- Это ко мне, - сказал Клавдий упавшим голосом. - Меня с детства
гуси не любят... И его сиятельство господин герцог - изрядный гусь - в
первых рядах...
- Чихать они на вас хотели, - сообщила Ивга хладнокровно, однако
ее оптимистический прогноз не подтвердился.
Гуси плотной стаей причалили к берегу; Клавдий замахнулся ивовым
прутом - гусиный вожак, поражающий размерами, но даже на вид глупее
прочих, счел это вызовом на бой. Повинуясь крикливой команде предводи-
теля, гуси сгруппировались - крыло к крылу - и одновременно пригнули к
земле длинные белые шеи.
- Ивга, ты видишь, - сказал Клавдий беспомощно. - Прогони их, по-
жалуйста.
- Не могу, я же голая...
- Ну я зажмурюсь! Выйди, камень кинь, ну прогони этих сволочей,
они... ой!..
Гуси обступили Клавдия кольцом. Их шипению позавидовал бы любой
серпентарий; Великий Инквизитор переступал босыми ногами, беспрестанно
занося свой хлыст - и почему-то опасаясь ударить.
- Ивга, пес... Это не смешно!.. Я даже без штанов...
Ивга попыталась придать лицу каменное выражение. Губы не слуша-
лись, неудержимо разъезжаясь к ушам; смех не давал дышать.
- Хха... ой, нет... Чего... им... от вас... надо?..
- Это не-сме-шно!.. Я боюсь этих зараз, ясно?
- Надо... искать... их хозяина... пусть отдаст команду "фу!"...
- Я тебе посмеюсь!.. Выйди, кинь в них чего-нибудь, ботинком
брось...
- Благородной обувью... в глупых птиц...
- Ивга, я тебя как человека прошу!
- Но я же голая!
- Пес-пес-пес, да я глаза зажмурил, вот!
Давясь смехом, Ивга выбралась на берег, подобрала палку, замахну-
лась с бесстрашием деревенской девчонки:
- А кыш! А кыш!..
Гуси, смущенные открытием второго фронта, разразились гоготом -
некоторое время Ивга увлеченно их отгоняла, а потом, подняв взгляд,
обнаружила, что глаза Клавдия коварно открыты.
- Вы же обещали!.. - она отшатнулась, прикрываясь руками.
- Но я же должен видеть, если какая-то зараза соберется меня уку-
сить!..
Она опрокинулась в воду - спиной, поднимая фонтаны брызг. Отсту-
пившие гуси тут же возобновили атаку; Клавдий, коротко вякнув, кинулся
в воду вслед за Ивгой. Некоторое время гуси стояли на берегу и брани-
лись - однако потом вняли не то голосу разума, не то зову непоследова-
тельного вожака, развернулись и плотной стаей поковыляли прочь.
Ивга плавала плохо - а потому все время старалась держаться так,
чтобы ноги доставали дна; Клавдий и вовсе не пытался плыть, а просто
стоял по пояс в воде, рассеянно ловя ладонью прыгающие солнечные бли-
ки.
- А могут ведьмы... превратить меня если не в гуся, то хоть в ли-
су? - шепотом спросила Ивга. - По настоящему, навсегда?
Клавдий провел по лицу мокрыми ладонями:
- Ивга... А могут ведьмы повернуть время вспять? Закинуть нас...
нет, тебя не надо, ты и не родилась тогда... закинуть меня, Клавдия
Старжа, на тридцать лет назад? Ну ладно, на двадцать восемь...
- А что, там было лучше?
Он серьезно посмотрел ей в глаза. Так серьезно, что у нее сразу
же озябли ноги.
- Там было... да, Ивга. Не знаю, было ли лучше... Просто БЫЛО.
- А теперь НЕТ? - спросила она, и ей самой показалось, что ее
дернули за язык.
Он ничего не ответил. Присел, погружаясь в воду с макушкой. Под-
нялся, убрал со лба налипшие волосы:
- Ивга, выходи-ка на берег. Замерзла.
- Ага, чтобы вы снова на меня... таращились?..
- Дурочка, - усмехнулся Клавдий, выбираясь из воды. - Я знаешь
чего в жизни видел? Делать мне нечего, только вот твою попу разгляды-
вать...
Ивга поперхнулась от внезапной обиды:
- А неинтересно - так и не глядите!..
И она двинулась к берегу так же деловито и решительно, как оратор
идет к трибуне. Опираясь на мосток и не глядя на Клавдия, выбралась к
своей одежде. Не отворачиваясь и не прячась, принялась одеваться -
стараясь ни жестом не выдать поспешности. Аккуратно застегнула новую
молнию на старых джинсах, поправила майку - и только тогда осмелилась
посмотреть на Старжа.
Конечно, он и не думал отводить взгляда. Все это время он молчал
и смотрел - вопиющая бестактность!..
Она не нашла в себе силы разозлиться. Улыбнулась, и улыбка вышла
какая-то жалобная:
- Ну и что? Ничего особенного? Вы таких видели-перевидели? И, -
она демонстративно покосилась на его плавки, - никакого эффекта?
Он молчал, и ей сделалось стыдно. Как тогда, в училище, где все
смелые девчонки считали ее святошей и трусихой, а она, чтобы доказать
обратное, притащила на занятия порнографический журнал... И как ее
застукал с этим журналом господин Хост, учитель истории, и как она
стояла перед ним, и казалось, что кожа не щеках сейчас лопнет - так
немилосердно прилила к ним кровь... Почему-то все ее попытки сфриволь-
ничать оборачиваются против нее. Всю жизнь.
Пахло водой и лозами. Он много лет избегал этого запаха.
Кружились над водой стрекозы; слишком много лет он ненавидел эту
теплую зеленоватую воду с глянцевыми островками кувшинок. Домик на бе-
регу реки, некогда тщательно ухоженный его отцом, теперь окончательно
обветшал - сидя на трухлявом мостке, Клавдий не переставал удивляться
странному побуждению, заставившему его привезти сюда Ивгу.
Здесь нет ни волнистого песка, ни детей, ни старушек, ни загоре-
лых парней с девчонками - но запах здесь совершенно такой же. Навеки
въевшийся в его ноздри запах воды и лоз. И, забывшись, можно увидеть
девчонку в змеиного цвета купальнике, со смехом бьющую руками по рябой
от бликов поверхности. Давнее, почти не болезненное воспоминание.
Просто красивая картинка...
Он с трудом открыл глаза.
Ивга озябла, и майка, натянутая на мокрое тело, беззастенчиво об-
легала грудь. Ей потребовалась минута, чтобы осознать это досадное не-
потребство - тогда она отвернулась, обеими руками натягивая влажный
подол; Клавдий смотрел теперь в рыжие спутанные волосы.
Запах... Запах лоз и... хвои. Светлый мир, по яркости схожий с
галлюцинацией... Громады гор - будто замершие, покрытые синим мехом
зверюги...
Как его тогда поразило, что горы разноцветные. Что они плавно ме-
няют цвета, ловя тени круглых, как овцы, облаков.
А белая отара стекала по склону, как молочная река... Спины, спи-
ны, кудрявые овечьи спины, голос колокольчика - у каждого свой...
Дюнка.
Тени облаков на поросших лесом склонах.
Овечья река.
Дюнкины губы.
И горы молчаливо подтвердили его правоту.
Признали прикосновение сухих губ - частью великого мира. Такой
же, как дятлы и реки, белые спины овец, белые брюшка облаков, серебря-
ные монетки озер на зеленых полях и вросшие в землю, потемневшие от
времени срубы...
Клавдий до боли стиснул пальцы.
Как жаль, что он не сохранил ни одной Дюнкиной фотографии. Ни од-
ной из сотни разнообразных, больших и маленьких, матовых и глянцевых,
цветных и черно-белых, смеющихся, грустных, мелких и невыразительных,
офоциальных - на студенческий билет... Все ушло. Все; потом, спустя
десять лет, он попытался отыскать хоть одну - тщетно. Дюнка ушла, не
оставив следа - даже барельеф на ее могиле с годами почему-то утратил
всякое сходство с оригиналом, потускнел и покрылся белыми известковыми
потеками. Это молодое женское лицо могло принадлежать кому угодно,
но только не Дюнке, какой ее помнил Клавдий Старж...
Впрочем, кто сказал, что он ее ПРАВИЛЬНО помнил?..
Было время, когда он не хотел ее помнить вообще. Изъял из жизни
несколько лет, поменял место учебы, на какое-то время уехал из Виж-
ны... Дюнкиного времени не было. Пустая пленка, экран памяти, равно-
душно мигающий серым; его желание было таким неистовым, а воля такой
сильной, что он ухитрился добиться чего-то вроде амнезии; потом, вспо-
миная Дюнкино лицо, он мучился невозможностью восстановить мелкие, са-
мые дорогие черточки...
Как жаль, что ни одной, даже самой маленькой фотографии не зава-
лилось в щель между стеной и диваном. Как жаль, что никого из ее роди-
чей не осталось в Вижне - Клавдий так и не нашел потом их следа...
А возможно, все это не случайно. Он, совершивший последовательно
два тяжелых преступления - призыв нявки в мир живых и предание любимой
в руки палачей - был в наказание отлучен от всякой возможности вспом-
нить. А значит - попросить прощения, попытаться искупить...
Он вздрогнул. Ивга смотрела прямо на него, и в глубине ее всегда
настороженных глаз стояло теперь смутное беспокойство. Она почуяла пе-
ремену в его настроении и не может понять, в какой-такой колодец про-
валилась внезапно его душа.
Перемена участи.
Где-то там, за стенками ленивой солнечной тишины, в неправдопо-
добно далеком Дворце Инквизиции бесновался придавленный полномочиями
Глюр. По большим и малым дорогам метались кураторы, слали в Вижну от-
чаянные депеши, впадали в истерику и сквернословили в адрес Великого
Инквизитора, а он сидел на трухлявом мостке и смотрел на девушку в пу-
пырышках озноба.
- Все еще холодно, Ивга?
Она чуть усмехнулась:
- Клавдий... у меня к вам просьба. Когда... если станет совсем уж
скверно... может ведь такое случится... скажите мне, пожалуйста - "гу-
си". Напомните... Может быть, полегчает...
- Хватит издеваться, - отозвался Старж обижено. - Сама мне, если
хочешь, скажи... Тоже мне, предмет для шуточек.
Мышь, в который раз согнанная со стола, возмущенно возилась в уг-
лу, под горой старых книжек и хлама. Электрический чайник закипел до
странности быстро - хотя, возможно, это Ивгино время каждой секундой
цеплялось за "сейчас", желало растянуться, удержаться, не скатываться
в "потом"...
Она попыталась представить, каким был Клавдий Старж двадцать во-
семь лет назад - и не смогла. Ей казалось, что он с младенчества был
таким, каким она его видит.
Впрочем, ТАКИМ она не видела его никогда.
Вот стоит мощный дуб - поди-ка разгляди железный сундук, лежащий
у него под корнями и заставляющий ветки усыхать одна за другой. А уж
золото в сундуке, либо камни, любо, что вероятнее, истлевшие кости -
об этом спроси у дуба...
Сегодня перед Ивгиными глазами впервые обнаружила себя тайна, о
существовании которой она догадывалась только временами. Тяжелый ка-
мень на шее Клавдия Старжа.
А ведь там была женщина, думала Ивга, холодея, и это было не
предположение даже - железная уверенность. Там, в прошлом циничного
обладателя необъятной кровати, маячил призрак женщины, маячил и напол-
нял смыслом странные слова о том, что тогда - БЫЛО... А теперь - НЕТ.
С губ ее почти против воли сорвалось еле слышное:
- И у меня тоже - нет.
Он не должен был понять. Он должен был удивленно вскинуть брови и
переспросить: "Что?.."
И брови его уже поползли вверх - но на полдороги остановились.
Сошлись над переносицей, и Ивга смятенно осознала, что ее слова, бро-
шенные невпопад, будто мячик, который невозможно поймать, который не
для игры предназначен, который все равно упадет на землю... Что ее
слова пойманы, как мячик. И что бросок ей зачтется.
- Это не беда, Ивга. Это еще не горе, просто пожелай Назару
счастья... Это не трагедия. Это просто свобода, - невидимый мячик пе-
релетел на ее поле. Свечкой завис в воздухе, ожидая ее решения.
- И вы выбираете такую свободу вот уже двадцать восемь лет под-
ряд?
Мячик стремительно обрушился на поле соперника. Клавдий молчал;
пар, поднимающийся над его чашкой, делался все прозрачнее и реже.
Когда-то, в комнате общежития, где бок о бок стояли десять скри-
пучих девчоночьих кроватей - там, в большой и неуютной комнате, гово-
рилось под вечер о мужчинах и их любви.
Подавляющее большинство особей мужского пола объявлялось коварны-
