поколбаситься перед уважаемой публикой охота.
Вот Володя сел в поезд и начал маленько проявлять себя. Дескать, он
это такой человек, что все ему можно. И даже народный суд, в случае еже-
ли чего, завсегда за него заступится. Потому у него - пущай публика зна-
ет - происхождение очень отличное. И родной дед его был коровьим пасту-
хом, и мамаша его была наипростая баба...
И вот мелет Володька языком - струя на него такая нашла - погордиться
захотел. А тут какой-то напротив Володьки гражданин обнаруживается. Вата
у него в ухе, и одет чисто, не без комфорта. И говорит он:
- А ты, говорит, потреплюсь еще, так тебя и заметут на первом полус-
танке.
Володька говорит:
- Ты мое самосознание не задевай. Не могут меня замести в силу проис-
хождения. Пущай я чего хочешь сделаю - во всем мне будет льгота.
Ну, струя на него такая напала. Пьяный же.
А публика начала выражать свое недовольство по этому поводу. А кото-
рые наиболее ядовитые, те подначивать начали. А какой-то в синем карту-
зе, подлая его душа, говорит:
- А ты, говорит, милый, стукни вот вдребезги по окну, а мы, говорит,
пущай посмотрим, - заметут тебя, или тебе ничего не будет. Или, говорит,
еще того чище, - стекла ты не тронь, а останови поезд за эту ручку...
Это тормоз...
Володька говорит:
- За какую за эту ручку? Ты, говорит, паразит, точнее выражайся.
Который в синем картузе отвечает:
- Да вот за эту. Это тормоз Вестингауза. Дергани его слева в эту сто-
рону.
Публика и гражданин, у которого вата в ухе, начали, конечно, останав-
ливать поднатчика. Дескать, довольно стыдно трезвые идеи внушать окосев-
шему человеку.
А Володька Боков встал и слева как дерганет ручку.
Тут все и онемели сразу. Молчание сразу среди пассажиров наступило.
Только слышно, как колесья чукают. И ничего больше. Который в синем кар-
тузе, тот ахнул.
- Ах, - говорит, - холера, остановил ведь...
Тут многие с места повскакали. Который в синем картузе - на площадку
пытался выйти от греха. Пассажиры не пустили.
У которого вата в ухе, тот говорит:
- Это хулиганство. Сейчас ведь поезд остановится... Транспорт от это-
го изнашивается. Задержка, кроме того.
Володька Боков сам испугался малость.
- Держите, - говорит, - этого, который в синем картузе. Пущай вместе
сядем. Он меня подначил.
А поезд между тем враз не остановился.
Публика говорит:
- Враз и не может поезд останавливаться. Хотя и дачный поезд, а ему
после тормоза разбег полагается - двадцать пять саженей. А по мокрым
рельсам и того больше.
А поезд между тем идет и идет себе.
Версту проехали - незаметно остановки.
У которого вата в ухе - говорит:
- Тормоз-то, говорит, кажись, тово... неисправный.
Володька говорит:
- Я ж и говорю: ни хрена мне не будет. Выкусили?
И сел. А на остановке вышел на площадку, освежился малость и домой
прибыл трезвый, что стеклышко.
1926
МЕДИК
Нынче, граждане, в народных судах все больше медиков судят. Один, ви-
дите ли, операцию погаными руками произвел, другой - с носа очки обронил
в кишки и найти но может, третий - ланцет потерял во внутренностях или
же не то отрезал, чего следует, какой-нибудь неопытной дамочке.
Все это не по-европейски. Все это круглое невежество. И судить таких
врачей надо.
Но вот, за что, товарищи, судить будут медика Егорыча? Конечно, выс-
шего образования у него нету. Но и вины особой нету.
А заболел тут один мужичок. Фамилия - Рябов, профессия - ломовой из-
возчик. Лет от роду - тридцать семь. Беспартийный.
Мужик хороший - слов нету. Хотя и беспартийный, но в союзе состоит и
ставку по третьему разряду получает.
Ну, заболел. Слег. Подумаешь, беда какая. Пухнет, видите ли, у него
живот и дышать трудно. Ну, потерпи! Ну, бутылку с горячей водой приложи
к брюху - так нет. Испугался очень. Задрожал. И велит бабе своей, не жа-
леючи никаких денег, пригласить наилучшего знаменитого врача. А баба
что? Баба всплакнула насчет денег, но спорить с больным не стала. Приг-
ласила врача.
Является этакий долговязый медик с высшим образованием. Фамилия Воро-
бейчик. Беспартийный.
Ну, осмотрел он живот. Пощупал чего следует и говорит:
- Ерунда, говорит. Зря, говорит, знаменитых врачей понапрасну беспо-
коите. Маленько объелся мужик через меру. Пущай, говорит, клистир ставит
и курей кушает.
Сказал и ушел. Счастливо оставаться.
А мужик загрустил.
"Эх, - думает, - так его за ногу! Какие дамские рецепты ставит. Отец,
думает, мой не знал легкие средства, и я знать не желаю. А курей пущай
кушает международная буржуазия".
И вот погрустил мужик до вечера. А вечером велит бабе своей, не желая
никаких денег, пригласить знаменитого Егорыча с Малой Охты.
Баба, конечно, взгрустнула насчет денег, но спорить с больным не ста-
ла - поехала. Приглашает.
Тот, конечно, покобенился.
- Чего, - говорит, - я после знаменитых медиков туда и обратно ездить
буду? Я человек без высшего образования, писать знаю плохо. Чего мне
взад-вперед ездить?
Ну, покобенился, выговорил себе всякие льготы: сколько хлебом и
сколько деньгами - и поехал.
Приехал. Здравствуйте.
Щупать руками желудок не стал.
- Наружный, - говорит, - желудок тут ни при чем. Все, говорит, дело
во внутреннем. А внутренний щупай - болезнь от того не ослабнет. Только
разбередить можно.
Расспросил он только, что первый медик прописал и какие рецепты пос-
тавил, горько про себя усмехнулся и велит больному писать записку - дес-
кать, я здоров, и папаша покойный здоров, во имя отца и святого духа.
И эту записку велит проглотить.
Выслушал мужик, намотал на ус.
"Ох, - думает, - так его за ногу! Ученье свет - поученье тьма. Гово-
рило государство: учись - не учился. А как бы пригодилась теперь наука".
Покачал мужик бороденкой и говорит через зубы:
- Нету, говорит, не могу писать. Не обучен. Знаю только фамилие под-
писывать. Может, хватит.
- Нету, - отвечает Егорыч, нахмурившись и теребя усишки. - Нету. Одно
фамилие не хватит. Фамилие, говорит, подписывать от грыжи хорошо, а от
внутренней полная записка нужна.
- Чего же, - спрашивает мужик, - делать? Может, вы за меня напишете,
потрудитесь?
- Я бы, - говорит Егорыч, - написал, да, говорит, очки на рояли за-
был. Пущай кто-нибудь из родных и знакомых пишет.
Ладно. Позвали дворника Апдрона.
А дворник даром что беспартийный, а спец: писать и подписывать может.
Пришел Андрон. Выговорил себе цену, попросил карандаш, сам сбегал за
бумагой и стал писать.
Час или два писал, вспотел, но написал:
"Я здоров, и папаша покойный здоров, во имя отца и святого духа.
Дворник дома N 6.
Андрон".
Написал. Подал мужику. Мужик глотал, глотал - проглотил.
А Егорыч тем временем попрощался со всеми любезно и отбыл, заявив,
что за исход он не ручается - не сам больной писал.
А мужик повеселел, покушал даже, но к ночи все-таки помер.
А перед смертью рвало его сильно, и в животе резало.
Ну, помер - рой землю, покупай гроб, - так нет. Пожалела баба денег -
пошла в союз жаловаться: дескать, нельзя ли с Егорыча деньги вернуть.
Денег с Егорыча не вернули - не таковский, но дело всплыло.
Разрезали мужика. И бумажку нашли. Развернули, прочитали, ахнули:
дескать, подпись не та, дескать, подпись Андронова - и дело в суд. И су-
ду доложили: подпись не та, бумажка обойная и размером для желудка вели-
ка - разбирайтесь!
А Егорыч заявил на следствии: "Я, братцы, ни при чем, не я писал, не
я глотал и не я бумажку доставал. А что дворник Андрон подпись свою пос-
тавил, а не больного - недосмотрел я. Судите меня за недосмотр".
А Андрон доложил: "Я, говорит, два часа писал и запарился. И, запа-
рившись, свою фамилию написал. Я, говорит, и есть убийца. Прошу снисхож-
дения".
Теперь Егорыча с Андроном судить будут. Неужели же засудят?
1926
ПРИСКОРБНЫЙ СЛУЧАЙ
Как хотите, товарищи, а Николаю Ивановичу я очень сочувствую. Постра-
дал этот милый человек на все шесть гривен и ничего такого особенно вы-
дающегося за эти деньги не видел.
Только что характер у него оказался мягкий и уступчивый. Другой бы на
его месте все кино, может, разбросал и публику из залы выкурил. Потому
шесть гривен ежедневно на полу не валяются. Понимать надо.
А в субботу голубчик наш, Николай Иванович, немножко, конечно, выпил.
После получки.
А был этот человек в высшей степени сознательный. Другой бы выпивший
человек начал бузить и расстраиваться, а Николай Иванович чинно и благо-
родно прошелся по проспекту. Спел что-то там такое. Вдруг глядит перед
ним кино.
"Дай, - думает, - все равно - зайду в кино. Человек, думает, я
культурный, полуинтеллигентный, чего мне зря по панелям в пьяном виде
трепаться и прохожих задевать? Дай, думает, я ленту в пьяном виде пос-
мотрю. Никогда ничего подобного не видел".
Купил он за свои пречистые билет. И сел в переднем ряду. Сел в перед-
нем ряду и чинно-благородно смотрит.
Только, может, посмотрел он на одну надпись, вдруг в Ригу поехал. По-
тому очень тепло в зале, публика дышит, и темнота на психику благоприят-
но действует.
Поехал в Ригу наш Николай Иванович, все чинно-благородно - никого не
трогает, экран руками не хватает, лампочек не выкручивает, а сидит себе
и тихонько в Ригу едет.
Вдруг стала трезвая публика выражать недовольствие по поводу, значит,
Риги.
- Могли бы, - говорят, - товарищ, для этой цели в фойе пройтись,
только, говорят, смотрящих драму отвлекаете на другие идеи.
Николай Иванович - человек культурный, сознательный - не стал, конеч-
но, зря спорить и горячиться. А встал себе и пошел тихонько.
"Чего, - думает, - с трезвыми связываться? От них скандалу не обе-
решься".
Пошел он к выходу. Обращается в кассу.
- Только что, - говорит, - дамочка, куплен у вас билет, прошу вернуть
назад деньги. Потому как не Могу картину глядеть - меня в темноте разво-
зит.
Кассирша говорит:
- Деньги мы назад выдавать не можем, ежели вас развозит - идите ти-
хонько спать.
Поднялся тут шум и перебранка. Другой бы на месте Николая Иваныча за
волосья бы выволок кассиршу из кассы и вернул бы свои пречистые. А Нико-
лай Иванович, человек тихий и культурный, только, может, раз и пихнул
кассиршу.
- Ты, - говорит, - пойми, зараза, не смотрел я еще на твою ленту. От-
дай, говорят, мои пречистые.
И все так чинно-благородно, без скандалу, - просит вообще вернуть
свои же деньги.
Тут заведующий прибегает.
- Мы, - говорит, - деньги назад не вертаем, раз, говорит, взято,
будьте любезны досмотреть ленту.
Другой бы на месте Николая Ивановича плюнул бы в зава и пошел бы дос-
матривать за свои пречистые. А Николай Ивановичу очень грустно стало
насчет денег, начал он горячо объясняться и обратно в Ригу поехал.
Тут, конечно, схватили Николая Ивановича, как собаку, поволокли в ми-
лицию. До утра продержали. А утром взяли с него трешку штрафу и выпусти-
ли.
Очень мне теперь жалко Николая Ивановича. Такой, знаете, прискорбный
случай: человек, можно сказать, и ленты не глядел, только что за билет
подержался - и, пожалуйте, гоните за это мелкое удовольствие три шесть
гривен. И за что, спрашивается, три шесть гривен?
1926
КИНОДРАМА
Театр я не хаю. Но кино все-таки лучше. Оно выгодней театра. Разде-
ваться, например, не надо - гривенники от этого все время экономишь.
Бриться опять же не обязательно - в потемках личности не видать.
В кино только в самую залу входить худо. Трудновато входить. Свободно
могут затискать до смерти.
А так все остальное очень благородно. Легко смотрится.
В именины моей супруги поперли мы с ней кинодраму глядеть. Купили би-
леты. Начали ждать.
А народу многонько скопившись. И все у дверей мнутся.
Вдруг открывается дверь, и барышня говорит: "Валяйте".
