Опять рявкнули трубы, и грубый звук их разнесся по всему залу.
Затем выстроилась процессия, идущая к тронному залу
Янтаря.
Я знал, что за этим последует.
Эрик встал перед троном, и все склонили перед ним головы.
Кроме меня. Но об этом не стоит и говорить, потому что все равно
меня пригнули так, что я упал на колени.
Сегодняшний день был днем его коронации.
Наступило молчание. Затем Кэйн внес подушку, на которой лежала
корона. Корона Янтаря. Он преклонил колена и застыл в этой позе,
протягивая Эрику корону.
Рывком цепей меня подняли на ноги и потащили к трону. Я понял,
что должно произойти. До меня это дошло мгновенно, и я стал
упираться. Но силой и ударами меня вновь поставили на колени у
самых ступенек трона.
Звучала мягкая музыка -- это были "Зеленые Рукава"-- и за моей
спиной Джулиэн сказал:
-- Смотрите на коронацию нового короля в Янтаре!
Затем он прошептал мне:
-- Возьми корону и протяни ее Эрику. Он коронует себя.
Я посмотрел на корону Янтаря, лежащую на алой подушке, которую
держал Кэйн.
Корона была серебряной, с семью высокими пиками, на каждом из
которых сверкал драгоценный камень. Она была украшена
изумрудами, а по бокам, у каждого виска, был вставлен рубин.
Я не шевелился, думая о тех временах, когда я видел под этой
короной лицо нашего Папы.
-- Нет,-- просто ответил я и почувствовал, как меня ударили по
лицу.
-- Возьми ее и протяни Эрику,-- повторил Джулиэн.
Я попытался ударить его, но цепи были хорошо растянуты. Меня
снова ударили.
Я смотрел на острые серебряные пики.
-- Ну хорошо,-- сказал я в конце концов и потянулся к короне.
Несколько секунд я держал ее в руках, а затем быстро надел себе
на голову и провозгласил:
-- Я короную себя, Кэвина, короля Янтаря!
Корону сорвали и положили на подушку. Меня несколько раз сильно
ударили по спине. По всему залу прокатился шепоток.
-- А теперь возьми ее и попробуй еще раз,-- сказал Джулиэн.--
Протяни ее Эрику.
Последовал еще удар.
-- Хорошо,-- я чувствовал, как промокает рубашка.
В этот раз я швырнул корону изо всех сил, надеясь выбить
Эрику глаз.
Он поймал ее и улыбнулся, как будто заставил меня сделать
то, что было ему нужно.
-- Благодарю. А теперь слушайте меня, все присутствующие
и те, кто слышит меня в Тени. В этот день я принимаю
корону и трон. Я беру в свою руку скипетр королевства Янтаря. Я
честно завоевал этот трон, и я беру его и сажусь на него по
праву моей крови.
-- Лжец!-- воскликнул я, и тут же чья-то рука зажала мне рот.
-- Я короную себя, Эрика Первого, короля Янтаря.
-- Да здравствует король!-- трижды прокричали придворные.
Затем Эрик наклонился и прошептал мне на ухо:
-- Твои глаза видели самое прекрасное зрелище за всю твою жизнь...
Стража! Уведите Кэвина в кузницу, и пусть ему выжгут глаза! И
пусть он запомнит все великолепие этого дня как последнее, что
он видел. Затем киньте его в самую глубокую темницу, самое
заброшенное подземелье Янтаря, и пусть его имя будет забыто!
Я сплюнул и был избит.
Я сопротивлялся на каждом шагу, пока меня волокли из
зала. Никто не смотрел на меня, когда меня выводили, и
последнее, что я помню, это фигуру Эрика, сидящего на троне и
раздающего улыбки и милости окружавшим его придворным.
То, что он приказал, было со мной сделано, но милостью богов
я потерял сознание, не дождавшись исхода.
Я не имею ни малейшего представления, сколько времени прошло с
тех пор, как я очнулся в полнейшей черноте от страшной боли в
голове. Возможно, именно тогда я произнес свое проклятие, но,
может, и в тот миг, когда опустилось раскаленное добела железо.
Не помню. Но я знал, что никогда Эрику не суждено спокойно
сидеть на троне, потому что проклятие принца Янтаря, сказанное в
слепой ярости, всегда сбывается.
Я драл солому в полной темноте моей камеры, кричал, но слез не
было. Это было самое жуткое. Затем -- только вы, боги, и я
знаем, как это было нескоро, -- ко мне пришел сон.
Когда я пробудился, боль осталась. Я поднялся на ноги. Я
попытался установить размеры своей тюрьмы. Четыре шага поперек и
пять вдоль. В полу была дыра для нужды, в углу лежал соломенный
матрас. Под дверью была небольшая щель, а за щелью -- поднос, на
котором лежал черствый кусок хлеба и стояла бутылка
воды. Я поел и напился, но это не прибавило мне сил.
Страшно болела голова, и на душе было неспокойно.
Я спал столько, сколько мог, и никто не приходил навестить меня.
Я просыпался, шел на противоположный конец камеры, находил
наощупь поднос и ел, если находил еду. Я спал столько, сколько
мог.
После семи снов боль из глазниц ушла. И я ненавидел моего брата,
который стал королем в Янтаре. Лучше бы он убил меня.
Я попытался представить, что сказали об этом остальные, но
придумать ничего не смог.
Когда же мрак придет и в Янтарь, я знал, что Эрик горько
пожалеет. Это я знал твердо, и это утешало меня.
Так начинались мои дни тьмы, и у меня не было способа измерить
их течение. Даже если б у меня были глаза, я не смог бы
различить день и ночь в этом мрачном подземелье.
Время шло своим путем, не обращая на меня внимания. Иногда меня
бил озноб, когда я задумывался над этим, и я весь дрожал. Провел
я здесь много месяцев? Или часов? Или недель? А может быть, лет?
Я утерял все, что касалось времени. Я спал, ходил (я точно знал,
куда ставить ногу и где повернуть) и думал о том, что сделал в
своей жизни и чего не сделал. Иногда я сидел, скрестив ноги,
дыша ровно и глубоко, опустошая разум и находясь в таком
состоянии так долго, как это у меня получалось. Это помогало не
думать ни о чем.
Эрик был умен. Хотя сила была со мной, она была бесполезна.
Слепец не может идти сквозь Тени.
Моя борода отросла до груди, и волосы тоже стали длинными.
Сначала я все время был голоден, но вскоре аппетит пропал.
Иногда я вставал слишком резко и у меня кружилась голова.
Я видел только в своих кошмарных снах, и мне становилось горько,
когда я просыпался.
Но потом я стал забывать события, которые ослепили меня,
будто случились они не со мной, а с кем-то другим. И это тоже
было правдой.
Я много потерял в весе. Я словно видел себя со стороны --
изможденного и худого. Я не мог плакать, хотя несколько раз
казалось, что мне хочется этого. Что-то было не в порядке с
моими слезными железами. Было страшно от того, что человека
можно так изуродовать.
Но однажды в дверь тихонько поскреблись. Я не обратил на
это внимания.
Снова раздался тот же звук, и вновь я не отреагировал.
Затем я услышал, как прошептали мое имя.
Я пересек камеру.
-- Да?-- сказал я.
-- Это я, Рейн,-- ответили за дверью.-- Как вы там?
На это я рассмеялся.
-- Прекрасно! О, просто прекрасно. Бифштексы с шампанским
еженощно и танцующие девочки! Боги! Ну и вопросы ты
задаешь!
-- Простите,--произнес Рэйн,-- что я ничего не могу сделать для
вас,-- я почувствовал боль в его голосе.
-- Знаю,-- ответил я.
-- Если б я мог, я бы помог,-- сказал он.
-- И это я знаю.
-- Я тут кое-что принес. Возьмите.
Маленькое окошко в двери скрипнуло, открываясь.
-- Что здесь?
-- Немного чистой одежды,-- сказал он.-- И три каравая
свежего хлеба, головка сыра, немного говядины, две бутылки
вина, блок сигарет и много спичек.
Голос мой застрял на полпути.
-- Спасибо, Рейн. Как тебе это удалось?
-- Я знаю стражника, который в эту смену стоит на часах. Он
будет молчать. Он слишком многим мне обязан.
-- Смотри, как бы он не догадался уплатить долги простым
доносом,-- предостерег я.-- Так что, хоть я и очень тебе
благодарен, но больше так не делай. Будь уверен, все, что может
тебя выдать, я уничтожу.
-- Как бы я хотел, чтобы все было не так, Кэвин.
-- Присоединяюсь к этому. Благодарю, что подумал обо
мне, когда это делать запретили.
-- Ну, это-то как раз несложно.
-- Сколько времени я пробыл здесь?
-- Четыре месяца и десять дней.
-- Что нового в Янтаре?
-- Эрик правит, вот и все.
-- Где Джулиэн?
-- Отправлен вместе с войсками обратно в Лес Ардена.
-- Зачем?
-- В последнее время что-то странное идет к нам из Тени.
-- Ясно. А что Кэйн?
-- Он все еще в Янтаре, ублажает себя. В основном пьет
и развлекается с женщинами.
-- А Джерард?
-- Он -- адмирал всего флота.
Я вздохнул с облегчением. Признаться, я боялся, что уход
флотилии Джерарда в южные воды повлечет немилость Эрика.
-- А что стало с Рэндомом?
-- Он пленник, но в собственных апартаментах.
-- Что? Его взяли в плен?
-- Да. Из Образа в Ратн-Я он с арбалетом появился прямо здесь
и успел подстрелить Эрика прежде, чем его схватили.
-- Правда? И его не убили?
-- Ходят слухи, что он женат на придворной из Ратн-Я, а
Эрик не хочет ссориться с Ратн-Я. У Мойре целое королевство, и
говорят, что Эрик собирается просить Мойре стать его королевой.
Это слухи, конечно, но любопытные.
-- Да,-- сказал я.
-- Вы ведь ей нравились, верно?
-- В какой-то степени. Откуда ты знаешь?
-- Я присутствовал, когда читали приговор Рэндому. Мне удалось
поговорить с ним несколько минут. Леди Виалль заявила, что она
его жена, и попросила разрешения присоединиться к нему в тюрьме.
Эрик все еще не знает, что ответить на это.
Я подумал о слепой девушке, которую никогда не встречал, и
удивился происходящему.
-- Как давно это случилось?
-- М-м. Тридцать четыре дня,-- ответил Рэйн.-- Это когда
появился Рэндом. Виалль подала прошение неделей позже.
-- Все же -- она странная женщина, если любит Рэндома.
-- Я тоже так считаю. Трудно представить более неподходящую пару.
-- Если увидишь его еще раз, передай ему мой привет и сожаления.
-- Хорошо.
-- Как поживают мои сестры?
-- Дейрдре и Лльюилл остались в Ратн-Я. Леди Флоримель
наслаждается милостями Эрика, и -- одна из первых дам нашего
двора. Где Фиона, я не знаю.
-- Что слышно о Блейсе? Хоть я и уверен, что он погиб.
-- Наверное, погиб. Но тело его так и не обнаружили.
-- А Бенедикт?
-- Отсутствует, как всегда.
-- Брэнд?
-- Тоже ничего.
-- Ну, значит, будем считать, что я спросил обо всем фамильном
древе. Ты написал новые баллады?
-- Нет. Я работаю над "Осадой Янтаря", но даже если мне удастся
ее написать, в любом случае, это будет поэма для списков.
Я протянул руку через крошечное отверстие под дверью.
-- Я хочу пожать тебе руку,-- сказал я и почувствовал как его
рука коснулась моей.
-- Спасибо тебе за все, что ты сделал. Но больше не надо.
Глупо рисковать под кулаком Эрика.
Он сжал мою руку, что-то пробормотал и ушел.
Я нашел пакет с едой и набил желудок мясом -- самой сытной
пищей, которая там была. Мясо я заедал огромным количеством
хлеба, и вдруг понял, что почти забыл вкус хорошей еды. Затем
разомлел и уснул. Не думаю, что спал я очень долго, и
проснувшись, открыл бутылку вина.
При моей слабости для счастья мне много не потребовалось. Я
закурил сигарету, уселся на матрас, привалился к стене и
задумался.
Я помнил Рейна ребенком. К тому времени я был уже взрослым, а он
был кандидатом на место придворного шута. Тощее мудрое дитя.
Люди обманывали его слишком часто. В том числе и я. Но я писал
музыку, сочинял баллады, а он достал себе где-то лютню и научился
на ней играть. Скоро мы пели на два голоса и всем нравилось,
вскоре я полюбил его, и мы стали репетировать вместе,
практикуясь и в воинских искусствах. Он был очень неуклюж, но я
чувствовал что-то вроде раскаянья за то, как обращался с ним
раньше, когда он таскал мои шмотки, поэтому я фальшиво хвалил
его, и к тому же научил владеть клинком. Я никогда не жалел об
этом, да и он, по-моему, тоже. Вскоре он стал придворным
менестрелем Янтаря. Я называл его своим пажом, и когда начались
войны против темных тварей из Тени, называвшейся Обитель
Оборотня, я сделал его своим оруженосцем, и мы поехали на войну
вместе. Я посвятил его в рыцари на поле битвы у Водопадов
Джоунс, и он заслужил это посвящение. Он продолжал писать и
