- Но на что похоже это ощущение?
- Что твоя воля захвачена другой? Ты должен это знать.
Улыбка Ямы исчезла, но затем вернулась снова.
- Ты хочешь, чтобы я тебя ударил, а, Будда? Это дало бы тебе чувство
превосходства. К несчастью, я садист и не доставлю тебе этого
удовольствия.
Сам засмеялся.
- Тебя задело, Смерть.
Некоторое время они сидели молча.
- Не поделишься ли ты со мной сигаретой?
Яма зажег сигарету и протянул ее Саму.
- Как выглядит сейчас Первая База?
- Ты ее вряд ли узнаешь. Если бы сейчас вдруг все умерли, она бы еще
оставалась идеальной десять тысяч лет. Цветы будут цвести, музыка -
играть, фонтаны - рябить от переливов спектра. В садовых павильонах будет
подаваться горячая пища. Сам по себе Город бессмертен.
- Подходящее жилище, я полагаю, для тех, кто объявил себя и называет
богами?
- Называет? - переспросил Яма. - Ты ошибаешься, Сам. Божественность -
это не только название, это состояние души, условие существования. Бог не
потому бог, что бессмертен - ведь даже последний работяга может добиться
непрерывности существования. И дело не в Аспекте. Нет, любой компетентный
гипнотизер может играть с собственным обличьем. И обретение Атрибута здесь
ни при чем. Нет. Я могу сконструировать машины более мощные и точные, чем
любая способность, которая может развиться у человека. Быть богом - это
качество бытия, способность быть самим собой в такой степени, что страсти
находятся в соответствии с силами Вселенной, и те, кто смотрит на бога,
понимают, что перед ними бог, даже не слыша его имени. Один древний поэт
сказал, что мир наполнен отголосками и соответствиями. Другой написал
большую поэму об Аде, где каждому уготованы те мучения, которые
соответствуют силам, управляющим его жизнью. Быть богом - значит быть
способным осознать в себе нечто важное, а затем бить в одну точку, чтобы
привести это найденное в соответствие со всем существующим. А затем, за
пределами морали, логики и эстетики ты становишься ветром или огнем,
морем, горой, солнцем или звездами, полетом стрелы, сумерками, любовными
объятиями. Становишься главным, благодаря своей преобладающей страсти. И
те, кто смотрит на богов, говорят, даже не зная их имен: "Он - Огонь",
"Она - Танец", "Он - Разрушитель", "Она - Любовь". Итак, отвечаю на твое
замечание: они не называют себя богами; богами их называют все остальные,
все, кто их видит.
- Значит, они так и играют на своих фашистских банджо?
- Ты выбрал неудачное прилагательное.
- Все остальные ты уже использовал.
- Похоже, что наши взгляды насчет этого никогда не сойдутся.
- Если кто-то спрашивает, зачем ты угнетаешь мир, а ты отвечаешь
кучей поэтического вздора - тогда, конечно, нет. Думаю, что тут они просто
не могут сойтись.
- Тогда давай выберем другую тему для разговора.
- Хотя в самом деле, глядя на тебя, я скажу только: "Он - Смерть".
Яма не ответил.
- Странная преобладающая страсть. Я слышал, что ты стал старым до
того, как был молодым.
- Ты же знаешь, что это правда.
- Ты был замечательным механиком и мастером по оружию. Твоя юность
сгорела во взрыве, и ты в тот же день стал стариком. Не в тот ли день
смерть стала твоей главной страстью? Или это было раньше? Или позднее?
- Неважно, - сказал Яма.
- Почему ты служишь богам? Потому что веришь в то, что сказал мне,
или потому, что ненавидишь большую часть человечества?
- Я не солгал тебе.
- Значит, Смерть - идеалист. Забавно.
- Вовсе нет.
- А может быть, Господин Яма, что ни одна из этих догадок не верна?
Что твоя главная страсть это...
- Ты уже упоминал ее имя, - сказал Яма, - в такой же речи и сравнил
ее с болезнью. Ты и тогда был неправ и сейчас заблуждаешься. Я не хочу
слышать эту проповедь еще раз и, поскольку я не в зыбучем песке, слушать
не буду.
- Ладно, - сказал Сам. - Но скажи, главные страсти богов когда-нибудь
меняются?
Яма улыбнулся.
- Богиня танца была когда-то богом войны. Похоже, что все может
меняться.
- Когда я умру реальной смертью, - сказал Сам, - тогда я, наверное,
изменюсь. Но до того момента я буду ненавидеть Небеса. Ненависть до
последнего вздоха. Если Брахма решит меня сжечь, я буду плевать в пламя.
Если он прикажет задушить меня, я попытаюсь кусать руки палача. Если он
перережет мне глотку, его клинок, наверняка, заржавеет от моей крови. Это
тоже - главная страсть?
- Ты - хороший материал для бога, - сказал Яма.
- Хороший материал... - передразнил Сам.
- Я получил разрешение, что прежде, чем что-либо случится, - сказал
Яма, - тебе позволят присутствовать на свадьбе.
- На свадьбе? Твоей и Кали? Скоро?
- Когда меньшая луна будет полной. Поэтому, что бы там Брахма не
решил, я, по крайней мере, могу поставить тебе выпивку, прежде чем это
произойдет.
- За это спасибо, Бог Смерти. Но я всегда считал, что свадеб на Небе
не бывает.
- Эту традицию собираются ломать, - ответил Яма. - Не бывает
священных традиций.
- Тогда - желаю счастья.
Яма кивнул, зевая. Снова закурил.
- Кстати, - сказал Сам, - какая сейчас последняя мода в небесных
казнях? Я спрашиваю чисто в информационных целях.
- Казни на Небе не совершаются, - сказал Яма, открыл встроенный
шкафчик и пододвинул к себе шахматную доску.
5
Из Адского Колодца он попал на Небо, чтобы пообщаться
там с богами в Небесном Городе, который скрывает в себе
много тайн, в том числе и относящихся к его прошлому.
Известно далеко не все, что случилось, пока он пребывал
там. Однако доподлинно известно, что он ходатайствовал
перед богами в интересах планеты и этим приобрел симпатии
одних и враждебность других. Если бы он предпочел предать
человечество и принять предложение богов, то, как
утверждают некоторые, мог бы навсегда остаться в Городе и
жить там как хозяин, а не встретил бы смерть в когтях
призрачных кошек Канибуррхи. Правда, клеветники говорили,
что он принял это предложение, но предали его самого, и
только потом вернул он свои симпатии страдающему
человечеству и был верен ему до конца своих дней, которых
оставалось очень мало...
Опоясанная молниями, несущая знамя, вооруженная
мечом, копьем, луком, пожирающая, поддерживающая, Кали,
ночь времени в конце кальпы, скитающаяся в ночи,
защитница, обманщица, любящая и любимая, Брахмани, Матерь
Вед, живущая в тиши самых тайных мест, знаменующая добро и
спокойствие, нежная, всезнающая, быстрая, как мысль,
носительница черепов, обладающая властью, сумеречная,
непобедимая воительница, сострадательная и милосердная,
открывающая путь потерянным, дарительница благ, учитель,
доблесть в образе женщины, изменчивая сердцем, предающаяся
аскетизму, волшебница, бессмертная и вечная...
Арийатарабхаттариканамаштоттарасатакастотра (36-40)
И вот, как часто бывало в прошлом, ее белоснежный мех погладил ветер.
Она шла там, где колыхалась лимонного цвета трава. Она шла по
извилистой тропе, под темными деревьями и цветами джунглей, и яшмовые
утесы поднимались справа, прожилки молочно-белого камня, простреленные
оранжевыми колосками, открывались ей.
Как часто бывало и раньше, она бесшумно ступала мягкими подушечками
своих огромных кошачьих лап, ветер гладил ее белый, как мрамор, мех, и
тысячи ароматов джунглей и равнины окружали ее здесь, в сумерках места,
которое существовало лишь наполовину.
Она шла одна по тропе, не имеющей возраста, через джунгли, которые
наполовину были иллюзией. Белые тигры - одинокие охотники. Если и были
где-то рядом другие, ни один не посмел бы составить компанию себе
подобному.
Затем, как это бывало и раньше, она взглянула вверх, на гладкую серую
оболочку Неба и на звезды, блестевшие там осколками льда. Полумесяцы ее
глаз расширились, она остановилась и села, глядя вверх.
За кем же она охотится?
Низкий звук, вроде хихиканья, перешедшего в кашель, вырвался из ее
горла и прервался, будто она поперхнулась. Внезапно она прыгнула на
широкий камень и села там, облизывая плечи. Появилась луна. В лунном свете
кошка казалась статуей, вылепленной из подтаявшего снега, под бровями
играло топазовое пламя глаз.
Затем, как и раньше, она подумала, в настоящих ли джунглях Канибуррхи
она сидит? Она чувствовала, что все еще находится в пределах настоящего
леса. Но точно не знала.
За кем она охотится?
Небеса располагались на плато, которое было когда-то горной грядой. А
потом эти горы расплавили и разгладили, чтобы сделать ровную площадку. С
зеленого юга была принесена почва, чтобы эта голая местность покрылась
растительностью. Все пространство прикрыл прозрачный купол, защищающий от
полярного ветра и от всего постороннего.
Вознеслось Небо, стало царством сдержанности и умеренности. Оно
радовалось долгим сумеркам и долгим ленивым дням. Свежий воздух,
подогреваемый при втягивании внутрь, циркулировал по Городу, по лесу. В
самом куполе можно было собрать облака, сделать из них тучи и вызвать
дождь, который мог полить любое место. Можно было вызывать и снегопад, но
этого никто никогда не делал. На Небе всегда лето.
В Небесном лете стоял Небесный Город.
Небесный Город вырос не так, как города людей: вокруг порта или возле
хороших пахотных земель, пастбищ, торговых путей, богатых теми или иными
природными ресурсами, которые нужны людям. Небесный Город возник из
концепции, в умах его первых жителей. В нем не строили постепенно и не
строили как попало: здание здесь, а новую дорогу там, поломаем это, чтобы
дать место другому - и после этого все части соединяются в одно неуклюжее
и разномастное целое. Нет. Каждое полезное соображение обсуждалось, каждый
дюйм великолепия рассчитывался сначала проектировщиками, а потом машинами.
Эти планы были скоординированы и осуществлены несравненным
архитектором-художником. Вишну-Хранитель держал в своем мозгу весь
Небесный город до того дня, когда он сам облетел на Гаруде вокруг Шпиля
Высотой В Милю, оглядывая все пространство внизу; и весь Город отразился в
капле пота, выступившей у него на лбу.
Итак, Небеса возникли из мысли Бога, эта концепция развивалась
желаниями его товарищей. Небо было заложено больше по их выбору, чем по
необходимости, - в пустыне льда, снега и камня, над безвременным полюсом
мира, где могли создать себе дом только могущественнейшие.
(За кем же она охотится?)
Под куполом Неба, рядом с Небесным Городом, разместился большой лес
Канибуррхи. Вишну в своей мудрости видел, что должно быть равновесие между
столицей и необузданной природой.
В то время как природа могла существовать независимо от городов,
городским жителям требовались не только культурные посадки. Если бы весь
мир был городом, рассуждал Вишну, то какую-то его часть жители превратили
бы в пустыню, потому что во всех них есть что-то непостижимое, требующее,
чтобы где-то кончался порядок, и начинался хаос. И в его мыслях вырос лес
с стремительными потоками, запахом свежей растительности и разложения,
