Я остановилась у гаража. У ворот какой-то мужчина вынимал камеру из
покрышки. Он взглянув в мою сторону, увидел "тендерберд" и, когда я выш-
ла из машины, встал, разогнул спину и сказал с сильным провансальским
акцентом:
- Неужели опять поломка? Не может быть! Я подошла к нему, держа сумку
в правой руке, с кепкой на голове, в мятом костюме, который прилип к мо-
ему вспотевшему телу, подошла, стараясь не думать о том, какой у меня
жалкий, растерянный вид. Это был человек небольшого роста, в спецовке на
застегнутой до самого верха молнии, с выцветшими, почти желтыми глазами
и густыми светлыми взлохмаченными бровями. Я спросила:
- Вам знакома эта машина?
- Знакома ли она мне? Да она находилась у нас две недели, мы перебра-
ли весь мотор. Мало машин мне знакомы так же хорошо, как эта, уж по-
верьте мне. Что же теперь не ладится?
- Ничего, все в порядке.
- Может, не тянет?
- Да нет. Я хотела спросить... Вы знаете хозяина этой машины?
- Того мсье из Вильнева? Не очень. А что?
- Ему нужна копия счета, который вы ему дали. Можно ее получить?
- Ах, вот как! Ему нужна копия. А зачем? Он что, потерял счет? Вот
видите, на что приходится тратить время, вместо того чтобы работать. Пи-
ши и пиши без конца.
Он провел меня через гараж, где трудились несколько механиков, в ка-
кую-то застекленную клетку. Там сидели две женщины в желтых халатах. Мы
все вчетвером принялись просматривать конторскую книгу. Со мной они были
очень любезны и не выразили мне никакого недоверия. Одна из женщин, брю-
нетка лет тридцати с высокой белоснежной грудью, видневшейся в глубоком
вырезе ее халата, поняв по моему произношению, что я парижанка, расска-
зала, что она пять лет жила в Париже, неподалеку от площади Нации, но ей
там "не понравилось", так как парижане какие-то дикари, каждый живет в
своей скорлупе. Наконец я собственными глазами прочитала в конторской
книге, что некий Морис Коб оставил "тендерберд" в этом гараже в конце
июня, чтобы отремонтировать. Бог его знает, какой-то там опрокидыватель
и коробку передач. Забрал он машину 10 июля вечером, заплатив наличными
723 франка.
Первой заподозрила неладное та женщина, которая болтала со мной, ког-
да я сказала, что хочу видеть того, кто имел дело с хозяином машины. Она
сразу нахмурилась и, поджав губы, спросила меня:
- А, собственно говоря, чего вы хотите от Роже? Вы просили счет, да?
Вы его получили? Что же еще? И вообще, кто вы такая?
Но тем не менее они послали за ним. Это был довольно высокий и пухлый
молодой человек с лицом, перемазанным маслом. Он обтирал его на ходу
грязной тряпкой. Да, он хорошо помнит мсье Коба, тот пришел за своим
"тендербердом" в пятницу вечером. Часов в десять, а может, в половине
десятого. Он утром звонил из Парижа, чтобы справиться, готова ли машина
и застанет ли он кого-нибудь в гараже вечером.
- Если я правильно понял, он приехал сюда на праздники. Он мне ска-
зал, что у него в Вильневе вилла. А что именно вы хотите узнать?
Я не нашлась, что ответить. Они вчетвером окружили меня, и внезапно я
почувствовала, что мне не хватает воздуха в этой конуре. Брюнетка прис-
тально разглядывала меня с ног до головы. Я сказала: "Ничего, спасибо,
благодарю вас", - и поспешно вышла.
Пока я проходила через гараж, они смотрели мне вслед, я ощущала это,
и мне было так неуютно под их взглядами, так хотелось побежать, что у
ворот я споткнулась о валявшуюся покрышку и выполнила фигуру высшего пи-
лотажа - коронный номер Дани Лонго", - двойную петлю с приземлением на
все четыре конечности. Вислоухая собака у гостиницы "Англетер" облаяла
меня как сумасшедшая, призывая всех на помощь.
Серые аркады, узкие улочки, вымощенные крупным булыжником, дворы, в
которых сушится белье, а потом на большой площади, украшенной для вечер-
него гулянья гирляндами разноцветных лампочек, свадьба - вот чем встре-
тил меня Вильнев. Я остановила машину, чтобы пропустить свадебный кор-
теж. Невеста, высокая брюнетка с непокрытой головой, держала 6 правой
руке красную розу. Подол ее белого платья был в пыли. Все выглядели из-
рядно выпившими. Когда я пробивалась через эту толпу к бистро, которое
находилось на другой стороне улицы, двое мужчин схватили меня за руки и
стали уговаривать потанцевать на свадьбе. Я сказала: нет, нет, спасибо -
и с трудом вырвалась от них. Посетители бистро высыпали на улицу и под-
бадривали жениха, в зале не осталось никого, кроме белокурой женщины,
которая сидела за кассой, умиленная собственными воспоминаниями. Она и
рассказала мне, как проехать на виллу Сен-Жан, что на шоссе Аббей. Я вы-
пила стакан фруктового сока, купила пачку сигарет "Житан", достала одну
и закурила. Я не курила тысячу лет. Кассирша спросила меня:
- Вы дружны с мсье Морисом?
- Нет. То есть, да.
- Вот я и смотрю, что он одолжил вам свою машину.
- А вы его знаете?
- Мсье Мориса? Немножко. "Здравствуйте", "до свидания". Иногда они с
моим мужем вместе охотятся. А он сейчас здесь?
Я не знала, что ответить. Впервые мне пришло в голову, что мужчина в
багажнике "тендерберда" может быть и не Морис Коб, а кто-то другой. Я
неопределенно тряхнула головой, что могло означать и "да" и "нет". Потом
расплатилась, поблагодарила ее и вышла на улицу, но она окликнула меня и
сказала, что я забыла на стойке сдачу, кепку, сигареты и ключи От маши-
ны.
Вилла Сен-Жан - это чугунные ворота, за ними длинная дорожка розового
асфальта, и в конце ее - большой приземистый дом с черепичной крышей,
который я увидела, подъезжая, сквозь заросли виноградника и кипарисы. На
этом шоссе были еще виллы, они возвышались над Вильневом, словно сторо-
жевые посты какой-то крепости, но я не встретила ни одного человека, и
только когда я уже стояла у ворот, освещенных заходящим солнцем, чей-то
голос за моей спиной заставил меня обернуться:
- Мадемуазель, там никого нет. Я заходила уже три раза.
По ту сторону дороги, перегнувшись через каменную ограду, стояла мо-
лоденькая блондинка лет двадцати. Лицо у нее было довольно красивое,
треугольной формы, и очень светлые глаза.
- Вы к мсье Морису?
- Да, к Морису Кобу.
- Его нет дома. (Девушка провела пальцем по своему курносому носику.)
Но вы можете войти, дом не заперт.
Я подошла к ней в тот момент, когда она, выпалив мне все это, неожи-
данно вскочила на ограду. На ней было розовое платье с широкой юбкой
вокруг длинных загорелых ног. Она протянула мне руки:
- Вы поможете мне спуститься? Я, как могла, постаралась помочь ей,
поддерживая за ногу и за талию. Наконец она спрыгнула, приземлилась на
свои босые ноги, а я, как это ни странно, удержалась на своих. Она ока-
залась чуть пониже меня. Волосы у нее были длинные и совсем светлые, как
у шведских кинозвезд. Нет, она не шведка и даже не уроженка Авиньона, а
родилась в департаменте Сена, в Кашане, учится в Экс-ан - Провансе и зо-
вут ее Катрин (или просто Кики) Мора. "Только, умоляю, молчите, все ост-
роты по поводу моего имени я уже слышала, и они сводят меня с ума". Все
это и еще многое другое (что ее отец, как и мсье Морис, инженер-строи-
тель, что она "еще девственница, но в то же время очень темпераментна, и
с психологической точки зрения это, вероятно, ненормально") она выложи-
ла, не дав мне вставить ни слова, пока мы шли к машине. Потом, несколько
раз вздохнув, она добавила, что месяц назад, в июне, каталась на "тен-
дерберде" с мсье Морисом. Он дал ей вести машину до Форкалькье, а была
уже ночь и на обратном пути она, естественно, чувствовала какое-то нео-
бычное возбуждение, но мсье Морис вел себя как истинный джентльмен и не
воспользовался случаем, чтобы навести порядок в ее психологии. Но не
сержусь ли я на нее?
- За что?
- Но вы же его любовница?
- Вы меня знаете? Мы опять стояли рядом, и я увидела, как ее щеки
покрылись легким румянцем.
- Я видела вас на фотографии, - ответила она. - Я нахожу вас очень,
очень красивой. Правда. Честно говоря, я была уверена, что вы приедете.
Скажите, вы не будете смеяться, если я вам что-то скажу? Вы еще прекрас-
нее голая!
Да она просто сумасшедшая. Настоящая сумасшедшая!
- Вы в самом деле знаете меня?
- Мне кажется, я вас видела несколько раз, когда вы приезжали сюда.
Да, конечно. Мне очень нравится ваша кепка.
Мне нужно было собраться с мыслями, чтобы понять, как подступиться к
этой девушке. Я села за руль и попросила ее открыть ворота. Она открыла
их. Когда она снова подошла ко мне, я спросила, что он делает здесь. Она
рассказала, что приехала на каникулы к своей тетушке и живет в доме, ко-
торого отсюда не видно, он за холмом. Я спросила, почему она так увере-
на, что на вилле Мориса Коба никого нет. Поколебавшись и почесав пальцем
кончик своего короткого носика - видно, у нее была такая привычка, - она
ответила:
- В общем-то, вы не должны быть ревнивы. Уж вы-то знаете, каков он,
мсье Морис.
Так вот, в субботу днем она проводила к нему одну женщину, которая
приехала из Парижа, рыжую такую, что выступает по телевидению, ну ту,
что говорит с ужасным акцентом: "А топер, мадам, повыселимся, поговорым
о сердечных делах". Ее зовут Марите, ну как там ее дальше... Так вот,
все в доме было открыто, но нигде ни души. Уехала эта телезвезда, потом,
попозже, вернулась - опять никого. Так она и убралась восвояси, понурив-
шись, на своих высоченных, как ходули, каблуках, с чемоданчиком из кожи
телезрителей.
- Из прислуги тоже никого нет? - спросила я девушку.
- Нет, сегодня утром я заходила в дом и никого не видела.
- Вы заходили еще раз?
- Да, я немного беспокоилась. Мсье Морис приехал в пятницу вечером,
это точно, я сама слышала. А потом мне не дает покоя еще одна вещь, хо-
тя, это, конечно, глупо.
- Что именно?
- В пятницу вечером в его доме стреляли из ружья. Я была в оливковой
роще, это как раз за домом. Слышу - три выстрела. Правда, он вечно во-
зится со своим ружьем, но шел уже одиннадцатый час, и это меня встрево-
жило.
- А вы бы просто пошли и посмотрели, в чем дело.
- Видите ли, я была не одна. Откровенно говоря, моя тетка старше са-
мого Мафусаила, поэтому, когда я хочу с кем-нибудь поцеловаться, мне
приходится убегать в рощу. У вас такой вид, будто вы не понимаете. Это
правда или вы просто разыгрываете из себя бесстрастную, непроницаемую
женщину?
- Нет, я понимаю, очень хорошо понимаю. С кем вы были?
- С одним парнем. Скажите, а что у вас с рукой? Только не отвечайте,
как Беко, а то я покончу с собой.
- Да ничего страшного, уверяю вас. А с субботы никто не появлялся на
вилле?
- Ну, знаете, я не сторож здесь. У меня своя жизнь, к тому же очень
насыщенная.
Треугольное личико, голубые глаза, розовое платье, обтягивающее не-
большую девичью грудь. Она мне нравилась своей живостью и в то же время
вызывала во мне грусть, сама не знаю почему. Я сказала ей:
- Ну, спасибо, до свидания.
- Знаете, вы можете называть меня Кики.
- До свидания, Кики.
Проезжая по розовой асфальтовой дорожке, я наблюдала за этой босой
девушкой со светлыми волосами в зеркальце машины. Она снова потерла
пальцем свой носик, потом вскарабкалась обратно на ограду, с которой я
ей перед этим помогла спуститься.
Остальное, конец этих поисков, когда я вновь нашла себя, произошло
три или четыре часа назад, я теперь уже не знаю. Я вошла в дом Мориса
Коба, дверь была открыта, нигде ни души, тишина. И все знакомо мне, нас-
только знакомо, что я уже на пороге поняла, что я сумасшедшая. Я и сей-
час в этом доме. Я жду в темноте, прижав к себе ружье, лежа на кожаном
диване, который приятно холодит мне голые ноги, и, когда кожа согревает-
ся от моего тела, я передвигаюсь, ища прохлады.
Все, что я увидела, войдя в этот дом, до странного напомнило мне то,
что осталось в моей памяти - а может быть, в моем воображении - о доме
