наизнанку. Язычок теперь болтался снаружи и слабо дребезжал, катаясь по
крутым колокольным стенкам.
- Пташка нежно поет, - сказал колдун удовлетворенно, - друга в гости
зовет... Чик-чирик! Чик-чирик!
Он выпустил колокол из рук - грохнув на пол, тот растекся маслянистой
лужей.
- А уж весна, - пробормотал старик рассеянно, вытряхнул из рукава
деревянную лодочку и, кряхтя, пустил ее в эту лужу. Лодочка качнулась,
повернулась на месте и утонула, скрывшись из глаз, хотя лужица была
цыпленку по колена.
Старик снова покачал головой и погрозил Гарре пальцем. Девочка
затряслась на своей жердочке, всхлипывая и кусая губы. Колдун опять
вытянул по направлению к ней руку - Руал, весь напрягшись, подался вперед.
- Горлица в домике, - пропел старик, - сидит на соломинке... - и
снова зачастил заклинаниями, в которых Руал мог разобрать только отдельные
слова.
Старик то возвышал надтреснутый голос, то почти шептал, и чем дольше
Ильмарранен слушал это неровное бормотание, пересыпанное бессмысленными
обрывками заклинаний, тем явственнее становилось чувство, что он находится
на пороге непостижимой и одновременно очевидной тайны.
Между тем слова старика возымели, наконец, действие - из лужицы, где
утонула деревянная лодочка, выбралась красная птичья лапа - одна, без
туловища. Неуклюже подпрыгивая, лапа принялась разгребать насыпанную
стариком на пол шелуху, напоминая своими движениями о курице в поисках
корма. Старик увидел ее и разочарованно замолчал. Потом слабо хлопнул в
ладоши - лапа испуганно присела, дернулась и рассыпалась горстью
деревянных пуговиц.
Руал не мог пока определить, что хочет сделать старик с девочкой.
Одно было ясно, хоть на первый взгляд и потрясало невероятностью - старик
был не в состоянии добиться того, чего хотел.
Ильмарранен бездействовал за дверным косяком, а старик тем временем
возобновил свои попытки. На этот раз околесица заклинаний привела к тому,
что пол во всей комнате покрылся крупной, твердой чешуей.
- Рыбка... - пробормотал старик. - Рыбка в пруду, пташка в саду... А
мне скоро восемнадцать, свататься пойду, - он вдруг улыбнулся и
приосанился.
Руал схватился за голову. Неясное чувство, давно уже им владевшее, в
один миг обернулось твердой уверенностью. Ильмарранен тер лоб, еще и еще
проверял себя, всматривался в старика, будто впервые его видел.
Превратившись в плуг, распахивал улицы... Рос из земли, подобно
дереву... Запустил в пруд гигантскую пиявку с коровьим выменем...
Сватовство с дохлыми гадюками, потом аквариум с птичьей жердочкой...
Перья, чешуя, эта постоянная бессвязная болтовня, которая казалась
издевательством, а на самом деле...
Колдун был явно, полностью и давно безумен.
То, что казалось угрозой, было на самом деле проявлением старческой
немощи. Бедняга пережил свой разум, и его магический дар был теперь
бесполезен, как книга в руках у слепца.
Пораженный своим открытием, Ильмарранен должен был теперь решать, как
поступить. Выйти из укрытия? Пожалуй. Говорить с безумцем? Как и о чем?
Внутри стеклянного аквариума дрожит девочка - она не знает, что ее
мучитель скорее жалок, чем страшен. Каждая секунда промедления приносит ей
новые слезы... И кто знает, чем обернется для нее очередная старикова
бессмыслица? Похоже, придется подкрасться и просто-напросто огреть колдуна
камнем из тех, что в избытке валяются под ногами. Оглушить или убить.
Разом избавить деревню от страха.
Ильмарранен глубоко вздохнул, сосчитал до десяти и тихо, тонко
засвистел, подражая птичьему пению. Колдун вздрогнул и обернулся.
Руал только сейчас увидел, как слезятся эти подслеповатые глаза, как
беспомощно шлепают губы, как трясутся узловатые руки. Старик смотрел на
него недоуменно, растерянно, но никак не злобно.
Руал шагнул ему навстречу, присел, раскинув руки, потом подпрыгнул и
пропел:
- Вью я гнездышко на ветке, червячка ношу я деткам...
Колдун неуверенно топтался на месте, утопив голову в кружевном
воротнике. Маленькая Гарра - Руал взглянул на нее мельком - так и обомлела
на своей жердочке.
Руал подпрыгнул еще, взмахивая руками, как крыльями, и продолжил
громче, решительнее:
- Птичка в клетке затоскует, ее гнездышко пустует... Чик-чирик!
Чик-чирик! - и таинственно поманил старика пальцем.
Тот не мог решить пока, что такое Руал. Однако, заинтригованный, он
забыл о девочке и занялся незнакомцем - осторожно приблизился, вытянул
дрожащую руку, намереваясь коснуться Руалового лица.
Ильмарранен увернулся, присел, подобрал несколько деревянных пуговиц,
вызванных неудачным стариковым колдовством, подбросил одну вверх:
- Чик-чирик!
Пуговица со стуком упала на чешуйчатый пол. Старик поднял кустистые
брови. Руал бросил вторую - под взглядом старика она обернулась черным
птичьим пером и падала долго.
Затаив дыхание, смотрела на странное действо маленькая Гарра.
Ильмарранен бросил третью пуговицу.
Она описала в воздухе дугу и зависла вдруг без движения. Колдун
буркнул заклинание - пуговица пискнула, взмахнула короткими крыльями и
вылетела прочь. Старик, удивленный своей удачей, покосился на Руала, пожал
плечами, потом стянул кудрявый парик, отчего голова его в объятиях
воротника стала похожа на темную горошину в центре столового блюда.
- Чик-чирик, - сказал старик хрипло и подбросил парик.
Парик обернулся огромной, старой, линялой вороной. Ворона тяжело
опустилась на пол и бросила на старика томный, таинственный взгляд. Потом
хлопнула крыльями, поднялась невысоко над полом и зигзагами вылетела из
комнаты, скрывшись где-то в лабиринте коридоров. Старик усмехнулся
довольно и заковылял следом, забыв, по-видимому, о Руале и о Гарре.
Девочка всхлипнула на своей жердочке. Ильмарранен смотрел вслед
старику. Его охватило острое, пронзительное, никогда раньше не
испытываемое чувство.
Все видели, как невесть откуда явившийся незнакомец вынес из пещеры
колдуна похищенную накануне девочку. Все слышали сбивчивый, полубессвязный
девочкин рассказ и ни одна собака в деревне не смела теперь усомниться,
что на огонек к Гарану и Лите забрел великий, могущественный маг.
Когда накрывали столы, когда просили разрешения дотронуться, когда
шептались, галдели, заглядывали в глаза и заискивающе улыбались, когда
произносили здравицы и целовали руки, ему казалось, что немыслимым образом
судьба забросила его в прошлое. Но, засыпая на лучшей перине в поселке, он
вспомнил вдруг слезящиеся растерянные глаза, угловатые стариковские плечи
и трясущуюся маленькую голову на широком кружевном воротнике. И снова
пронзительная, незнакомая раньше, почти физическая боль сдавила ему горло.
Что это, жалость?
Он глубоко вздохнул, повернулся на другой бок - и услышал тихий,
издевательский смешок, будто бы внутри головы. Небо, опять. Это похоже на
сумасшествие.
Мы покинули замок барона, и через пару дней перед нами распахнулась
степь.
Я никогда раньше не был в степи, и на меня сложное впечатление
произвели эти огромные лысые пространства, покрытые жесткой, выжженной
солнцем травой. Здесь редки были поселки, и мы теперь часто ночевали у
костра под открытым небом.
Я целую неделю болезненно привыкал к своей роли наживки на крючке, а
потом внезапно успокоился и даже испытал некоторое облегчение. Во всяком
случае, быть в неведении еще хуже, а за страхи, иногда все же меня
посещавшие, с лихвой вознаграждали наши изменившиеся, потеплевшие
отношения с Лартом.
Днем мы по очереди правили каретой, а вечерами, разложив костер и
поужинав, вели беседы. О Третьей силе, по негласному договору, не было
сказано ни слова. Я, расчувствовавшись, вспоминал детство, а Легиар
рассказывал смешные и страшные магические байки, главным героем которых
был всегда один и тот же человек - я скоро догадался об этом, хотя Ларт
называл его все время по-разному. Вероятно, они были друзья с этим
человеком - у Ларта странно светились глаза, когда он говорил о нем:
- У всех бывают дурацкие желания. Я как-то летом заскучал по зиме,
взял да и засыпал свой двор снегом... Ну и что? А один дружок мой нашел
вулкан на побережье и взялся разогревать извержение. Не сходи с ума,
говорю... Знаешь, что он мне ответил? Я хочу быть лавой. Лавой быть хочу,
чтобы почувствовать, как это.
Ларт смотрел в огонь, огонь играл в его глазах, и мне показалось -
только на секунду показалось! - что глаза эти отражают свет костра
неровно, будто увлажнившись.
- Знаешь, всякий маг рискует, превращаясь во что-то... Чем
могущественнее и сильнее твое новое обличье, тем больше риск, что ты не
сможешь вернуться в прежнее. Быть магом не значит быть всемогущим, каждое
серьезное магическое деяние требует усилий, а усилия эти сокращают жизнь
даже самых великих... Итак, я сказал ему - не сходи с ума. Зачем тебе эта
игра с вулканом? И знаешь, что он мне ответил? Я должен почувствовать, как
это.
Он замолчал. В пламени костра я увидел вдруг лес, потом дом, потом
фигурку человека в чем-то, напоминающем лодку.
- И он стал лавой? - спросил я шепотом.
Ларт кивнул:
- Он всегда делал, что хотел. Он влез в вулкан и растекся по склону,
сжигая траву и кусты. Я стоял и смотрел, как дурак... А потом он вернулся
в свое обличье. И знаешь, что сказал?
Он снова замолчал, и я вынужден был спросить:
- Что же он сказал?
Ларт оторвал глаза от огня и посмотрел на меня:
- Он сказал: НИЧЕГО ОСОБЕННОГО. И пошел в какой-то портовый кабачок
пить плохое вино и купаться нагишом при свете факелов, и портовые девки
визжали, а он превращал их волосы в струйки воды... У каждой девки на
голове бил фонтан. Я сказал: пойдем домой. А он сказал - отстань... Если
бы кто-нибудь в мире смел мне сказать - отстань!
Огонь затухал, я подбросил веток. Ларт не видел уже ни меня, ни
костра - он весь пребывал там, где куражился этот его дружок...
- Ну, теперь ты расскажи, - сказал Легиар после паузы.
Я пожал плечами:
- Да про что же?
- Про что хочешь...
- Ну, у меня брат есть двоюродный... Когда мы были маленькими, и вся
семья сидела за столом, и на ужин была рыба-щепка... Знаете, есть такая
мелкая, вкусная рыба... Он выбирал на блюде тех рыбешек, что случайно
лишились головы, и делал это незаметно.
Я замолчал.
- А зачем он это делал? - спросил Ларт.
- Чтоб головы не оставались на тарелке... Мать смотрела, кто сколько
съел, по рыбьим головам. А у него на тарелке не было голов, и ему давали
добавки.
Снова повисла пауза.
- А почему вы не съедали эту рыбу с головами? - спросил Ларт.
- А-а! - протянул я радостно. - Так у щепки-рыбы головы горькие!
Фыркали в темноте наши кони. Догорал костер.
Через пару дней перед нами замаячили горы, а еще три дня спустя мы
подобрались к ним вплотную. Здесь, в предгорьях, приютился древний и
довольно большой поселок, в котором, как утверждал Ларт, жил старый и
могущественный маг. Легиар очень надеялся, что старик знает о Третьей силе
больше, чем мы.
Гостиницы в поселке не было - и не мудрено, мы были здесь первыми
гостями за полгода. Встречали нас радушно, и поселковый староста, богатей,
любезно предоставил в наше распоряжение один из трех своих домов.
Уготованное нам жилище помещалось на околице, у самого горного
подножья, в достаточно живописном, на мой взгляд, месте. Пока Ларт,
по-прежнему в обличье слуги, командовал нашим размещением, чисткой кареты
и кормежкой лошадей, я стоял у калитки и глазел на горы. Мощные, массивные
