сочинять музыку, пока не превзошел даже меня. Цвет одежд его был
кармином, а слова -- золотом. Я любил его как своих двух-трех
друзей в Янтаре. хотя никогда не думал, что он пойдет на такой
риск ради меня. Я думал, что никто не пойдет. Я сделал еще
несколько глотков и раскурил вторую сигарету в его честь. Он был
хорошим человеком. Я подумал, долго ли он проживет при этом
дворе?
Окурки (и чуть погодя пустую бутылку) я выкинул в дыру нужника.
Я не хотел, если вдруг неожиданно нагрянет обыск, кто-нибудь
случайно углядел, что я "кутю". Я съел всю еду и почувствовал
себя сытым и удовлетворенным впервые за все время заточения. Я
оставил последнюю бутылку вина про запас, на случай еще одной
гигантской пьянки и забвения.
Время продолжало тащиться, и я опять втянулся в замкнутый круг
поиска виноватых.
Я очень надеялся, что Эрик не может оценить те силы, которыми
мы обладали. Он был королем в Янтаре, это верно, но он не знал
всего. Пока не знал. Не так, как знал Папа. У меня был один
шанс на миллион. Такой ничтожный и все же реальный, и он не
позволил мне сойти с ума в тот миг, когда я был комком
беспросветного отчаянья.
Может, я сошел с ума на какое-то время, не знаю. Многие из тех
дней сейчас, когда я стою у порога Хаоса, напоминают мне пустые
листы. Лишь боги знают, что было написано на них, а мне не
хочется думать об этом.
Бедные доктора, не существует такого врача, который смог бы
вылечить нашу семью...
Я лежал там и ходил там, в одурманивающей темноте. Я стал чуток
к звукам. Я слышал шорох крысиных лапок в соломе, отдаленные
стоны узников, эхо шагов стражника, когда он приближался с
подносом еды. По таким звукам я научился точно определять
расстояние и направление. Кажется, я стал более чуток и к запахам,
но старался думать о них как можно меньше. Кроме естественного
тошнотворного запаха камеры, здесь был еще и запах
гниющей плоти, в этом я мог бы поклясться. Я задумался. Если б я
умер, интересно, сколько времени прошло бы с тех пор, как заметили бы
мою смерть? Сколько кусков хлеба и бутылок с помоями унесут
обратно, пока стражнику не придет в голову проверить, жив ли
его узник?
Ответ на этот вопрос мог быть для меня очень важен.
Запах смерти держался очень долго. Я вновь попытался думать о
времени и решил, что пахло так не меньше недели.
Хоть я и сдерживался изо всех сил, сопротивляясь искушению так
долго, как мог, в конце концов у меня осталась лишь одна пачка
сигарет.
Я вскрыл ее и закурил. У меня был блок "Салема", и я выкурил
одиннадцать пачек. Это двести двадцать сигарет. Когда-то я
засекал время, сколько тратится на одну сигарету, и у меня
получилось семь минут. Значит, в общей сложности получалось
одна тысяча пятьсот сорок минут чистого курения, или двадцать
пять часов сорок минут. Я был уверен, что перерыв между
сигаретами составлял по меньшей мере час, скорее даже полтора.
Скажем, полтора. Теперь прикинем: на сон у меня уходит от
шести до восьми часов в день. Значит, шестнадцать-восемнадцать
часов я бодрствовал, и значит, за день я выкуривал
десять-двенадцать сигарет. А значит, со времени визита Рейна
прошло около трех недель. Он сказал, что со дня коронации прошло
четыре месяца и десять дней, и, следовательно, уже будет пять
месяцев.
Я нянчился с последней пачкой, наслаждаясь каждой сигаретой, как
любовным романом. Когда сигареты кончились, у меня наступила
депрессия.
Затем опять прошло очень много времени.
Я думал об Эрике. Как теперь обстоят у него дела? С какими
проблемами он столкнулся? Что с ним происходит сейчас? Почему он
ни разу не спустился вниз, чтобы помучить меня? Могут ли в
Янтаре действительно забыть меня по королевскому приказу?
Никогда, решил я.
А как братья? Почему ни один из них не установил со
мной связь? Ведь так легко было вытащить мой Козырь и
прервать приговор Эрика. И ни один этого не сделал.
Я долго думал о Мойре, последней женщине, которую я любил. Что
она делала? Думала ли обо мне? Наверное, нет. Может, она стала
любовницей Эрика или его королевой? Говорила ли она с ним обо
мне? Тоже, наверное, нет.
А как мои сестры? Забудь их. Суки они все.
Я бывал слепым раньше. Случилось это при взрыве пушки в Тени
Земля в XVIII веке. Слепота продолжалась месяц, а потом зрение
вернулось ко мне. Эрик же, когда отдавал приказ, имел в виду
слепоту навсегда. Я по-прежнему леденел в испарине и дрожал, и
просыпался с криком, когда воспоминания о раскаленном добела
железе возвращалось ко мне -- висит над глазами, а затем --
касается!..
Я застонал и продолжил мерить шагами камеру.
Я абсолютно ничего не мог сделать. И это было самое ужасное из
всего, что со мной произошло. Я был так же беспомощен, как
человеческий эмбрион. Родиться вновь со зрением и яростью -- за
это я продал бы душу. Хоть на час, но с клинком в руке для
нового поединка.
Я лег на матрас и заснул. Когда я проснулся, у двери стояла
пища, я пожевал, и вновь принялся мерить камеру шагами. Мои
ногти на руках и ногах отросли. Борода была очень длинна, а
волосы все время падали на глаза. Я чувствовал себя грязным, а
все тело непрерывно чесалось. Я не знал, есть ли у меня вши.
То, что принца Янтаря можно довести до такого состояния,
будило во мне бешенство. Я был воспитан в представлении о нас,
как о несокрушимых и вечных созданиях, чистых, холодных, твердых,
как бриллиант, таких, какими были наши изображения на Козырях.
Как выяснилось, это было не так.
Мы были такими же, как и остальные люди, разве что с большим
запасом прочности.
Я играл сам с собой, я рассказывал себе сказки, я вспоминал
приятные минуты своей жизни, -- их было немало. Я вспоминал
стихии: ветер, дождь, снег, летнее тепло и холодные весенние
сквозняки. В Тени Земля у меня был небольшой самолет, и я
наслаждался ощущением полета. Я вспоминал сверкающую панораму
цвета и расстояния, миниатюрные города, широкий голубой размах
неба, стада облаков (где они теперь?) и чистый простор океана
под плоскостями. Я вспоминал женщин, которых любил, вечеринки,
военную муштру. А когда все было перебрано, и мне нечем было
больше помочь, я думал о Янтаре.
Однажды, когда я думал о нем, мои слезные железы вдруг
заработали, и я заплакал.
После неописуемого количества времени, времени, заполненного
темнотой и сном, я услышал шаги, замершие у двери моей камеры, и
услышал, как в замке поворачивается ключ.
Прошло так много времени с последнего визита Рейна, что я забыл
вкус сигарет и вина. Я не мог определить, сколько времени
прошло, но чувствовал, что очень много.
В коридоре стояли двое. Я понял это по шагам еще до того, как
услышал их голоса.
Один голос я узнал.
Дверь распахнулась, и Джулиэн произнес мое имя.
Я не ответил ему сразу, и он повторил:
-- Кэвин? Иди сюда.
Большого выбора у меня не было, я выпрямился и вышел. Я
остановился, ощутив, что нахожусь совсем рядом с Джулиэном.
-- Чего ты хочешь?-- спросил я.
-- Пойдем со мной,-- и он взял меня за руку.
Мы пошли по коридору, и он шел молча, и будь я проклят, если б
задал ему хоть какой-нибудь вопрос.
По эху я определил, что мы вошли в большой зал. Потом он повел
меня вверх по лестнице.
Все вверх и вверх, и в конечном итоге мы оказались в самом дворце.
Меня привели в комнату и усадили в кресло. Брадобрей приступил
к работе, подрезая мне бороду и волосы. Я не узнал его голоса,
когда он спросил, предпочитаю я просто подстричь бороду или
побриться.
-- Брей,-- ответил я и почувствовал, как мастер маникюра
принялась работать над моими ногтями.
Затем меня выкупали и кто-то помог облачиться в свежую одежду.
Она свободно висела на мне. Я здорово похудел.
Затем меня провели в другое помещение, наполненное музыкой,
запахами хорошей еды, звуками голосов и смехом. Я узнал эту
комнату: трапезная.
Голоса стали тише, когда Джулиэн ввел и усадил меня.
Я сидел, когда прозвучали трубы, при звуках которых меня силой
заставили подняться.
Я услышал, как был провозглашен тост:
-- За Эрика Первого, короля Янтаря! Да здравствует король!
Я не стал пить, но этого, кажется, никто не заметил. Тост
произнес голос Кэйна, откуда-то из глубины зала.
Я съел столько, сколько смог, потому что это была лучшая
трапеза, которую мне предложили со дня коронации. Из застольных
бесед я понял, что сегодня исполняется годовщина того
дня, а это означало, что я провел в подземелье целый год.
Никто не разговаривал со мной, и я ни к кому не обращался. Я
присутствовал, как призрак. Чтобы быть униженным, чтобы служить
примером моим братьям, являть образчик платы за неподчинение
правителю. И всем было приказано забыть меня.
Пиршество продолжалось далеко за полночь. Кто-то все время
подливал мне вина, и я сидел и слушал музыку всех танцев.
К этому времени столы убрали, а меня усадили в уголок.
Я мерзко напился, и когда все закончилось и зал стали убирать,
меня полуутащили, полуунесли обратно в камеру. Единственное, о
чем я жалел, так это о том, что меня не стошнило на пол или на
чей-нибудь нарядный костюм.
Так закончился для меня первый год тьмы.
@ME.FORMAT R
9
Я не наскучу тебе повторами. Второй год моего заточения был
таким же, как и первый, и с тем же финалом. И третий тоже. В тот
второй год Рейн ходил ко мне дважды, принося полную корзину
прекрасной еды и целые связки новостей. Оба раза я запрещал
приходить ему снова. В третий год он спускался ко мне шесть раз,
через каждые два месяца, и каждый раз я повторял запрет, съедал
все, что он приносил, и слушал новости.
Что-то скверное творилось в Янтаре. Странные ТВАРИ шли из Тени,
творили насилие всем и каждому, пытались проникнуть в город. Их,
конечно, убивали. Эрик пытался понять причину. Я не вспомнил о
своем проклятии, но позже понял, что это оно, и радовался, что
проклятие свершилось.
Рэндом, как и я, все еще был пленником. Его жена ВСЕ-ТАКИ
присоединилась к нему. Положение остальных моих братьев и
сестер оставалось неизменным. Это поддержало меня во время
третьей годовщины коронации и наполнило новой жаждой жизни.
Это...
Это! Однажды это произошло, и мне стало так хорошо, что я
немедленно открыл бутылку вина, принесенного Рейном, и
распечатал последнюю пачку сигарет, которую хранил про запас.
Я курил сигареты, прихлебывал вино и наслаждался победой над
Эриком. Если б он обнаружил случившееся, я уверен, это стоило
бы мне жизни. Но я знал: он ничего не подозревает.
Поэтому я радовался, курил, пил и пировал в свете того, что
произошло.
Да в СВЕТЕ. Справа от себя я обнаружил слабую полоску света.
Понимаешь, что это значило для меня? Хорошо, попробуй
представить примерно следующее: я проснулся на больничной койке
и понял, что выздоровел слишком быстро. Уловил?
Я лечусь быстрее других. Все лорды и леди Янтаря обладают этим
свойством в большей или меньшей степени. Я пережил Чуму, я
пережил поход на Москву...
Я регенерирую быстрее и лучше, чем кто бы то ни было из всех,
кого я знал.
Наполеон как-то обращал на это внимание. Равно, как и генерал
МакАртур.
С нервными тканями это заняло у меня чуть больше времени, вот и
все.
Зрение возвращалось ко мне, вот что значило это
чудесное пятно справа от меня.
Чуть погодя я узнал, что это было зарешеченное окошко в двери
моей камеры.
Я вырастил себе новые глаза -- сказали мне мои пальцы. Это
заняло у меня более трех лет, но я сделал это. Это был тот
единственный шанс из миллиона, о котором я говорил, та
способность, которой достаточно хорошо не владел даже Эрик,
потому что сила членов семьи проявляется по-разному. Я
превосходил его в этом: я узнал, что могу вырастить новые
глазные яблоки. Я всегда знал, что смогу восстановить нервные
ткани, дайте время. Я был полностью парализован после перелома
