число было удвоено. Ритуал продолжался. Железное кольцо на левой руке
Будды пылало собственным бледно-зеленым светом.
Так снова услышал:
- Вдвое или ничего.
И ответ Будды:
- Священное семь.
На этот раз Так подумал, что перед ним разверзлась гора. Ему
показалось, что вспышка отпечаталась на сетчатке закрытых глаз. Но он
ошибся.
Когда он открыл глаза, то увидел целую армию светящихся столбов. Их
блеск вливался в мозг, и Так прищурил глаза, чтобы рассмотреть, что
происходит внизу.
- Хватит, Ралтарики? - спросил Сам, и яркий изумрудный свет заиграл
на его левой руке.
- Еще раз, Сиддхартха. Вдвое или ничего.
Дождь прекратился на минуту, и в великом сиянии воинства столбов на
склоне Так увидел, что у существа по имени Ралтарики голова буйвола и
лишняя пара рук. Он задрожал, закрыл глаза и уши, и стиснув зубы, замер в
ожидании.
Через минуту рев и пламя поднялись вверх, и Так потерял сознание.
Когда он пришел в себя, то увидел только серость и слабый дождь. А у
основания камня сидела одна фигура, рогов у нее не было, и рук было не
больше, чем у обычных людей.
Так не шевелился. Он ждал.
- Это, - сказал Яма, протягивая Таку аэрозоль, - отпугивает демонов.
Советую тебе на будущее основательно опрыскивать себя, когда так далеко
заходишь от монастыря. Я думал, что этот район свободен от ракшасов, а то
дал бы раньше.
Так принял флакон и поставил его перед собой на стол.
Они сидели в апартаментах Ямы и ели легкую пищу. Яма откинулся в
кресле со стаканчиком вина Будды в левой руке и полупустым кувшином в
правой.
- Значит, тот, кого называли Ралтарики, и в самом деле демон? -
спросил Так.
- И да, и нет, - ответил Яма. - Если под "демоном" ты понимаешь
злобное сверхъестественное существо, обладающее большим могуществом,
ограниченным сроком жизни и способностью принимать на время любую видимую
форму, - тогда нет. Это общепринятое определение, но в одном отношении оно
неверно.
- Да? В каком же?
- Он не сверхъестественное существо.
- А во всем остальном?
- Да.
- Тогда я не понимаю, какая разница - сверхъестественное оно или нет,
если оно злобное, обладает большим могуществом и способно изменять форму
по своему желанию.
- Нет, разница большая. Различие между непознанным и непознаваемым,
между наукой и фантазией - вот это существенно. Четыре направления компаса
- логика, знание, мудрость и непознанное. Некоторые останавливаются на
последнем направлении. Другие идут дальше. Прельститься одним - значит,
потерять из виду три. Я могу покориться непознанному, но не
непознаваемому. Человек, предпочитающий последнее... либо святой, либо
дурак. Мне не нужно ни то, ни другое.
Так пожал плечами и отхлебнул глоток вина.
- Но демоны...
- Познаваемы. Много лет назад я экспериментировал с ними, и был одним
из четверых, спускавшихся в Адский Колодец. Если ты помнишь, это было
после того, как Тарака напал на бога Агни в Паламайдсу. Не ты ли Так из
Архивов?
- Я был им.
- Значит, ты читал о самых ранних контактах с ракшасами?
- Я читал отчет о днях, когда их связали.
- Тогда ты должен знать, что они коренные жители этого мира, что они
были в нем до прибытия человека из исчезнувшей Уратхи.
- Да.
- Они по большей части созданы скорее из энергии, чем из материи.
Судя по их легендам, они когда-то имели тела, жили в городах. Но поиски
личного бессмертия повели их по путям, отличающимся от путей человека. Они
нашли способ сохранить себя как стабильные энергетические поля. Они
покинули свои тела, чтобы жить вечно в виде силовых вихрей. Но чистым
разумом не стали. Они несут в себе полное "эго" и, рожденные от материи,
всегда вожделеют к плоти. Хотя они могут на время принимать плотскую
внешность, они не могут ее вернуть себе без посторонней помощи. Много
веков они беспомощно дрейфовали по этому миру. Появление Человека нарушило
их покой. Они приняли формы его кошмаров, чтобы вредить ему. Поэтому-то
они и были побеждены и связаны в безднах под Ратнагарис. Мы не могли
уничтожить их совсем, но не могли и позволить им продолжать попытки
захвата механизмов для воплощений и человеческих тел. Так что они были
пойманы и заключены в большие магнитные бутылки...
- Но Сам освободил многих из них, чтобы они исполняли его волю, -
сказал Так.
- Да. Он заключил и соблюдает кошмарный договор, поэтому некоторые
ракшасы все еще бродят по планете. Из всех людей они уважают, вероятно,
только Сиддхартху. А с остальными людьми их связывает один общий порок:
они всегда готовы идти ва-банк, игорные долги для них - вопрос чести. Так
и должно быть, иначе они могут лишиться доверия других игроков и потерять
свою единственную радость. Могущество ракшасов велико, и с ними играли
даже принцы, надеясь выиграть их услуги. Так погибали целые королевства.
- Если, по твоему мнению, Сам играл с Ралтарики в одну из древних
игр, то какие были ставки?
Яма допил вино и снова наполнил стаканчик.
- Сам - дурак, - сказал он. - Нет, не дурак... Он игрок. Тут есть
разница. Ракшасы повелевают низшими группами энергосуществ. Сам с помощью
своего кольца управляет теперь армией огненных элементалей, которые он
выиграл у Ралтарики. Эти элементали - страшные, безмозглые создания, и у
каждого - сила разряда молнии.
Так допил вино.
- Но какие же ставки мог сделать в игре Сам?
Яма вздохнул:
- Всю мою работу, все наши усилия за полстолетия.
- Ты хочешь сказать - свое тело?
Яма кивнул.
- Человеческое тело - лучшая приманка, которую можно предложить
демону.
- Зачем Саму идти на такой риск?
Яма рассеяно посмотрел на Така.
- Возможно, это единственный способ воззвать к собственной жизненной
воле, снова связать себя со своей задачей - рискнуть жизнью, броском
игральных костей поставить на карту свое существование.
Так налил себе еще стаканчик и немедленно выпил.
- Для меня это непостижимо... то самое непознаваемое.
Яма покачал головой.
- Ты не прав. Это только непознанное. Сам не святой и не дурак.
Но при этом подумал: "Нет, все-таки дурак", и в эту же ночь опрыскал
все вокруг монастыря репеллентом, защищающим от демонов.
На следующее утро к монастырю подошел невысокий человек и сел перед
главным входом, поставив у своих ног чашку для подаяний. На нем было
простое, изношенное одеяние из грубой коричневой ткани, доходящее до
лодыжек. Левый глаз был закрыт черной повязкой. Редкие темные волосы
свисали до плеч. Острый нос, маленький подбородок и высоко поставленные
плоские уши придавали лицу лисье выражение. Туго натянутая кожа была
сильно обветрена. Единственный зеленый глаз, казалось, никогда не мигал.
Он сидел минут двадцать, пока один монах из послушников Сама не
заметил его и сообщил кому-то из ордена Ратри. Тот отыскал жреца и передал
информацию ему. Жрец, желая показать богине добродетельность ее
последователей, велел привести нищего, накормить, одеть и предоставить
келью, в которой тот сможет жить, сколько пожелает.
Нищий принял еду с вежливостью брамина, но съел лишь немного хлеба и
фруктов. Он принял и темную одежду ордена Ратри, сбросив свою запыленную
рубаху. Затем осмотрел келью и свежую циновку, положенную специально для
него.
- Благодарю тебя, почтенный жрец, - сказал он неожиданно звучным
голосом. - Я благодарю тебя и молю богиню отметить твою доброту и
щедрость, расточаемые от ее имени.
Жрец улыбнулся, надеясь, что Ратри пройдет в эту минуту по залу и
будет свидетельницей его доброты и щедрости. Увы, она не появилась.
Немногим из ее ордена повезло видеть ее, даже ночью, когда богиня была в
полной силе и находилась среди них. И только монахи в шафрановых одеяниях,
которые ожидали пробуждения Сама, могли опознать ее. Обычно Ратри
проходила по монастырю, когда ее приверженцы были на молитве, или после
того, как удалялись к вечерне. Днем она в основном спала, а если и
выходила, то всегда закутавшись в плащ. Свои желания и приказы Ратри
сообщала непосредственно Гандиджи, полуслепому главе ордена, несущему на
себе груз девяноста трех лет этого цикла. Поэтому и ее монахи, и монахи в
шафрановом жаждали увидеть богиню и мечтали заслужить ее милость.
Считалось, что благословение Ратри обеспечивает будущее воплощение в
брамина. Один только Гандиджи не беспокоился об этом, потому что раз и
навсегда принял путь реальной смерти.
Ратри так и не появилась, и жрец продолжил разговор.
- Я - Баларама, - сказал он. - Могу я узнать твое имя, добрый
человек, и, если не секрет, кто ты и куда держишь путь?
- Я - Арам, - ответил нищий, - принявший на себя десятилетний обет
бедности и семилетний - молчания. А направляюсь я в горы, чтобы найти себе
пещеру, где смогу полностью предаться медитации и молитве. Но, может быть,
прежде чем пуститься в путешествие, я на несколько дней воспользуюсь твоим
любезным гостеприимством.
- Поистине, честь для нас, - ответил Баларама, - если святой пожелает
осчастливить наш монастырь своим присутствием. Мы рады принять тебя. И
если ты пожелаешь чего-нибудь, что может облегчить твой путь, и мы можем
дать тебе это - скажи.
Арам пристально поглядел на него своим здоровым зеленым глазом и
сказал:
- Монах, который заметил меня, не носил одежды вашего ордена. Я почти
уверен: что мой больной глаз видел мантию другого цвета.
- Да, - сказал Баларама, - сейчас под нашим кровом отдыхают от
странствий последователи Будды.
- Это на самом деле интересно, - сказал Арам, - я хотел бы поговорить
с ними и, если получится, узнать побольше об их пути.
- У тебя будет такая возможность, если ты на некоторое время
задержишься у нас.
- Тогда я так и сделаю. Долго ли они здесь пробудут?
- Этого никто не знает.
Арам кивнул.
- А когда я смогу с ними поговорить?
- Они будут здесь вечером, в тот час, когда все монахи собираются
вместе и беседуют, кроме тех, конечно, кто дал обет молчания.
- Тогда время до этого часа я проведу в молитве, - сказал Арам. -
Спасибо тебе.
Они поклонились друг другу, и Арам отправился в свою келью.
Вечером Арам ждал сбора монахов. В это время монахи двух орденов
встречались и вели богоугодные беседы. Ни Сам, ни Так, ни Яма никогда не
присутствовали при этом. Арам сидел за длинным столом в трапезной напротив
нескольких буддийских монахов и разговаривал с ними о доктрине и практике,
о касте и кредо, о погоде и текущих делах.
- Странно, - заметил он через некоторое время, - что люди вашего
ордена зашли так далеко на юго-запад.
- Мы - странствующий орден, - ответил монах. - Мы идем вслед за
ветром. Мы идем, куда влечет нас сердце.
- В местности ржавой почвы в сезон гроз? Не бывает ли здесь
поблизости каких-нибудь знамений, не даруют ли эти места откровения,
которое могло бы расширить мои представления о мире, если б я знал о нем?
- Весь мир - откровение, - ответил монах. - Все изменяется и все
остается. День следует за ночью... День приходит и уходит, но остается
днем. Очень многое в мире - иллюзии, которые по форме следуют образцу,
представляющему собой часть божественной реальности.
- Да-да, - сказал Арам, - в путях иллюзий и реальности я достаточно
сведущ, а узнать я хотел вот что: не появился ли поблизости новый учитель
или, может быть, вернулся старый, или скажем, здесь есть какое-нибудь
божественное проявление, о присутствии которого моей душе было бы полезно
