Насекомые исчезли. Снаружи продолжался дождь.
Великодушный, Сам, Просвещенный, вошел и уселся перед монахами.
Вошла Ратри в одежде буддийской монахини и в вуали.
Яма и Ратри прошли в конец комнаты и сели на пол. Где-то был и Так.
Сам несколько минут сидел, закрыв глаза, потом мягко произнес:
- У меня много имен, и ни одно из них не имеет значения. Говорить -
это называть имена, но слова - не важны. Может вдруг случиться то, чего
никогда не случалось раньше. Человек, глядя на это, смотрит на реальность.
Он не сумеет рассказать другим, что увидел. Но другие хотят знать и
спрашивают его: "На что похоже то, что ты видел?". Тогда он пытается
объяснить им. Предположим, он видел самый первый в мире огонь. И он
говорит: "Он красный, как мак, но сквозь него танцуют другие цвета. У него
нет формы - он, как вода, текущая отовсюду. Он горячий, подобно летнему
солнцу, только еще горячее. Он живет некоторое время на куске дерева, а
затем дерево исчезает, будто он его съел, и остается нечто черное, что
может сыпаться, как песок. А с деревом и он исчезает".
И слушатели должны думать, что реальность похожа на мак, на воду, на
солнце, на то, что они едят и на то, что выделяют. Они думают, что огонь
похож на все, как сказал им человек, видевший его. Но они не видели огня.
Они не могут знать какой он. Они могут знать только о его существовании.
Но вот огонь снова и снова приходит в мир. Многие смотрят на него. И
через какое-то время огонь становится таким же обычным, как трава, облака
или воздух, которым они дышат. Люди видят, что он похож на мак - но это не
мак, похож на воду - но не вода, похож на солнце - но не солнце, похож на
то, что едят, и на то, что выбрасывают, но огонь отличается от всего этого
и в то же время он - все это вместе. Они смотрят на это новое явление и
придумывают новое слово, чтобы назвать его. И называют его - "огонь".
Если они встретят человека, который еще не видел огня, и заговорят с
ним об огне, он не поймет, что эти люди имеют в виду. Тогда они, в свою
очередь, станут объяснять ему, на что похож огонь, зная по собственному
опыту, что все равно не смогут описать его точно. Они понимают, что этот
человек так и не поймет всего, даже если бы они использовали все слова,
существующие в мире. Он должен сам увидеть огонь, понюхать, согреть возле
него руки, заглянуть в сердцевину... иначе он так и останется невеждой.
Следовательно, слово "огонь" не имеет значения. Слова "земля", "вода",
"воздух" не имеют значения. Любые слова не важны. Но человек забывает
реальность и помнит лишь слова. Чем больше слов он помнит, тем более умным
считают его окружающие. Он смотрит на великие трансформации мира, но не
видит их, как видит тот, кто смотрит на реальность впервые. Названия
вещей, предметов, явлений слетают с его губ, он улыбается и пробует их на
вкус, думая, что узнает о вещах по их названиям. То, что никогда не
случалось раньше, все-таки случается. Это все еще чудо. Великое горящее
цветение, поток, извержение вулкана в пепле мира; и ни одно явление из
того, что я назвал, и в то же время все они вместе - Безымянность.
И вот, я прошу, я требую от вас: забудьте ваши имена, забудьте слова,
только что сказанные мною. Смотрите на Безымянность в себе, которая
поднимается, когда я к ней обращаюсь. Она внимает не моим словам, а
реальности внутри меня, которая является частью Безымянности. Это атман,
он слышит меня, а не мои слова. Все остальное нереально. Определять,
значит терять. Суть всех вещей - Безымянность. Безымянность непознаваема,
она сильнее Брахмы. Вещи уходят, а суть остается.
Вы среди сна.
Суть сна - это сон формы. Формы меняются, исчезают, но суть остается,
создавая новые сны. Человек называет эти сны и думает, что пленил суть, не
зная, что он вызывает нереальность. Эти камни, стены, тела, сидящие рядом
с вами, - это маки, вода, солнце, это сны Безымянности. Они - огонь, если
хотите.
И когда спящий осознает, что он спит, то может в какой-то мере
управлять тканью сна, сгибая ее по своей воле, а может проснуться и
понять, что познал себя. Если он выбирает путь самопознания, слава его
велика, и он будет звездой во все времена. Если же он выбирает путь
тантры, объединяющий сансару и нирвану, включающий мир и продолжение жизни
в нем, этот человек - могущественнейший из Мастеров Снов. Его мощь может
быть направлена и на добро, и на зло, хотя эти определения также не имеют
значения, они по ту сторону наименования сансары.
Однако жить в сансаре - значит зависеть от могущественных Мастеров
Снов. Если их сила направлена на добро - это золотое время, если же на зло
- это время тьмы. Сон может обернуться кошмаром. Написано, что жить -
значит страдать. Так оно и есть - говорят мудрые, потому что человек
должен освободиться от бремени Кармы, достигнув просвещенности. По этой
причине, полезно ли человеку бороться во сне со своей участью, с тропой,
по которой он должен следовать, чтобы получить освобождение? В свете
вечных ценностей страдание - ничто; в пределах сансары страдание ведет к
добру. Но оправдано ли, что человек борется против тех, чья воля
направлена на зло?
Он сделал паузу и поднял свою голову.
- В эту ночь между нами прошел Бог Иллюзии - Мара, могущественнейший
из Мастеров Сна, поклоняющийся Злу. Он натолкнулся на другого, на того,
кто может работать с тканью снов различными способами. Он встретился с
Дхармой, который способен изгнать Мастера Снов из своего сна. Они
сражались, и Бога Мары не существует более. Почему они сражались: Бог
Смерти и Бог Иллюзии? Вы знаете, что пути Богов непостижимы. Но это не
ответ. А суть в том, что оправдание одинаково как для людей, так и для
богов. Добро и Зло взаимосвязано. Так говорят мудрые, учившие наш народ с
незапамятных времен. Согласитесь с этой истиной, но вспомните понятие, о
котором мудрые не упоминали. Это понятие - "красота", которая есть слово -
но взгляните на это слово и рассмотрите путь Безымянности. А что есть путь
Безымянности? Это Путь Сна. Но зачем нужен сон Безымянности? Этого не
знает ни один живущий в сансаре. Лучше спросите, что делает Сон
Безымянности? Безымянность, частью которой являемся мы все, дает форму
сна. А что есть высший Атрибут любой формы? Красота. Значит, главное - не
проблема добра и зла, а проблема эстетики. Борьба с могучими Мастерами
Сна, чья сила направлена на зло или уродство - это не борьба за то, чему
учили нас мудрецы, то есть за безразличие в границах сансары или нирваны.
Это борьба за симметричное видение сна в границах ритма и точки,
равновесия и противопоставления, которые делают сон частью красоты. Об
этом мудрые ничего не говорили. Эта истина так проста, что они, вероятно,
проглядели ее. Поэтому я вынужден обратить на нее внимание. Бороться
против Мастеров Сна, плодящих безобразное - будь они люди или боги - может
лишь Безымянность. Эта борьба несет страдания, и кармическое бремя
человека будет облегчено, как и при необходимости терпеть безобразное, но
все это будет иметь более высокий исход в мире вечных ценностей, о которых
так часто говорят мудрые.
И вот, я говорю вам, эстетика того, что мы видели в этот вечер -
эстетика высшего порядка. Вы можете спросить меня: "Откуда мне знать, что
прекрасно, а что уродливо, и как нужно действовать?", и я скажу: на этот
вопрос вы должны ответить сами. Для этого сначала нужно забыть то, о чем я
говорил, потому что я ничего не сказал. Живите в Безымянности. Он поднял
правую руку и склонил голову.
Яма встал. Поднялась Ратри. Так прыгнул на стол.
Они ушли в пьянящем блеске утра под Мостом Богов. Высокие
папоротники, еще мокрые от ночного дождя, искрились и шелестели. Верхушки
деревьев и пики далеких гор рябили над поднимающимся легким туманом. День
был безоблачным. Слабый утренний ветерок еще хранил следы ночного холода.
Щелканье, жужжание и щебет джунглей сопровождали монахов. Монастырь, из
которого они ушли, едва виднелся вдали; над ним тянулась изогнутая
облачная линия, расписывающая небеса. Служители Ратри несли ее носилки
посреди группы монахов, слуг и маленького отряда воинов. Сам и Яма шли
впереди. Так следовал за ними по ветвям, невидимкой скользя в листве.
- Погребальный костер все еще горит, - сказал Яма.
- Да.
- Жгут тело странника, умершего от сердечного приступа. И случилось
это как раз тогда, когда он решил отдохнуть в монастыре.
- Правильно.
- Для эксперимента твоя проповедь была очаровательна.
- Спасибо.
- Ты действительно веришь в то, что проповедовал?
Сам засмеялся.
- Я очень доверчив, когда речь идет о моих словах. Я верю во все, что
говорю, хотя заведомо знаю, что это ложь.
Яма фыркнул.
- Жезл Тримурти все еще опускается на спины людей. В своем тесном
логове шевелится Ниррити; он тревожит морские пути Юга. Не хочешь ли ты
потратить еще один срок жизни на удовольствие заняться метафизикой - найти
новые оправдания уничтожению своих врагов? Твое выступление в прошлую ночь
звучало так, словно ты перевернул понятия "почему" и "как".
- Нет, - сказал Сам, - я хотел испробовать на присутствующих другую
линию. Трудно вызвать возмущение тех, для кого все - благо. В их мозгах
нет места злу, несмотря на постоянные страдания. Раб на дыбе, знающий, что
если будет страдать, то сможет родиться снова и, может, даже жирным
купцом, с готовностью смотрит на страдания и смотрит совсем не так, как
тот, у кого только одна жизнь. Этот раб может вытерпеть все, зная, что как
ни велика сейчас его боль, будущих радостей все равно будет еще больше.
Если такой человек не выбирает между добром и злом, тогда, конечно,
красоту и уродство можно заставить служить ему одинаково, меняя только
названия.
- Это что, новая официальная линия? - спросил Яма.
- Вот именно, - ответил Сам.
Яма провел рукой по незаметной складке одежды, извлек кинжал и поднял
его вверх.
- Салют красоте, - воскликнул он. - Долой уродство!
Волны тишины покатились по джунглям. Затихли все звуки жизни. Яма
вложил кинжал в потайные ножны и поднял руку.
- Стоп, - крикнул он, посмотрел вверх, жмурясь от солнца и закричал.
- Быстрей, с тропы! В кусты!
Все засуетились и побежали к кустам, подальше от тропы. Носилки Ратри
застряли между деревьями, сама она теперь стояла рядом с Ямой.
- В чем дело? - спросила богиня.
- Слушай.
С неба на взрывной сверхзвуковой волне спускалось нечто. Мелькнуло
над пиками гор и в снопах дыма пронеслось над монастырем. При его полете
грохотали взрывы, воздух дрожал, словно оно пробивалось сквозь ветер и
свет. Это был крест в виде буквы "тау" с громадной петлей и огненным
хвостом позади.
- Разрушитель вышел на охоту, - сказал Яма.
- Громовая колесница, - закричал один из наемных воинов.
- Шива проходит, - прошептал монах, вытаращив глаза от ужаса. -
Разрушитель...
- Если бы я вовремя понял, как я хорошо работал, то мог бы даже
вычислить дни его международных состязаний. Иногда я сожалею о том, что
гениален.
Крест пронесся над Мостом Богов, покачался над джунглями и ушел к
югу. Его рев становился все тише и тише. Наконец наступила тишина. Коротко
чирикнула птичка. Ей ответила другая. Затем снова появились все звуки
жизни, и путешественники вернулись на тропу.
- Они вернутся, - сказал Яма. И это оказалось правдой.
Еще дважды в этот день они сворачивали с тропы, когда громовая
колесница проносилась над ними. В последний раз она сделала круг над
монастырем, очевидно, наблюдая за похоронным ритуалом, вершившимся там,
