.
Трудно, товарищи, говорить по-русски!
1925
ЛИМОНАД
Я, конечно, человек непьющий. Ежели другой раз и выпью, то мало -
так, приличия ради или славную компанию поддержать.
Больше как две бутылки мне враз нипочем не употребить. Здоровье не
дозволяет. Один раз, помню, в день своего бывшего ангела, я четверти вы-
кушал.
Но это было в молодые, крепкие годы, когда сердце отчаянно в груди
билось и в голове мелькали разные мысли.
А теперь старею.
Знакомый ветеринарный фельдшер, товарищ Птицын, давеча осматривал ме-
ня и даже, знаете, испугался. Задрожал.
- У вас, - говорит, - полная девальвация. Где, говорит, печень, где
мочевой пузырь, распознать, говорит, нет никакой возможности. Очень, го-
ворит, вы сносились.
Хотел я этого фельдшера побить, но после остыл к нему.
"Дай, - думаю, - сперва к хорошему врачу схожу, удостоверюсь".
Врач никакой девальвации не нашел.
- Органы, - говорит, - у вас довольно в аккуратном виде. И пузырь,
говорит, вполне порядочный и не протекает. Что касается сердца - очень
еще отличное, даже, говорит, шире, чем надо. Но, говорит, пить вы перес-
таньте, иначе очень просто смерть может приключиться.
А помирать, конечно, мне неохота. Я жить люблю. Я человек еще моло-
дой. Мне только-только в начале нэпа сорок три года стукнуло. Можно ска-
зать, в полном расцвете сил и здоровья. И сердце в груди широкое. И пу-
зырь, главное, не протекает. С таким пузырем жить да радоваться. "Надо,
- думаю, - в самом деле пить бросить". Взял и бросил.
Не пью и не пью. Час не пью, два не пью. В пять часов вечера пошел,
конечно, обедать в столовую.
Покушал суп. Начал вареное мясо кушать - охота выпить. "Заместо, -
думаю, - острых напитков попрошу чего-нибудь помягче - нарзану или же
лимонаду". Зову.
- Эй, - говорю, - который тут мне порции подавал, неси мне, куриная
твоя голова, лимонаду.
Приносят, конечно, мне лимонаду на интеллигентном подносе. В графине.
Наливаю в стопку.
Пью я эту стопку, чувствую: кажись, водка. Налил еще. Ей-богу, водка.
Что за черт! Налил остатки - самая настоящая водка.
- Неси, - кричу, - еще!
"Вот, - думаю, - поперло-то!"
Приносит еще.
Попробовал еще. Никакого сомнения не осталось - самая натуральная.
После, когда деньги заплатил, замечание все-таки сделал.
- Я, - говорю, - лимонаду просил, а ты чего носишь, куриная твоя го-
лова?
Тот говорит:
- Так что это у нас завсегда лимонадом зовется. Вполне законное сло-
во. Еще с прежних времен... А натурального лимонаду, извиняюсь, не дер-
жим - потребителя нету.
- Неси, - говорю, - еще последнюю.
Так и не бросил. А желание было горячее. Только вот обстоятельства
помешали. Как говорится - жизнь диктует свои законы. Надо подчиняться.
1925
ПАУТИНА
Вот говорят, что деньги сильней всего на свете. Вздор. Ерунда.
Капиталисты для самообольщения все это выдумали.
Есть на свете кое-что покрепче денег.
Двумя словами об этом не рассказать. Тут целый рассказ требуется.
Извольте рассказ.
Высокой квалификации токарь по металлу, Иван Борисович Левонидов,
рассказал мне его.
- Да, дорогой товарищ, - сказал Левонидов, - такие дела на свете де-
лаются, что только в книгу записывай.
Появился у нас, на заводе, любимчик - Егорка Драпов. Человек он ара-
пистый. Усишки белокурые. Взгляд этакий вредный. И нос вроде перламутро-
вой пуговицы.
А карьеру между тем делает. По службе повышается, на легкую работу
назначается и жалованье получает по высшему разряду.
Мастер с ним за ручку. А раз даже, проходя мимо Егорки Драпова, мас-
тер пощекотал его пальцами и с уважением таким ему улыбнулся.
Стали рабочие думать, что и почему. И за какие личные качества повы-
шается человек.
Думали, гадали, но не разгадали и пошли к инженеру Фирсу.
- Вот, - говорим, - любезный отец, просим покорнейше одернуть зарвав-
шегося мастера. Пущай не повышает своего любимца Егорку Драпова. И
пальцем пущай не щекотит, проходя мимо.
Сначала инженер, конечно, испугался, - думал, что его хотят выводить
на свежую воду, но после обрадовался.
- Будьте, - говорит, - товарищи, благонадежны. Зарвавшегося мастера
одерну, а Егорку Драпова в другое отделение переведу.
Проходит между тем месяц. Погода стоит отличная. Ветры дуют южные. И
наводнения не предвидится. А любимчик - Егорка Драпов - карьеру между
тем делает все более заманчивую.
И не только теперь мастер, а и сам любимый спец с ним похохатывает и
ручку ему жмет.
Ахнули рабочие. И я ахнул.
"Неужели же, - думаем, - правды на земле нету? Ведь за какие же это
данные повышается человек и пальцами щекотится мастером?"
Пошли мы небольшой группой к красному директору Ивану Павловичу.
- Вы, - говорим, - который этот и тому подобное. Да за что же, гово-
рим, такая несообразность?
А красный директор, нахмурившись, отвечает:
