ту, чтобы поискать, чем можно еще больше унизить его перед этой девицей.
Кажется, он называл меня "мсье" и молил о пощаде, кажется, он не проявил
ни на йоту мужества, не сделал ни малейшей попытки защититься, это была
мерзкая гнида, и именно его гнусная слабость погасила мой гнев. Я швыр-
нул его на стул в кухне. Приподнял ему голову за подбородок. Из носа и
ушей у него текла кровь. Я что-то говорил ему, но что - не помню. Да и
все равно он не мог меня понять. Никто не может понять. Потом я вернулся
в ту комнату, где была девица. Она тоже называла меня "мсье". Я левой
рукой закрыл ей рот и, прижав к той же стене, у которой избивал ее воз-
любленного, рывком разорвал на ней платье. Ее широко раскрытые, полные
слез глаза были совсем близко и смотрели на меня. Она была ни жива ни
мертва от страха, как ребенок. Я отпустил ее, Дани. Никто не может по-
нять. Не помню, как я очутился снова в своей машине на улице Кантена Бо-
шара, но, когда я очнулся, то сидел, положив руки на руль, и, уткнувшись
в них лицом, плакал. Не считая детских лет, я плакал всего два раза в
жизни.
В тот вечер и вот теперь, в пятницу, у омерзительной фотографии моей
жены. Вы можете это понять, Дани?
В ту же ночь я узнал и о других изменах Аниты после нашей свадьбы, и
о вашей поездке в Цюрих. Но о Кобе она не сказала ни слова. Я долго си-
дел один около спящей дочурки. Потом оглушил себя снотворным и лег спать
прямо на полу, рядом с детской кроваткой, и мой сон был заполнен моей
девочкой. На следующий день я принял меры, чтобы встретиться с парнем,
которого избил. Встреча состоялась в кафе, рядом с его домом. Он весь
опух от побоев, но, попивая свой дрянной томатный сок, непринужденно
разглагольствовал - ведь он знал, что теперь я опасаюсь его. Я выдал ему
чек. Он сказал, что я сумасшедший и меня следовало бы изолировать. Он
даже смеялся, несмотря на то, что рот у него был облеплен пластырем. Я
унизился до того, что попросил его рассказать о той майской ночи, я хо-
тел знать его версию. Самое ужасное было, что в его памяти сохранились
лишь какие-то отрывочные воспоминания, для него это не представляло ни-
какого интереса. Он сказал, что, в общем-то, я ему заплатил за то, что
он переспал с моей женой. Он вслух обдумывал, не должен ли он разделить
эти деньги со своим дружком.
Остаток дня я не мог работать. Весь обливаясь потом, я снова и снова
перебирал в памяти признания Аниты. В ее рассказе фигурировал один па-
рень, которого я знал и которого по крайней мере имел возможность проу-
чить. Помните, у нас работал художникбрюнет, эдакий тореадор с виду? Его
звали Витта, Жак Витта - он попал в автомобильную катастрофу и вскоре
после этого ушел из нашего агентства? Так в действительности-то это я
подкараулил его в тот вечер в Буживале. Когда я пришел к большому дому,
где он жил, было семь часов вечера и заходящее солнце полыхало над Се-
ной. Трое или четверо ребятишек затеяли рядом со мной игру. Я поймал
брошенный ими мяч. Поговорил с ними. Потом остался один, прошло нес-
колько часов. Я курил и ходил взад и вперед, держась в тени, подальше от
уличных фонарей. Было уже за полночь, когда Витта подъехал на своей ма-
лолитражке, один, и поставил машину на стоянку. Когда он увидел, что я
приближаюсь к нему, он сразу сообразил, зачем я здесь. Он не хотел выхо-
дить из машины, сидел в ней, в отчаянии цепляясь за дверцу. Тогда я
схватился обеими руками за машину и перевернул ее. В соседних домах ста-
ли раскрываться окна. В тишине ночи раздались голоса. Я вытащил Витта из
машины - надо сказать, он оказался гораздо мужественнее того подонка и
все норовил пнуть меня ногой в низ живота, - ударом свалил его на землю,
потом поднял и снова бил, швырнул на траву, пока не понял, что могу при-
кончить его. Я вернулся домой. Ту ночь я тоже провел на полу у кровати
дочурки. Два или три дня спустя Витта пришел ко мне в кабинет с заявле-
нием об уходе. От чека он отказался. Потребовал, чтобы я возместил стои-
мость дверцы и крыла машины, но за увечья не взял ничего. Да, сказал он,
раз пять он был с моей женой в одной из гостиниц на улице Пасси... И,
сделав непристойный жест, добавил, что воспользовался моей женой просто
как обыкновенной потаскушкой, она ему больше и не нужна. Вы меня понима-
ете, Дани?
После этого сильнее, чем кого-либо, я возненавидел вас. Я заставлял
себя не смотреть на вас во время утренних летучек по понедельникам. Одно
время я подумывал вас уволить. Но меня остановили два соображения: нужно
было найти предлог, убедительный для ваших сослуживцев - например, ка-
кой-нибудь промах в работе, на что было мало надежды, - и потом, если бы
я вас уволил, вы тотчас бы поступили на работу в другое агентство и нам
опять пришлось бы сталкиваться, но там вы наверняка заняли бы более вы-
сокий пост и стали бы более влиятельной, чем теперь. И я решил ждать.
Прошло несколько месяцев. Я следил за Анитой, и, как мне казалось,
следил хорошо. Я считал, что те страшные дни, о которых я вам рассказал,
навсегда отбили у нее охоту вносить разлад в нашу семью. Я ее любил. Я
всегда ее любил. Я знаю, что думают в агентстве по поводу моей женитьбы.
Что она сразу, как только поступила к нам на работу, решила забеременеть
от патрона и женить его на себе. Но это совсем не так. Дани. Чтобы до-
биться положения и денег в том мире, куда она стремилась, ей никто не
был нужен. Наоборот, она совсем не поощряла мои ухаживания, я ее не ин-
тересовал. Несколько раз мы выходили из агентства вместе. Я вел ее ку-
да-нибудь поужинать. Я рассказывал ей о своем детстве, о том, как меня
боялись ребята, я старался, похваляясь своей физической силой, поразить
ее этим. Но она просто считала, что я слишком большой, слишком толстый,
и тоскливо зевала. После ужина, который явно не доставлял ей ни малейше-
го удовольствия, я не знал, куда ее повести. Я не танцую и не бываю ни в
каких модных заведениях. И я провожал Аниту на бульвар Сюше к ее матери.
А затем находил какую-нибудь уличную девку и получал от нее то, что хо-
тел получить от Аниты. Поймите меня правильно, Дани. Впервые она стала
моей против своей воли, это произошло в одну из суббот, в пустом
агентстве, куда мы с ней пришли, чтобы поработать. Это был счастливый
для меня день, потому что тогда-то и была зачата Мишель. А восемь меся-
цев спустя я женился на Аните. В одном я все-таки уверен: до нашей же-
нитьбы ее что-то притягивало ко мне - пусть даже это было всего лишь
извращенное стремление убедиться, что мужчина моего роста и моей комп-
лекции в любви чем-то отличается от других мужчин. На первых порах, ког-
да мы встречались у меня, она раздевалась лихорадочно и в то же время
нерешительно - не знаю, что ее больше возбуждало, страх перед болью или
предвкушение наслаждения. Насколько деятельна и самоуверенна она была
обычно, демонстрируя свою явную склонность верховодить, настолько наивно
и неуклюже она прибегала к любым ухищрениям, лишь бы оказаться со мной,
подчиниться грубой неумелой силе наших первых объятий. Вот в чем беда
Аниты. Ее неотвратимо притягивает все, что может ее сокрушить. Секрет ее
привязанности к Морису Кобу в том, что он мог без конца ломать ее, по-
вергать в ужас, заставлять что-то делать помимо ее воли - ваши фотосним-
ки. Дани, лишь бледный тому пример, - он не гнушался ничем, чтобы дер-
жать ее в своей власти. Как-то ночью, в минуты любви, она протянула мне
ремень, жалкими словами пытаясь объяснить, что я должен стегать ее, не
обращая внимания на ее вопли, или даже вообще прикончить, потому что из
лабиринта, в который она попала, выхода нет. А я не смог, не смог пойти
на то, чего не понимаю. Да и кто может такое? Вы слышите меня, Дани? Эти
две дырки в груди Коба потрясли меня тем, что они ставили под угрозу бу-
дущее Мишель. Тогда, в подвале, я избил Аниту только потому, что узнал
еще об одном мерзавце, который, как многие другие до него, делал меня
рогоносцем. Только потому. Я был счастлив, что он мертв, я был счастлив,
что для того, чтобы выкрутиться, придется убить и вас. Я люблю Аниту.
Люблю и жалею, как свою дочурку, ибо знаю, что вопреки мнению всех, Ани-
та на самом деле пусть грешная, но заблудшая душа. Клянусь, мне ни на
секунду не пришла - и никогда не придет! - в голову мысль бросить ее,
дать упрятать ее за решетку, оставить страдать одну.
Когда в тот день, в пятницу, я вернулся в комнату, куда я позже при-
вел вас, Анита уже не плакала. Мы долго говорили с нею, она сидела, при-
жавшись щекой к моему лицу и обвив руками мою шею. Она монотонным голо-
сом рассказала мне о своей связи с Морисом Кобом: после нашей женитьбы
они время от времени встречались, она не могла порвать с ним. Она выст-
релила в него потому, что во время очередной их ссоры - он собрался
ехать в Вильнев-лезАвиньон, где его ждала другая женщина, - ружье оказа-
лось под рукой. Я слушал ее исповедь и думал, как избежать полиции, но
не находил выхода. Анита сказала мне, что при встречах с Кобом она, бо-
ясь меня, держалась очень осторожно. Она бывала у него, только когда
прислуга уходила - так было и в этот раз, - а если случалось, что ей не-
обходимо было назвать себя, она всегда называла чужую фамилию: вашу, Да-
ни. Вот так. Вы знаете, я и говорю, и двигаюсь медленно, но голова у ме-
ня работает быстро. Я взглянул на часы: было четверть пятого. Когда Ани-
та позвонила в агентство, со слезами умоляя меня приехать в квартал Мон-
моранси, было три часа. Значит, с момента смерти Коба прошел час с чет-
вертью. Еще несколько минут мне понадобилось на то, чтобы хотя бы в об-
щих чертах разработать план нашего спасения. Мне кажется, я достаточно
убедительно дал вам понять, что ваша судьба меня не волновала. Главное
для меня теперь было - время. В одной книге, в "Алисе в Стране Чудес",
говорится, что время - действующее лицо. И вот с этого момента я все
свои силы устремил на то, чтобы оно было за нас, против вас и против
всех, это была основная моя забота.
В первую очередь я решил отодвинуть час убийства Коба для тех, кто
будет вести следствие, и таким образом выиграть несколько часов, которые
окажутся в полном моем распоряжении, получить, так сказать, чистые стра-
ницы и вписать в них новую, свою версию убийства. Для этого прежде всего
требовалось, чтобы вскрытие было произведено только через несколько
дней. Значит, следовало спрятать труп Коба до тех пор, пока время его
смерти можно будет установить лишь приблизительно. Кроме того, по моим
планам, он должен был еще пожить, прежде чем умереть вторично. Вот поче-
му я перенес место убийства из Парижа в Вильнев. Коб собирался поехать
туда. Так пусть поедет. В его бумагах я обнаружил билет на самолет. Я
знал, что в Авиньоне он собирался забрать свой "тендерберд", который на-
ходился там в ремонте: утром в присутствии Аниты он звонил в гараж, что-
бы проверить, будет ли машина готова. Он заберет ее. Я просил Аниту опи-
сать мне дом в Вильневе. Анита бывала там раза два или три, ценой лжи, в
которой у меня уже не хватило духу упрекнуть ее. Она сказала, что дом
стоит довольно уединенно, но неподалеку находится еще несколько вилл.
Она была убеждена, что, если трижды выстрелить из ружья, и на сей раз не
в подвале с бетонными стенами, а в комнате с открытыми окнами, то соседи
услышат выстрелы и смогут затем дать показания. Этого мне было достаточ-
но.
Я принялся торопливо осматривать вещи в комнате, где мы находились,
потом в спальне Коба, которую Анита мне показала. Пока я занимался этим,
голова моя лихорадочно работала. Знакомясь с тем, что представлял из се-
бя этот человек, я в то же время во всех подробностях разрабатывал план
действий, как свалить убийство на вас и к тому же перенести его за тыся-
чу километров от Парижа. Я пока ничего не говорил Аните, так как приш-
