лансировании на грани экстаза находила величайшее удовольствие...
А потом все закончилось. Теперь она была ребенком - вернее, од-
новременно несколькими детьми. Девочкой в белом бальном платьице, сто-
ящей посреди пустого зала; голым младенцем в кромешной темноте огром-
ной комнаты и продрогшим до костей подростком в мокрой насквозь одеж-
де. И еще кем-то, и, кажется, еще... Девочка шла, осторожно перестав-
ляя ноги в тесных туфельках, шла, вслушиваясь в тишину, напряженно
ожидая чьего-то зова; младенец упорно полз по холодному и гладкому по-
лу, ощущая впереди источник тепла, а подросток брел по колено в воде,
ожидая увидеть, наконец, проблеск света...
Ивга заплакала от тоски. Так мучительно и неправдоподобно долго
тянулось ожидание.
А потом восторг взорвался внутри нее, как взрывается петарда.
Так, что посыпались искры из глаз.
Девочка в бальном зале содрогнулась от предчувствия. Сейчас она
услышит родной голос - и, захлебываясь смехом, кинется навстречу. Мла-
денец радостно закричал - сейчас он уткнется в необъятную горячую
грудь, полную вкусного молока. Отчаявшийся подросток зажмурился, пото-
му что секунду спустя он разглядит, наконец, далекий факел, отбрасыва-
ющий желтые блики на маслянистую поверхность вечной воды...
Ивга рванулась, пытаясь ускользнуть из мира допрашиваемой ведьмы
- но предчувствие абсолютного счастья, овладевшее в эту минуту девоч-
кой, младенцем и подростком, лишило ее воли. Абсолютного счастья не
бывает - не бывает вне этого мира, зачем же бежать, если можно задер-
жаться, остаться хоть на миг... дождаться...
И она расслабилась, готовая отдать себя миру ведьмы - однако нек-
то, все это время ожидавший снаружи, рывком выдернул ее в ее собствен-
ный, всеми ветрами продуваемый мир.
"Я пытался оставить свое ремесло. Я всегда знал, что оно неблаго-
дарно, жестоко и грязно... Я прирожден к нему, как никто другой. Что
ж, кто-то ведь должен чистить отхожие места, иначе мир захлебнется в
нечистотах...
Который день меня преследует запах дыма. Запах разгорающихся
дров...
Я совершил куплю дома в предместье. Хлопотно и накладно, однако
же луг и озеро, возможно, я стану разводить карпов и возделывать ли-
лии. Возможно, мне пора на покой, в окружение пчел, гудящих над соцве-
тиями...
...ибо я, и только я, отвечу за свои деяния перед небесным прес-
толом... И проклятья сударынь моих ведьм, лежащие на мне коростой,
вменятся в заслугу мне - либо в провинность..."
Казалось, что Дворец Инквизиции пуст. Пять часов утра напоминали
о себе жиденьким рассветом за высокими решетчатыми окнами; дремал в
своей железной сетке лифт, а на перилах дымной, навеки прокуренной
лестничной площадки серым снегом лежал остывший сигаретный пепел.
Наверное, Ивга удивилась его желанию остановиться здесь, между
этажами, в полумраке огромной винтовой лестницы. Удивилась, но не по-
дала виду - а он просто не желал видеть своего кабинета. Ни приемной,
ни референта, ни подручных, ни даже табличек на дверях...
- Дайте мне сигарету, - сказала Ивга шепотом. Он механически про-
тянул ей пачку - и сразу же отдернул руку:
- Ты же не куришь!
Она чуть усмехнулась:
- Теперь курю. Или вам жалко?
- Жалко, - он спрятал пачку в карман.
Ивга покривилась. Непривычная гримаска очень не шла ей. Как будто
некий изувер-фотограф приклеил к рыжим волосам совершенно постороннее,
достаточно неприятное лицо:
- Боитесь, что от сигареты я стану чуть менее здоровой? Недоста-
точно крепкой, чтобы идти на костер?..
Он ждал от себя волны раздражения - но ничего не почувствовал.
Только усталость. И потому сказал непривычно тихо:
- Ивга, отстань. Не зли... Мы же с тобой... эти... сотрудники...
- Ага, - неприятное выражение все не уходило с ее лица. Она смот-
рела вниз, в темный квадратный колодец с лифтовой шахтой посередине.
Он вдруг вспомнил. И поразился собственной недогадливости - и еще
тому, как изменились обстоятельства. То, что казалось важным еще по-
завчера, теперь попросту забылось...
- Извини. Я хотел спросить. Назар?..
Собственно, ответа ждать не приходится. Вот он, ответ. Мрачно
сбрасывает пепел с перил, и наблюдает, как падают серые хлопья...
Перила опустели. Прошло, наверное, минут пять, прежде чем Ивга
подняла голову:
- Скольких вы отправили на костер, Клавдий?
Он сжал зубы:
- Не было никакого костра. Последние сто лет казни... происходят
по-другому. Так только говорят - "костер"...
- А как происходят казни?
- А тебе какое дело?.. Гуманно... пес, пес, пес!! Чего ты от меня
хочешь, Ивга?!
- "Я пытался оставить свое ремесло. Я всегда знал, что оно небла-
годарно, жестоко и грязно... Я прирожден к нему, как никто другой. Что
ж, кто-то ведь должен чистить отхожие места, иначе мир захлебнется в
нечистотах..."
Она цитировала, глядя мимо его глаз, размеренно и бесстрастно.
Только один раз голос ее дрогнул - на слове "захлебнется".
- Ты мне льстишь, - сказал он глухо. - Мне очень далеко до Атрика
Оля.
Она искренне удивилась:
- Почему? Потому что он был сожжен сударынями его, ведьмами?
- Нет, не поэтому. Ценой его жизни, видишь ли, была жизнь матки.
А сжечь и меня могут - не фокус...
Брезгливое выражение наконец-то сошло с ее лица. Она впервые за
долгое время взглянула ему прямо в глаза:
- Не надо так говорить.
Он пожал плечами: как хочешь.
Внизу, там, куда упиралась лестница, пронзительно скрипнула
дверь. В проеме стояла сухонькая женщина с ведром и тряпкой; взявшись
было за привычную работу, она вдруг замешкалась и принялась вгляды-
ваться в стоящих высоко на площадке. Как будто не веря своим глазам -
уж не Великий ли Инквизитор?..
- Все не хотелось об этом думать, - признался Клавдий тихо. - Но
мне придется встретится с маткой... как и Атрику Олю. Но я, видишь ли,
в отличие от него совершенно не уверен, что сумею ее уморить.
Уборщица продвигалась верх, тщательно вылизывая тряпкой одну сту-
пеньку за другой.
- Атрик Оль тоже не был уверен, - сказала Ивга чуть слышно.
Клавдий вдруг испытал благодарность. Может быть, за эти слова. А
может быть, то было запоздалое признание ее самоотверженности, потому
что работа этой ночи была опасной и тягостной, а накануне его сотруд-
ница пережила, по-видимому, серьезную личную драму...
- Ивга. Расскажешь мне... про Назара?
Она наклонила голову. Упавшие рыжие пряди закрыли от него ее ли-
цо.
- Мне хочется помыться, - сказала она вместо ответа. - Смыть с
себя...
Он понял ее раньше, чем она договорила. И понял, что ему уже дав-
но хочется того же самого - смыть с себя эту ночь. Содрать со шкуры
события последнего месяца, хоть на пару часов, но забыть о сгоревшем
театре, опрокинувшемся трамвае и окровавленном цирке. О собачьих гла-
зах Федоры, ледяном голосе герцога и тени ведьмы-матки, неспешно на-
ползающей на Вижну и на мир. Возможно, и Атрик Оль ощущал нечто сход-
ное, покупая дом в предместье, желая "возделывать лилии"...
- В окружении пчел, гудящих над соцветиями, - сказал он вслух.
Взял Ивгу за руку и побрел к лифту.
* * *
Дорога заняла полчаса - все это время они спали на заднем сиде-
нии. Клавдий уснул мгновенно и глубоко, а Ивга дремала, время от вре-
мени тычась лицом в стекло и с трудом приподнимая веки. Какие-то ого-
роды, дома, улицы предместья...
Таксист притормозил на развилке, подумал и повернул вправо; доро-
га ушла из-под колес, теперь это были две изрядно заросшие колеи в ок-
ружении росистой некошеной травы. Таксист остановил машину перед тем-
ными облезлыми воротами, гордо возвышающимися среди остатков завалив-
шегося забора. На воротах приколочен был новенький знак: "Ул. Речная,
217".
Клавдий, чьи глаза никак не желали раскрываться, неторопливо от-
пер ворота ключом на гремящей связке; Ивга ждала. Это казалось старин-
ным, а оттого весомым и уважаемым обрядом - непременно отпереть воро-
та, стоящие, в общем-то, средь чиста поля. У подгнившего деревянного
столбика имелся красноголовый, полускрытый травой гриб.
Скрипучие створки приоткрылись. Одна из них тут же повисла на
последней уцелевшей петле - что не помешало Клавдию галантно пропус-
тить Ивгу вперед.
В доме пахло застоявшейся сыростью. Метнулась со стола зазевавша-
яся мышь; к грохоту упавшей кружки присоединился мелодичный звонок.
Ивга вздрогнула; Клавдий вытащил из кармана телефонную трубку.
- Глюр... нет, не желаю слушать. Знаю... У меня двадцать часов.
Нет. Считай, что на это время я умер.
Река пряталась, утопала в островках камыша, в низких скрюченных
ивах. У берега обнаружился мосток, полуразвалившийся, как ворота и как
сам дом; Клавдий прихлопнул камнем опасно торчащую головку ржавого
гвоздя.
- Холодно, - сказала Ивга с нервным смешком. - И вода холодная
тоже...
- Вода теплая, - возразил Клавдий серьезно.
По противоположному берегу, свободному от камышей, но зато илис-
тому и топкому, бродили белые гуси.
- У меня купальника нет.
- Тоже мне невидаль - голая ведьма...
- Не смейтесь.
- Хорошо, я отвернусь. Гусей ты не стесняешься?..
Ивга бросила одежду на мосток. Опасливо косясь на Клавдия, де-
монстративно глядящего вдаль, подобралась к краю доски и заколебалась
было - трухлявый мосток, оскорбленный ее сомнениями, попросту взял на
и подломил подгнившую доску. Ивга, взвизгнув, плюхнулась в реку.
Чисто. Прозрачная вода, обнимающая чистое тело. Чистое, до родин-
ки, до волоска...
Она нащупала ногами дно. Дернулась от прикосновения водорослей,
встала, поправила волосы. Гуси сбились в стайку и неторопливо форсиро-
вали реку.
- Смотри, они сюда плывут, - с беспокойством сказал Клавдий.
- Ну и что?
- Я их боюсь, - в голосе Великого Инквизитора ей послышалась иск-
ренняя озабоченность.
- Гусей?
- Плывут же, заразы!..
Ивга опустила лицо в воду. Открыла глаза; мир сделался неверным и
расплывчатым, прикосновение водорослей больше не казалось противным, а
вокруг Ивгиных бедер кружилась стайка мальков, вспыхивая время от вре-
мени резким серебряным сполохом.
Она выпрямилась, стирая воду с лица. Инквизитор - вот это дейс-
твительно зрелище, Великий Инквизитор в полосатых плавках - сидел на
краю мостка; незагорелая кожа его бросала вызов своей белизной - вызов
лету, солнцу и множеству морских курортов, которыми владеет, как гово-
рят, вездесущая контора верховной Инквизиции... А мелкие клерки, не-
бось, уже всю шкуру прозагорали, подумала Ивга с внезапным возмущени-
ем.
- А говорят, что у мужественных людей волосатая грудь. И ноги...
- Вывод? Я не мужественный или я ноги брею?
- Вывод - брешет молва...
Инквизитор неуверенно пожал плечом:
- Это комплимент?
На правой стороне груди у него белел полукруглый шрам. Ивга зна-
ла, что точно такой же, но только меньше, имеется и на спине; она хо-
тела спросить, откуда - но в последний момент прикусила язык. Хорошо
быть бестактной, но не до такой же степени...
По небу плыл самолет - серая иголка, тянущая за собой белую нитку
шлейфа; гусиная стая безмолвно пересекала отражающееся в речке небо, и
белую реактивную стрелку пересекала тоже. Хоть здесь справедливость,
подумала Ивга, прикрывая глаза. Есть в жизни мгновения, когда гуси
равняются в чем-то с самолетами...
- Я хочу быть гусем, - сказала Ивга шепотом. - Гусыней... с крас-
ными лапами. Плавать... все лето. Есть траву... А потом пусть и режут.
Потому как какой смысл дожидаться зимы?..
- Рыжая гусыня, - Клавдий чуть усмехнулся. - Лисой родилась...
Гусиная стая повернула к мостку - осознанно, определенно.
