Клав, и ему сделалось неприятно.
Неясный шум обернулся дробным перестуком колес, тяжким бряцанием
ерзающих сцеплений; Клав почувствовал, как подрагивают рельсы под но-
гами, и невольно спросил себя, по какой, собственно, колее идет сос-
тав.
Перестук колес превратился в грохот. Туман пах железом и гарью;
Клав наткнулся грудью на холодное и каменное и с удивлением понял, что
это перрон. Не такой уж низкий, выходит.
Негодующим светом ударили три слепящих глаза, пробили пелену ту-
мана, струйчатого, как кисель. Возмущенный гудок едва не разодрал Кла-
ву уши; он одним прыжком взлетел на перрон и отскочил от его края.
Поезд мчался, не собираясь сбавлять ход из-за такой малости, как
разъезд-полустаночек; вероятно, это был очень важный, уверенный в себе
поезд. Наверное, машинисту сообщили по радио, что путь здесь открыт и
свободен, что смотритель ушел к "рибятам" в гаражи, а влюбленную па-
рочку, бродящую в тумане по ночным рельсам, и вовсе можно сбросить со
счетов...
Клав вздрогнул:
- Дюнка!
Голос его потонул в грохоте.
Поезд был пассажирский, дальнего следования; над головой Клава
проносились слабо освещенные окна, бледные пятна света размазывались
по сотрясающемуся перрону, по ржавой ограде, по траве и по кустам, и в
отдалении стояла, подставив туманным пятнам лицо, неподвижная женская
фигурка.
- Дюнка...
Грохот оборвался. Клав невольно потрогал уши руками; стук колес
отдалялся неестественно быстро, будто тонул в вате.
- Эй...
Дюнка стояла внизу. Он видел только лихорадочно блестящие глаза:
- Идем, Клав... Слезай, идем...
Он спрыгнул, едва не подвернув ногу. Попытался поймать ее ладонь
- но схватил пустоту.
- Идем же...
Вдалеке тонко закричал тепловоз, и Клав почувствовал - или ему
показалось? - как задрожали, завибрировали невидимые в темноте рельсы.
- Идем, Клав...
Ему померещилось, что от ее глаз света куда больше, чем от фона-
рей, тонущих в тумане. Он шагнул на этот свет, будто завороженный; в
Дюнкином голосе явственно слышалось нетерпение:
- Идем...
Он послушно двинулся следом, перепрыгивая и переступая неожиданно
высокие шпалы, стараясь не становиться на скользкие, как ледяные реб-
ра, полоски рельс. Отдаленный шум поезда не приближался - но и не от-
далялся тоже; тусклый огонек, маячивший впереди, с негромким скрежетом
поменял место: автоматическая стрелка изменила направление пути.
Клав не видел Дюнки. Он ощущал ее присутствие - чуть впереди.
Потом она обернулась; глаза ее оказались различимыми в темноте:
- Клав... я... тебя...
- Я тоже, - сказал он поспешно. - Я люблю тебя, Дюн... Погоди!..
Три белых глаза, чуть ослепленные туманом, вынырнули ниоткуда. И
ниоткуда обрушился грохот. И почти сразу же - гудок, от которого внут-
ренности Клава слиплись в один судорожный ком.
Слишком много времени ушло на то, чтобы сообразить, вправо ки-
даться или влево; у тепловоза была огромная, как башня, темно-красная
морда с двумя фосфоресцирующими оранжевыми полосками, широкой и узкой;
Клаву показалось, что в центре железной хари он различает круглую эмб-
лему машиностроительного завода. Решетка выдавалась вперед, как желез-
ная борода; вот падает человеческое тело, и его втягивает под решетку.
Под грохочущее, перемалывающее кости брюхо...
Туман. И звезд не видно.
Он лежал на животе, обеими руками вцепившись в сухой кустик прош-
логодней травы, а рядом, в десяти сантиметрах, железо громыхало о же-
лезо. Так, что содрогалась земля вместе с лежащим на ней человеком.
Он успел выпасть с дороги своей судьбы. Если это именно судьба
явилась в облике тяжелого товарняка, который умеет подкрадываться не-
заметно.
* * *
Немолодая женщина в докторском халате, с ординарным, незапоминаю-
щимся лицом долго переводила взгляд с разбитого окна в машине не опух-
шую Ивгину физиономию. И снова на разбитое стекло.
- Требуется помощь? Случилась авария?
- Благодарю вас, госпожа Сат. Девушка чувствует себя уже лучше;
проследите, чтобы охранник у ворот проверял документы у въезжающих.
- Но, патрон, он вас узнал...
- Потрудитесь объяснить ему, что он должен требовать пропуск У
ВСЕХ. Абсолютно; теперь я спущусь вниз, девушка пойдет со мной, и нам
потребуется провожатый - с ключами.
- Я сама могла бы...
- Если вас не затруднит.
Минуты три они ждали, пока женщина вытащит из сейфа гремящую
связку ключей, а из высокого шкафа - два белых халата. Крахмальная
ткань остро пахла дезинфекцией - Ивга стиснула зубы, подворачивая че-
ресчур длинные рукава.
В коридоре запах стал сильнее. Ивга с детства его ненавидела -
характерный запах медучреждения. Рассеянный свет белых дневных ламп,
вазоны с неестественно сочной зеленью и блестящий, чисто вымытый лино-
леум.
- Это больница?
- Да. Я тебе потом объясню, что это такое.
Голова налилась новой болью, Ивга не удержалась, поднесла руку к
виску. За коридором последовала лестница, ведущая вниз; двое молодых
парней в халатах, распираемых мощными плечами - их позы казались од-
новременно угрожающими и расслабленными. При виде женщины с ключами
оба подтянулись, при виде инквизитора - вытянулись в струнку.
- Тут крутые ступеньки, возьми меня под руку.
Ивга послушно нащупала его локоть; первый момент прикосновения
опять обернулся легким ударом, будто от слабого электрического разря-
да. Не неприятно. Даже как-то спокойнее...
Женщина отперла дверь. Потом еще одну; потом еще. Слишком много
замков. Подозрительно много. Слишком резко блестят никелированные руч-
ки. Зелень в вазонах пахнет дезинфекцией.
Коридор оказался коротким и глухим, упирающимся в стену; справа и
слева были двери, которые Ивга не стала считать. В каждой из них име-
лось закрытое окошко; здорово похоже на тюрьму. Ивга вздрогнула.
Женщина приподняла заслонку на одной из дверей. Заглянула; вопро-
сительно глянула на инквизитора. Тот кивнул:
- Открывайте, пожалуйста.
Дверь отворилась без единого звука. Будто не тяжелая бронирован-
ная створка, а так, дверца спальни. Хорошо здесь смазывают петли...
- Ивга, иди сюда.
- Не хочу.
- Посмотри. Так надо.
Ее взяли за плечи и поставили в дверной проем. Запах дезинфекции
здесь был сильнее, но у этого воздуха был и другой, нехороший привкус.
Спертый дух, как в палате тяжелобольного.
Комната показалась Ивге большой, как бальный зал, и такой же пус-
той. Если не считать пяти... нет, шести коек, стоящих вдоль стен. Под
серыми одеялами - очертания скрюченных тел. Бритые головы на белых по-
душках; одна койка пуста, зияет полосатым матрацем.
- Мы можем войти.
Сама того не желая, Ивга намертво вцепилась в локоть спутника:
- Это... кто?!
- Посмотри.
Пятеро женщин лежали в одинаковой позе - подтянув колени к живо-
ту. У всех пятерых были широко открытые, тусклые, бессмысленные глаза.
Никто из них не отреагировал на посетителей - никак; на полуоткрытых
губах поблескивала слюна.
- Не бойся, Ивга.
- Можно мне уйти?
- Да. Пойдем.
Проводница ожидала в коридоре. Инквизитор кивнул:
- Ну, туда и туда мы заходить не будем... Там тоже самое. А
здесь, госпожа Сат, отоприте, пожалуйста. Ивга, я хочу тебя познако-
мить...
Комната была значительно меньше; в кресле, похожем на зубоврачеб-
ное, сидела бритоголовая женщина с открытыми глазами и отсутствующим,
каким-то оплывшим лицом. В первую секунду Ивге показалось, что взгляд
ее не отрывается от вошедших; на самом же деле у сидящей не было
взгляда. Небесно-голубые глаза казались шлифованными стекляшками; на
худых плечах висело бесформенное темное платье. Бритую голову обтяги-
вала черная шапочка.
- Здравствуй, Тима, - сказал инквизитор, и в его голосе скользну-
ла самая настоящая нежность. - Это Ивга.
Женщина не ответила. Руки ее безвольно лежали на подлокотниках,
красивые, с тонкими пальцами и коротко стриженными ногтями.
- Ее зовут Тима Леус, - глухо сказал инквизитор. - Нейрохирург.
Единственная из известных мне ведьм, ухитрившаяся получить образование
и преуспеть в науке.
- Ведьма?!
- Да. Была... Ее любимый человек поставил ей условие... не хотел
жениться на ведьме, и она поклялась, что условие соблюдет. Видишь ли,
попытки лишить ведьму ее ведьмовства начались не вчера. И даже не че-
тыре года назад, когда мы с Тимой развернули... программу. И не четы-
реста лет назад...
Ивга снова взглянула на женщину в кресле. Грудь ее чуть поднима-
лась в такт дыханию - и все. Инквизитор накрыл руку на подлокотнике
своей ладонью - ничего не изменилось. Даже ресницы не дрогнули. Расте-
ние.
- Ведьмовство... Комплекс свойств, который мы называем ведьмовс-
твом. Он настолько переплетен со свойствами личности... Убивая ведьму,
мы убиваем личность. Всего в программе приняли участие пятнадцать
женщин. Во главе с Тимой; все, естественно, добровольно и с надеждой.
У всех была причина... Особенно у Тимы. Она, видишь ли, любила.
Ивга перевела дыхание. Инквизитор невесело усмехнулся:
- Тима... Блестящий ум. Железная воля. Красавица... Посмотри, да-
же теперь еще видно. Накануне операции она шутила, издевалась надо
мной, нерешительным...
Он осекся. Заглянул в неподвижные глаза сидящей женщины; отвел
взгляд:
- Из пятнадцати пациенток в живых осталось девять. Все - в таком
вот... виде. Навсегда. Теперь понятно?
Ивга молчала.
- Вот о чем ты просила меня сегодня утром. Вот что ты имела в ви-
ду, когда вопила, что я лгу. Теперь понятно или нет?
Было очень тихо, даже госпожа Сат, оставшаяся в коридоре, не гре-
мела своими ключами.
- Да, - сказала Ивга хрипло.
Рука инквизитора чуть пожала безжизненную ладонь сидящей в кресле
женщины:
- До свидания, Тима. Надеюсь, тебе... хорошо.
Обратный путь проделали молча; у Ивги с нивой силой разболелась
голова, и скрежет замков, отдававшийся в затылке, заставлял горбиться
и вздрагивать. Инквизитор распрощался с госпожой Сат, и охранник,
красный как помидор, вознамерился было проверить у него пропуск; инк-
визитор осадил его, сообщив, что мертвецу припарки без надобности. Ре-
тивость нужна ДО ТОГО, а не после...
В разбитое окно врывался прохладный ветер. Ивга забилась на зад-
нее сидение с ногами, скрючилась и заплакала.
* * *
Кафе на окраине было слишком маленьким, чтобы иметь название.
Бармен удивленно таращился на странную пару: средних лет мужчина, хо-
леный, со смутно знакомым бармену лицом, в компании молодой рыжеволо-
сой девушки, чей нос был, похоже, разбит, глаза воспалены, а свитер
запятнан бурыми следами крови. Бармен подумал даже, не стоит ли позво-
нить в полицию - однако потом почему-то удержался и не позвонил.
- Я закажу тебе вина... Для снятия стресса.
- А вы?
- А я за рулем... Что будешь есть?
- Ничего.
- Не выдумывай... Впрочем, как хочешь. А то снова обвинишь меня в
патологической любви к принуждению.
Ивга старательно разглядывала скатерть.
Инквизитор помолчал. Вздохнул - вздох получился кроткий, совсем
ему не свойственный, и потому Ивга насторожилась.
- Голова еще болит?
- Меньше.
- Ага, понятно... Скажи мне, Ивга. Сколько раз в жизни тебе слу-
чилось говорить... странное? В приступе ярости, или в страхе, или от
боли... Бывало такое, что слова приходили... вроде как ниоткуда? И со-
беседник очень удивлялся?..
Ивга поняла, о чем вопрос. Нахмурилась и отвернулась, пытаясь
вспомнить, а что, собственно, она сказала инквизитору перед тем, как
он чуть не вышиб из нее мозги. Напрасно - она помнила лишь, что язык
