- Когда мы жили в нашем дворце у моря, и я родила тебе много сыновей,
и наш флот завоевал острова... разве не были прекрасны и полны очарования
те дни и ночи с огнем, ароматом и вином? Ты любил меня тогда?
- Да, те двое любили друг друга.
- Те двое? Мы не так уж отличаемся от них. Мы не настолько
изменились. Хотя с тех пор прошли века, есть что-то внутри нас, что не
меняется, не переделывается, сколько бы тел мы ни сменили, сколько бы
любовников ни поменяли, сколько бы прекрасного и безобразного ни
перевидали и ни сделали, сколько бы ни передумали, ни перечувствовали.
Сущность наша, атман, остается в центре всего этого и наблюдает.
- Разрежь плод - внутри семя. Это и есть центр? Разрежь семя - в нем
нет ничего. Это и есть центр? Мы с тобой очень отличаемся от легендарных
хозяина и хозяйки сражений. Хорошо, что мы познали их, но это и все.
- Ты ушел с Неба, потому что устал от меня?
- Я хотел сменить точку зрения.
- Долгие годы я ненавидела тебя за твой уход. Было время, когда я
сидела в комнате, называемой Отчаяние, но была слишком труслива, чтобы
пойти за пределы Брошенного Мира. И было время, когда я простила тебя и
просила семерых Риши явить мне твой образ, чтобы смотреть на тебя, знать,
как ты проводишь время, и казалось, что ты вернулся и будто мы снова
вместе. А однажды я желала твоей смерти, но ты обратил палача в друга так
же, как обратил мой гнев в прощение. Неужели ты хочешь сказать, что ничего
ко мне больше не чувствуешь?
- Я хочу сказать, что больше не люблю тебя. Было бы очень приятно,
если бы хоть что-то в мире оставалось постоянным и неизменным. Если бы это
что-то было, оно было бы сильнее любви, но я об этом ничего не знаю.
- Я не изменилась, Сам.
- Подумай хорошенько, Госпожа, обо всем, что ты сказала, обо всем,
что ты вспомнила в этот день. На самом деле ты вспомнила не мужчину, а
резню, через которую мы с тобой прошли вместе. Теперь мир укрощен, а ты
жаждешь былых пожаров и стали. Дело не в мужчине - нас с тобой разделила
судьба. Эта судьба теперь - наше прошлое, и именно оно тревожит твой мозг,
а ты называешь это любовью.
- Как бы я ее ни называла, она не изменилась. Это и есть самая
постоянная вещь в мире, и я зову тебя разделить ее со мной снова.
- А как же Господин Яма?
- А что Яма? Ты имел дело с теми, кто считался бы ему ровней, если бы
они пережили встречу с тобой.
- Значит, тебя интересует только его Аспект?
Она улыбнулась.
- Конечно.
- Кали, Кали, Кали... Забудь меня. Живи с Ямой и будь с ним. Наши дни
прошли, и я не хочу вспоминать о них. Хорошие были дни, но они прошли, и я
не хочу ворошить прошлое. Как есть время для всего, так есть время и для
конца чего бы то ни было. Сейчас время для человеческого роста в этом
мире. Время делиться знанием, а не скрещивать клинки.
- Ты хотел биться с Небом за это знание? Ты хотел пробить Небесный
город, чтобы открыть его своды миру?
- Ты знаешь, чего я хотел.
- Тогда у нас еще может быть общее дело.
- Нет Кали, не обманывай себя. Ты предана Небу, а не миру. И ты это
знаешь. Если бы я получил свободу, и ты присоединилась ко мне в сражении,
то, возможно, некоторое время была бы счастлива. Но независимо от победы
или поражения, ты, в конце концов, станешь еще несчастней, чем сейчас.
- Послушай, мягкосердечный святой из пурпурной рощи. Это как раз для
тебя - предугадывать мои ощущения, спасибо, но Кали отбрасывает свою
преданность, когда хочет; она никому и ничем не обязана, кроме своего
выбора. Она богиня наемников, помни это. Возможно, что все твои слова -
истина, а она лгала, когда говорила, что все еще любит тебя. Но она
жестока, и полна вожделения битвы, она идет по запаху крови. Я чувствую,
что Кали может стать акселерационисткой.
- Остерегайся говорить так, богиня. Мало ли кто может подслушать.
- Никто не подслушает, - сказала она, - в этом месте редко
произносятся слова.
- Тем больше причин для кого-нибудь заинтересоваться, если их здесь
произнесли.
Она помолчала, а потом сказала:
- Никто не подслушивает.
- Твоя сила выросла.
- Да. А твоя?
- Осталась той же, я думаю.
- Так ты примешь мой меч, мое колесо, мой лук во имя
акселерационизма?
- Нет.
- Почему?
- Ты слишком легко даешь обещания и так же легко нарушаешь их. Я не
смогу доверять тебе полностью. И к тому же, если бы мы сражались и
победили во имя акселерационизма, это была бы, скорей всего, последняя
великая битва в этом мире. А этого ты не пожелаешь, просто не позволишь
такому случиться.
- Ты глуп, Сам, если говоришь о последней великой битве, потому что
последняя великая битва - всегда впереди. Что если я приду к тебе в более
привлекательном виде, чтобы убедить тебя в правдивости своих слов? Ублажу
ли я тебя в теле с печатью девственности? Тогда ты поверишь моему слову?
- Сомнение, Кали, это целомудрие ума, и я ношу на своем мозге эту
печать.
- Тогда знай, что я привела тебя сюда, чтобы помучить тебя. Ты прав,
мне плевать на твой акселерационизм, и я уже просчитала твои дни. Я хотела
подать тебе несбыточные надежды, чтобы падать тебе было еще больнее. И
только твоя глупость и твоя слабость спасли тебя от этого.
- Прости, Кали...
- Мне не нужны твои извинения. Я хотела твоей любви, чтобы ею же
воспользоваться против тебя в твои последние дни и сделать их еще тяжелее.
Но, как ты сказал, мы слишком изменились, и ты больше не стоишь моих
трудов. Не думай, что я не могла бы заставить тебя улыбками и ласками
снова полюбить меня. Я чувствую в тебе жар, а мне совсем не трудно разжечь
его в любом мужчине. Но ты не стоишь той великой смерти, когда мужчина
падает с высоты страсти в бездну отчаяния. И у меня нет времени, чтобы
выразить тебе что-нибудь, кроме презрения.
Звезды закружились над ними, ее рука ушла из-под его ладони, когда
она наливала еще две чашки сомы, чтобы согреться в ночи.
- Кали.
- Да?
- Если это даст тебе какое-нибудь удовлетворение, то я все еще
испытываю к тебе нечто особенное. Это не любовь, или под этим словом я
понимаю что-то другое. Это чувство, по существу, безымянно, лучше таким
его и оставить. Так что прими его и уходи вместе со своими шутками. Ты
знаешь, что мы снова вцепимся друг в друга, как только истощим запас общих
врагов. У нас часто бывали примирения, но всегда ли они стоили той боли,
которая им предшествовала? Ты победила, и ты богиня, которой я поклоняюсь
- разве не поклонение и религиозный страх дают смесь любви и ненависти,
желания и страха?
Они пили сому в комнате Разбитое Сердце, и чары Куберы окружали их.
Кали сказала:
- Если я кинусь на тебя, стану целовать, и скажу, что лгала, чтобы ты
засмеялся и сказал, что говорил неправду, чтобы получить финальный реванш?
Иди, Господин Сиддхартха. Лучше бы одному из нас умереть в Адском Колодце,
потому что неизмерима гордость Первых. Не стоило приходить сюда, в это
место.
- Да.
- Значит, пойдем?
- Нет.
- С этим я согласна. Давай посидим здесь и воздадим друг другу
должное.
Ее рука легла на его руку и погладила ее.
- Сам?
- Да?
- Ты хочешь заняться любовью со мной?
- И таким образом скрепить свою гибель? Конечно.
- Тогда давай пойдем в комнату Отчаяния, где нет ветра и есть ложе...
Он пошел за ней от Разбитого Сердца к Отчаянию, и пульс его учащенно
забился. А когда он положил ее нагую в ложе и дотронулся до бархатистой
белизны ее живота, понял, что Кубера действительно самый могущественный из
локапал, потому что с всевозрастающим желанием, его все больше охватывало
чувство, которому была посвящена эта комната; и он в ней - и пришло
расслабление, напряжение, вздох и обжигающие слезы, после которых уже
нечего ждать.
- Чего ты желаешь Госпожа Майя?
- Расскажи мне об акселерационизме, Так из Архивов.
Так выпрямил свое большое тощее тело, и его кресло с треском подалось
назад.
За ним были банки информации, многочисленные редкие записи заполняли
своими пестрыми переплетами и запахом плесени длинные высокие стеллажи.
Он поглядел на девушку, стоящую перед ним, улыбнулся и покачал
головой. Она была совсем юной, неопытной и выглядела нетерпеливой. Ее
волосы были вызывающе рыжими, а носик и круглые щечки усыпали мелкие
веснушки. Бедра и плечи были широкими, а узкая талия контрастировала с
этими выпуклыми формами.
- Почему ты качаешь головой? К тебе же все идут за информацией.
- Ты молода, госпожа. За тобой всего три аватары, если я не ошибаюсь.
На этой точке твоей карьеры, ты, я уверен, не захочешь, чтобы твое имя
было занесено в особый список тех молодых, которые этим интересуются.
- О каком списке ты говоришь? Зачем нужен такой список?
Так пожал плечами.
- Боги коллекционируют самые странные вещи, и кое-кто из них собирает
списки.
- Я слышала, что акселерационизм - это мертвый тупик.
- Так откуда же этот внезапный интерес к мертвому?
Она засмеялась и уставила свои зеленые глаза в его серые.
Архивы взорвались вокруг него, и он оказался в танцевальном зале в
средних этажах Шпиля. Была поздняя ночь, почти перед рассветом, бал явно
давно уже подошел к концу, но в углу зала собралась толпа, в которой стоял
и он. Кто сидел, кто полулежал, и все слушали невысокого, смуглого,
крепкого человека, стоящего рядом с богиней Кали. Это был Великодушный,
Сам, Будда, только что появившийся здесь со своей надзирательницей. Он
говорил о буддизме и об акселерационизме, о временах Связывания и об
Адском Колодце, о богохульстве Господина Сиддхартхи в городе Махартхе. Он
говорил, и его голос слышался далеко, гипнотизировал, обретал силу,
уверенность и тепло, и слова шли и шли, а люди медленно теряли сознание и
падали вокруг него. Все женщины, как он заметил, были безобразны, кроме
Майи, которая хихикнула и хлопнула в ладоши. Архивы тут же вернулись на
место, и все еще улыбающийся Так оказался в своем кресле.
- Так почему этот внезапный интерес к мертвому? - повторил он.
- Но этот человек не мертвый.
- Не мертвый? Госпожа Майя, он мертв с той минуты, когда вступил в
Небесный Город. Забудь о нем. Забудь его слова. Считай, что он никогда не
существовал. Не оставляй в своих мыслях ни следа о нем. Настанет день,
когда тебе понадобится обновление - знай, что Мастера Кармы ищут сведения
об этом человеке в мозгу каждого, кто проходит через их залы. Будда и его
слова отвратительны в глазах богов.
- Но почему?
- Он анархист, бросающий бомбы, он революционер. Он хочет скинуть
само Небо. Если ты хочешь более полной информации, мне придется
воспользоваться машиной, чтобы затребовать данные. Ты позаботилась
получить подписанное разрешение для этого?
- Нет.
- Тогда выкинь это из головы и запри дверь.
- Он и в самом деле такой плохой?
- Он еще хуже.
- Тогда почему ты улыбаешься, говоря об этом?
- Потому что я человек несерьезный. Это не относится к тому, что я
говорил до этого. Так что, будь осторожна.
- Ты, похоже, знаешь об этом все. А сами архивариусы защищены от этих
списков.
- Едва ли. Мое имя стоит в списке первым. Но не потому что я
архивариус. Он - мой отец.
- Этот человек - твой отец?
- Да. Ты удивляешься, как девочка. Я думаю, он даже не знает, что он
мой отец. Что такое отцовство для богов, привыкших обладать многими
телами, порождающих многочисленное потомство с богинями, которые также
меняют тела четыре-пять раз в столетие? Я сын того тела, которое он
