смерти, и я не хотел торчать здесь, теряя время.
Я опять набрал воздуха и нырнул.
Я коснулся дна. Я наощупь пробирался сквозь подводные
препятствия.
Я плыл долго, как только мог, а затем всплыл у правого
берега, постепенно выдыхая воздух при приближении к
поверхности.
Я вынырнул, отдышался, сделал глубокий вдох и нырнул вновь, даже
не посмотрев, на каком участке реки я нахожусь.
Я плыл до тех пор, пока мои легкие не попытались взорваться, а
потом опять вынырнул.
На этот раз мне не повезло. Одна из стрел прошила мой левый
бицепс. Мне удалось нырнуть вновь и, опустившись на дно, сломать
древко стрелы. Потом я вытащил острие и продолжал плыть
по-лягушачьи, брыкаясь и загребая правой рукой. Когда я вынырну в
следующий раз, то окажусь для стрелков прекрасной подсадной
уткой.
Поэтому я заставлял себя плыть, пока в глазах на заплясали
алые искры, а в голове не помутилось. Наверное, я оставался
под водой минуты три.
Когда я вынырнул, то ничего не случилось, и
я забултыхался в воде, задыхаясь.
Я добрался до левого берега и уцепился за прибрежные корни.
Огляделся вокруг.
Деревьев здесь почти не было, и огонь сюда не дошел. Оба
берега казались пустынными, да и река тоже. Могло ли так
случиться, что я останусь единственным выжившим? Это казалось
маловероятным. В конце концов нас было слишком много, когда мы
начинали этот последний переход.
Я был полумертв от усталости и все тело было прострелено ноющей
болью. Каждый дюйм кожи, казалось, горел, но вода была настолько
холодной, что я весь дрожал и, вероятно, посинел. Если я вообще
хочу остаться в живых, мне придется выйти из реки. Я чувствовал,
что могу поднатужиться и проплыть под водой еще немного и решил
попробовать, прежде чем убираться из уютных глубин.
С грехом пополам я провел еще четыре заплыва и
почувствовал, что если нырну пятый, то уже не вынырну. Поэтому
я уцепился за камень, передохнул и выполз на сушу.
Я перекатился на спину и огляделся вокруг. Я не узнавал
местности. Однако пожар сюда еще не дошел. Справа от меня рос
густой кустарник, и я пополз к нему, вполз и, свалившись лицом
в землю, заснул.
Когда я проснулся, то решил никогда так больше не поступать.
Болел каждый дюйм меня, да и к тому же тошнило. Я пролежал
несколько часов в полубреду, но в конце концов с трудом
дотащился до реки, чтобы надолго присосаться к воде. Затем я
повернул в чащу, добрался до нее и снова заснул.
Когда я пришел в себя во второй раз, мне все еще было плохо,
но уже стало чуточку полегче. Я пошел к реке, затем вернулся и с
помощью одного из ледяных Козырей обнаружил, что Блейс жив.
-- Где ты?-- спросил он, когда мы связались.
-- Черт меня дери, если знаю,-- ответил я.-- Повезло, что я
вообще где-то. По-моему, недалеко от моря. Я слышу волны
и узнаю запах.
-- Ты рядом с рекой?
-- Да.
-- На каком берегу?
-- На левом, если смотреть на море. Север.
-- Тогда оставайся на месте,-- сказал Блейс.-- Я пошлю за
тобой. Джулиэна поблизости нет. Я собираю войско. Я уже собрал
больше двух тысяч, но большинство наших еще разбросаны по
берегу.
-- Все хорошо,-- ответил я, и так, в общем, оно и было.
Я остался на месте. И как только сделал это, уснул.
Я услышал, как они ломают кусты, и насторожился. Раздвинув ветки,
я посмотрел вперед.
Это были три высоких краснокожих солдата.
Я разогнул затекшие конечности, почистил одежду, пригладил рукой
волосы, выпрямился, покачнулся, сделал несколько глубоких вдохов
и выступил вперед.
-- Я здесь,-- объявил я.
Двое из них вздрогнули, клинки прыгнули им в руки, когда я
заговорил.
Но они быстро сориентировались, заулыбались, отдали мне честь и
проводили в лагерь. Он был в двух милях. Я дошел до него без
чужой поддержки.
Появился Блейс и сказал:
-- У нас уже более трех тысяч.
Затем он позвал военного врача, чтобы тот снова обо мне
позаботился.
Ночью никто на нас не напал, и весь следующий день стекались
к нам остатки нашего войска.
Их уже было тысяч пять. Вдали был виден Янтарь.
Мы проспали всю следующую ночь и отправились в марш утром.
К полудню мы проделали около пятнадцати миль. Мы шли
вдоль берега, и нигде не было видно никаких признаков Джулиэна.
Боль от моих ожогов начала проходить. Бедро выздоровело, но боль
в плече и руке то швыряла меня в преисподнюю, то возвращала
обратно.
Мы двигались в быстром марше и скоро оказались в сорока милях от
Янтаря. Погода оставалась милосердной, а лес слева от нас
расстилался покинутыми, почерневшими руинами. Огонь уничтожил в
долине почти весь кустарник -- хоть что-то оказалось в нашу
пользу. Ни Джулиэн, ни кто другой не мог теперь устроить
засаду. Мы бы увидели их за милю. До захода солнца мы прошли
еще миль десять и расположились отдыхать на берегу.
Следующий день. Я вспомнил, что вскоре должна состояться
коронация Эрика, и напомнил об этом Блейсу. Мы почти потеряли
счет дням, но, подсчитав, поняли, что несколько дней у нас еще
есть.
Мы сделали полудневный марш-бросок, а затем встали отдохнуть.
К этому времени мы находились в двадцати пяти милях от
подножия Колвира. В сумерки это расстояние сократилось до
десяти миль.
И мы продолжали идти. Мы шли до полуночи и вновь сделали привал.
Теперь я уже снова чувствовал себя живым. Я поупражнялся немного
с клинком и одолел его капризы. На следующий день мне стало
еще лучше.
Мы шли, пока не дошли до подножия Колвира, где нас встретило все
войско Джулиэна вместе с матросами Кэйна, сражавшимися
теперь в сухопутном строю.
Блейс встал там и командовал, как Роберт Е.Ли в Чэнсиллорсвилле,
и мы победили их.
У нас осталось примерно три тысячи солдат, когда мы перебили
все отряды, которые бросал против нас Джулиэн. Джулиэн, конечно,
сбежал.
Но мы победили. В ту ночь мы праздновали это событие. Мы
победили.
Но я был испуган этим и известил о своих страхах Блейса. Три
тысячи солдат против Колвира.
Я потерял флот, а Блейс потерял более девяноста восьми
процентов пехоты. Я не мог рассматривать это как событие,
несущее радость.
Мне это не нравилось.
А на следующий день мы начали подъем. Здесь была лестница,
позволяющая людям подниматься в ряд по двое. Однако вскоре она
сузится, и мы вынуждены будем идти друг за другом гуськом.
Мы прошли вверх на Колвир сто ярдов, потом двести, триста...
Затем с моря налетел ураган, и мы прижались к камням и были
исхлестаны ураганным ветром.
Потом мы недосчитались то ли двух, то ли трех сотен людей.
Мы поднимались, но пошел дождь. Путь наверх стал круче, более
скользким. Поднявшись на четверть высоты Колвира, мы столкнулись
с колонной спускавшихся вооруженных людей. Первый из наступавших
обменялся ударами с нашим авангардом, и двое людей упали
мертвыми. Мы отыграли две ступеньки, и еще один был убит.
Так продолжалось более часа, и к тому времени мы поднялись на
треть высоты Колвира, а наша колонна продолжала укорачиваться,
подводя схватку все ближе ко мне и Блейсу. Но наши краснокожие
воины были сильнее, чем солдаты Эрика. Раздавался стук оружия,
крик, и человек пролетал мимо нас. Иногда это был краснокожий,
иногда мохнатик, но чаще всего он носил цвета Эрика, был одет в
форму его гвардии.
Мы дошли до половинной отметки, сражаясь за каждую ступеньку.
Когда мы дойдем до вершины, перед нами откроется широкая
лестница, по отражению которой я спускался в Ратн-Я. Эта
лестница приведет нас к Большой Арке -- восточным воротам
Янтаря.
Идущих впереди осталось пятьдесят, потом сорок, тридцать,
двадцать, дюжина...
Мы прошли две трети пути, и лестница позади нас уходила вниз
зигзагами через лицо Колвира. Восточной лестницей пользуются
редко. Она была больше украшением. В наши первоначальные планы
входило пройти по выжженной равнине, а затем, сделав круг, обойти
горы с запада и войти в Янтарь с тыла. Но огонь и Джулиэн
спутали наши планы. Нам бы никогда не удалось то, что мы
задумали. Теперь нам осталось либо атаковать в лоб, либо не
делать ничего. А не делать ничего мы не собирались.
Еще три воина Эрика пало, и мы взобрались на четыре ступеньки.
Затем наш человек совершил затяжной прыжок, и мы потеряли
ступеньку.
Ветер с моря был резок и холоден, и у подножия горы стали
собираться птицы. Сквозь облака проглянуло солнце -- наверное,
Эрик оставил погоду в покое, когда мы вступили в бой с его
основными силами.
Мы поднялись еще на шесть ступенек и потеряли еще одного
человека.
Это было странно, печально и дико...
Блейс шел впереди меня, так что скоро настанет его черед. Затем
мой, если он погибнет.
В авангарде оставалось шестеро.
Десять ступенек...
Осталось пятеро...
Мы медленно продвигались вперед, а сзади, насколько я мог видеть,
на каждой ступени была кровь. В этом было что-то от дурного
символа.
Наш пятый человек убил четверых, прежде чем пал сам, что
принесло нам еще один зиг или заг -- на выбор.
Вперед и вверх, третий наш человек дрался с клинком в каждой
руке. Хорошо, что он бился в святой войне за святое дело,
поэтому каждый удар он наносил с яростью. Прежде чем умереть, он
сделал троих.
Следующий не был так усерден или не так хорошо владел клинком.
Он был убит сразу же, и теперь их осталось двое.
Блейс вытащил свой длинный клинок с филигранью, и его лезвие
сверкнуло на солнце.
-- Скоро, брат,-- сказал он,-- мы посмотрим, что они смогут
сделать против принца Янтаря.
-- Надеюсь, против одного,--ответил я, и он ухмыльнулся.
Я бы сказал, что мы прошли три четверти пути, когда, наконец,
наступила очередь Блейса.
Он ринулся вперед, мгновенно выбив первого человека перед собой.
Острие его клинка нашло горло второго, а лезвие его упало на
голову третьего, скидывая вниз и его. Несколько мгновений он
продолжал свою дуэль с четвертым, но быстро с ним справился.
Мой клинок был у меня в руке, готовый к бою, пока я смотрел и
продвигался следом.
Блейс был великолепен, даже лучше, чем я его помнил. Он несся
вперед как вихрь, и клинок в его руке был живым в отблесках
света. Они падали перед ним -- как они падали, друг мой! И что
бы ни говорили о Блейсе, в тот день он подтвердил свой ранг. Я
прикинул, сколько он продержится.
В левой руке Блейс держал кинжал, используя его с жестокой
эффективностью в приеме corps a corps. Он оставил кинжал в горле
одиннадцатой жертвы.
Я не видел конца колонны, выступившей против нас. Я решил, что
скорее всего она тянется до верхней площадки. Я надеялся, что
моя очередь не настанет. Я почти верил в это.
Еще три воина отвесно рухнули мимо, и тут мы дошли до небольшой
лестничной площадки и поворота. Он расчистил площадку и начал
подъем. С полчаса я наблюдал за ним, а они умирали и умирали. Я
слышал шепот благоговения людей позади меня. Я почти решил, что
ему удастся пробиться до самого верха.
Он использовал каждый имеющийся в распоряжении трюк. Он отводил
клинки и взгляды плащом. Он делал подножки. Он хватал солдат за
кисти рук и со всей силой выворачивал их.
Мы дошли до следующей лестничной площадки. На его рукаве
выступила кровь, но он не переставал улыбаться, и солдаты,
стоящие вслед за теми, кого он убивал, были бледны.
Это тоже ему помогало. И возможно то, что за ним стоял я,
готовый заполнить брешь, тоже нагоняло на них страх,
действовало на нервы, замедляло движения. Как я позднее узнал,
они слышали о нашей битве на море.
Блейс поднялся до следующей площадки, расчистил ее, вновь
повернул и вновь начал подниматься. Я не думал, что он сможет
зайти так далеко. И я не думаю, что я смог бы зайти так далеко,
как он. Это было почти феноменальная демонстрация мастерского
искусства владения мечом, я не видел такого с тех пор, как
Бенедикт в Лесу Ардена сдерживал Лунных Всадников из Генеша.
Однако Блейс устал, это я тоже видел. Если б была хоть какая-то
возможность сменить его, дать ему хоть немного отдохнуть...
Но такой возможности не было. Поэтому я продолжал идти,
