знать.
Говоря это, нищий сбросил со стола рыжего жука размером с ноготь и
уже занес над насекомым сандалию, чтобы раздавить его.
- Умоляю тебя, брат, не причиняй вреда ему, - сказал монах.
- Но их в избытке, а Мастера Кармы установили, что человек не может
вернуться в мир насекомым, и убийство насекомого - кармически безобидный
акт.
- Тем не менее, - сказал монах, - всякая жизнь есть жизнь: в этом
монастыре все следуют принципу ахимсы и воздерживаются отнимать жизнь у
любого существа.
- Но ведь Патанджали установил, что намерение определяет более, чем
действие, - возразил Арам. - Следовательно, если я убил случайно, а не по
злобе, я вроде бы и не убивал. Признаюсь, что в данном случае
присутствовала злоба, значит, если я не убил, то все равно в ответе за
свое намерение. Так что теперь я могу наступить на жука, и хуже от этого
не станет, согласно тому же принципу ахимсы. Но поскольку я гость, и,
конечно, уважаю ваши обычаи, я не сделаю этого.
С этими словами Арам убрал ногу от насекомого, замершего с поднятыми
вверх красноватыми усиками.
- А он, действительно, ученый, - заметил один из монахов Ратри.
Арам улыбнулся.
- Признателен, но это не так. Я только смиренный искатель истины, и в
прошлом мне случайно довелось прослушать лекции одного ученого. О, если бы
мне повезло снова. Если бы поблизости был какой-нибудь великий учитель для
учений, я уверенно прошел бы по раскаленным углям и сел бы у его ног,
чтобы слушать Его слова. Если бы...
Он замолчал, потому что все взгляды вдруг устремились к двери за его
спиной. Арам оглядываться не стал, а дотянулся до жука, застывшего теперь
уже у руки, и прихлопнул его. Из сломанной хитиновой оболочки спинки
насекомого высунулось острие маленького кристалла и две крошечные
проволочки.
И только тогда повернулся. Зеленый глаз бегло осмотрел ряд монахов,
сидевших между ним и дверью, и остановился на Яме: на том были брюки,
сапоги, рубашка, пояс, плащ, перчатки - все красное, а голову обвивал
тюрбан цвета крови.
- "Если бы"? - начал Яма. - Ты сказал "если бы"? Если бы какой-нибудь
мудрец или какое-либо воплощение божества остановилось поблизости, ты
хотел бы с ним познакомиться? Это говорил ты, незнакомец?
Нищий встал из-за стола и поклонился.
- Я - Арам, искатель и путешественник, товарищ каждому, кто желает
просвещения.
Яма на поклон не ответил.
- Почему ты назвал свое имя наоборот, Бог Иллюзии, когда все твои
слова и поступки кричат об этом.
Нищий пожал плечами.
- Я не понял твоих слов, добрый человек.
Снова улыбнулся и добавил:
- Я тот, кто ищет Путь и Истину.
- Я думаю, этому трудно поверить, ведь я был свидетелем твоей по
крайней мере тысячелетней цепи изменений.
- Ты говоришь о продолжительности жизни богов.
- К несчастью, да. Ты допустил серьезную ошибку, Мара.
- Какую же?
- Ты шел сюда с надеждой, что тебе позволят уйти живым.
- Согласен, я предполагал, что именно так оно и будет.
- Но ты не учел множества несчастных случаев, которые могут свалиться
на одинокого путешественника в этом диком районе.
- Я много путешествовал в одиночку. Несчастные случаи всегда
настигали других.
- Ты, видимо, уверен, что при уничтожении тела, твой атман переместит
записи, и номер пройдет.
Нищий нахмурился.
- Яма, ты глуп, если думаешь, что твоя ничтожная, потерянная сила
может сравниться с мощью Мастера Снов.
- Может быть и так, Мара, - ответил Яма, - но я слишком долго ждал
этого случая, чтобы думать об отсрочке. Помнишь мое обещание в Кинсете?
Если хочешь продолжить цепь своего существования, попытайся пройти через
эту единственную в комнате дверь, которую я загораживаю. Теперь ничто тебе
не поможет.
Мара поднял руки, и вспыхнул огонь.
Все пылало. Пламя вырывалось из каменных стен, из столов, из мантий
монахов. По комнате заклубился дым. Но Яма стоял среди пожарища, не
сдвинувшись с места ни на шаг.
- Это все, на что ты способен? - спросил он. - Твое пламя повсюду, но
ничего не горит.
Мара хлопнул в ладоши, пламя исчезло.
Вместо него поднялась кобра почти в два человеческих роста. Покачивая
головой с развернутым серебряным клобуком, она замерла в s-образной боевой
позиции.
Яма даже не взглянул на чудовище; темный взгляд, как жало черного
насекомого, впился в единственный глаз Мары.
Кобра растаяла на середине броска. Яма сделал шаг вперед.
Мара на шаг отступил.
Они застыли на три удара сердца, и Яма сделал еще два шага вперед.
И Мара снова отступил. На лицах обоих выступил пот. Теперь нищий стал
выше ростом, на голове прибавилось волос, он стал толще в поясе и шире в
плечах. Во всех его движениях появилось неуловимое изящество...
И еще шаг назад.
- Да, Мара, здесь Бог Смерти, - процедил сквозь зубы Яма. - Падший я
или нет, но реальная смерть живет в моих глазах. И тебе с ней придется
встретиться. Когда ты дойдешь до стены, отступать будет некуда. Сила
уходит из твоих членов, Мара. Руки и ноги твои начинают холодеть.
Мара усмехнулся, оскалив зубы. Шея Мастера Снов раздулась, как шар.
Бицепсы увеличились до размеров мужских бедер, грудь превратилась в
бочонок силы, а ноги вросли в пол, как стволы деревьев в лесу.
- Холодеют? - спросил он, вытянув руки. - Да этими руками я могу
переломить гиганта. А ты всего лишь выброшенная падаль. Твой гнев может
напугать разве что стариков и калек. Глаза могут заставить оцепенеть лишь
животных и людей низкого рода. Я выше тебя, насколько звезда может быть
выше дна океана.
Руки Ямы в красных перчатках, как две кобры, метнулись к горлу Мары.
- Тогда пусти в ход свою силу, которой ты так хвастаешься, Мастер
Снов. Ты создал видимость мощи, воспользуйся же ею.
Лицо Мары стало ярко-алым; руки Ямы все крепче и крепче сжимали его
горло. Единственный глаз готов был выскочить. Мара упал на колени.
- Хватит, Яма, - прохрипел он. - Хочешь убить самого себя?
Мара изменился, черты его расплылись, как будто он лежал под текущей
водой.
Яма смотрел на свое собственное лицо, на свои красные руки, хватающие
его за запястья.
- Ты отчаиваешься, Мара, когда жизнь оставляет тебя. Но Яма не
ребенок, чтобы бояться разбить зеркало, которым ты стал. Сделай последнюю
попытку бороться или умри, как презренный человек, конец все равно один.
Но Мара опять изменил облик.
На этот раз Яма в нерешительности ослабил хватку.
На его руки упали Ее бронзовые волосы. Тусклые глаза умоляли. Шею
обвивало ожерелье из черепов, которые были чуть бледнее Ее тела. Сари Ее
было цвета крови. Ее руки лежали на его руках, почти лаская их...
- Богиня, - прошептал Яма.
- Не хочешь ли ты убить Кали?.. Дургу...
Она судорожно попыталась вдохнуть.
- Опять ошибка, Мара, - прошептал Яма. - Разве ты не знаешь, что
каждый человек убивает то, что он любил?
И с силой сжал горло Мастера Снов. Раздался хруст ломающихся костей.
- Десятикратным будет твое осуждение, - сказал он, зажмурясь. - И
нового рождения не будет.
Руки разжались.
Высокий, благородного сложения человек лежал на полу, у ног Ямы. Его
голова склонилась к правому плечу. Глаз окончательно закрылся. Яма носком
сапога перевернул тело.
- Устроить погребальный костер и сжечь тело, - приказал он, так и не
повернувшись к монахам. - Не жалеть ритуалов. Сегодня умер один из
высочайших.
Потом отвел глаза от содеянного, развернулся на каблуках и покинул
комнату.
В этот вечер по небу метались молнии, и дождь лил как из ведра.
Они вчетвером сидели в комнате, расположенной в высокой башне
северо-восточной части монастыря. Яма ходил из угла в угол, каждый раз
останавливаясь у окна. Остальные сидели, смотрели на него и слушали.
- Они подозревают, - говорил он, - но всего не знают. Они не разрушат
монастырь последователей бога и не пойдут на раскол в своих рядах, пока не
убедятся, что их подозрения верны. Но пока они еще не уверены. И это
означает, что у нас есть время.
Все кивнули.
- Брамин, отрекшийся от мира, шел этой дорогой, пострадал при
несчастном случае и умер. Тело его сожжено, прах брошен в реку, впадающую
в море. Вот что произошло... А странствующие монахи Просвещенного гостили
там в это время. И вскоре отправились дальше. Кто знает, где они теперь?
Так выпрямился, насколько смог.
- Господин Яма, - сказал он, - эта история продержится неделю, месяц,
может, больше, и все равно попадет в руки Мастера Кармы, который первым
делом примется за оставшихся в этом монастыре, тех, кто идет Путями Кармы.
И все пойдет прахом. А в подобных обстоятельствах кто-то из них очень
скоро может оказаться на суде Мастеров Кармы... И что тогда?
Яма тщательно скрутил сигарету.
- Я уже рассказал, как это в действительности произошло - так и нужно
уладить.
- А получится? Когда человеческий мозг является предметом
кармического возврата, все события, с какими он был связан во время
последнего жизненного цикла, выкладываются перед судьей и машиной, как
свиток.
- Все это верно, - сказал Яма. - А ты, Так из Архивов, никогда не
слышал о палимпсесте - свитке, который был использован, затем очищен и
использован снова?
- Конечно слышал, но ведь мозг - не свиток.
- Нет? - улыбнулся Яма. - Ну, это было твое сравнение, а не мое. А
что, в сущности, есть истина? Истина такова, какой ты ее подаешь. Монахи
были свидетелями странного и страшного дела. Они видели, как я принял
Допинг и использовал Атрибут. Они видели, как Мара сделал то же самое -
здесь, в этом монастыре, где мы возродили принцип ахимсы. Они знают, что
бог может это делать, не неся кармического груза, но потрясение, конечно,
было сильнейшим. Будет устроено конечное сожжение. И во время этого
сожжения та басня, которую я рассказал вам, в их умах должна стать
истинной, - он закурил.
- Как, каким образом? - спросила Ратри.
- Именно в эту ночь, в час, - начал Яма, - когда образ огненного
поединка тревожит их мысли и сознание, новая истина должна быть выкована и
укреплена вместо... Сам, ты достаточно долго отдыхал. Теперь ты сделаешь
это. Произнеси им проповедь. Ты должен воззвать к их самым благородным
чувствам и высшим качествам духа, которые делают человека предметом
божественного вмешательства. Мы с Ратри объединим силы, и родится новая
правда.
Сам вздрогнул и опустил глаза.
- Не знаю, выйдет ли. Это было так давно...
- Будда - всегда Будда, Сам. Используй какую-нибудь из своих старых
притч. У тебя есть минут пятнадцать.
Сам протянул руку.
- Дай мне табаку. - Он взял кисет и скрутил сигарету. - Огонек...
Спасибо, - глубоко затянулся и закашлялся. - Я устал им врать, - ответил
он наконец. - Наверное так.
- Врать? - переспросил Яма. - А кто тебя просит врать? Прочитай им
Нагорную проповедь, или, если хочешь, что-нибудь из "Илиады", мне все
равно, что ты скажешь. Просто расшевели их немножко, вот и все, что нужно.
- А что потом?
- Потом? Потом я займусь их спасением... и нашим.
Сам задумчиво кивнул.
- Ну, если ты ставишь вопрос так... Только я еще не совсем в форме
для таких делишек. Конечно, я найду парочку истин, подпущу благочестия...
Но мне потребуется минут двадцать.
- Хорошо, пусть двадцать. А потом будем собираться. Завтра едем в
Кейпур.
- Так рано? - спросил Так.
Яма покачал головой.
- Так поздно.
Монахи сидели на полу трапезной. Столы были отодвинуты к стенам.
