ведьма... в каких процентах, шестидесяти двух или... этих, других?
- Люра-а! - надрывался парень за окном. - Лю-ура! Иди сюда-а!..
Инквизитор поднялся, но на крохотной кухне некуда было деваться,
и потому он снова уселся - на широкий подоконник. Поставил рядом недо-
питую чашку кофе.
- Назар тоже меня спросил. В похожих выражениях; собственно, все
это я рассказывал ему и раньше, еще тогда... Гм. После твоего ухода.
Но он, видимо, был так расстроен, что ничего не запомнил.
- Люра-а!..
Инквизитор вдруг перегнулся за окно и рявкнул голосом театрально-
го злодея:
- Люра, а ну выдь немедля!!
Звякнул на камушке звонок укатывающего велосипеда. Парнишка-уха-
жер, по-видимому, струхнул.
- Видишь ли, Ивга, - инквизитор усмехнулся, - мне ведь тоже...
интересно. Чтобы не таскать невинных по тюрьмам, чтобы не оставлять на
свободе злодеек... Но - определить то, о чем ты спросила, практически
невозможно. Стечение обстоятельств, внутренние свойства, которых до
поры до времени не разглядеть... Скажем, спокойная семейная жизнь с
любимым человеком дает большую вероятность, что ведьма до конца дней
своих пребудет в добре и законопослушности. Но - не гарантию. Понима-
ешь?
- И это вы тоже сказали Назару, - предположила Ивга шепотом.
Инквизитор пожал плечами:
- Ты заметила, я стараюсь быть честным? С ним... и с тобой?
- Спасибо.
- Не за что, Ивга... Что ты так смотришь?
Ивга опустила глаза:
- Вы мне жизнь... убили.
- Не преувеличивай.
- Будет справедливо, если теперь вы мне... поможете.
- Помогу, чем сумею... Ты, собственно, о чем?
Ивга намертво сплела под столом пальцы рук:
- Я не хочу быть ведьмой.
Пауза. Веселый щебет за окнами; темпераментная беседа под сосед-
ним подъездом. Вероятно, Люра все-таки вышла.
- Нас не спрашивают, Ивга, кем мы хотим быть. Я родился мальчиком
Клавом, ты - девочкой Ивгой...
- Нет. Я слы... я знаю, что ведьму можно... лишить ведьмовства.
Чтобы она была, как другие.
Инквизитор поморщился. С брезгливостью заглянул в чашку, будто
опасаясь встретить там таракана.
- Я даже догадываюсь, от кого ты это "слы". То есть знаешь. Пора-
зительно, каким странным людям позволяется вещать в микрофон.
- Вы скажете, что никогда не проводили таких... опытов? Никогда
не пробовали, никогда этим не занимались? Вы скажете это, глядя мне в
глаза?
Инквизитор раздраженно поставил чашку на подоконник:
- Давай-ка прекратим этот разговор. Не стоит доверять людям из
"ящика". Ни в чем.
Ивгины пальцы, вцепившиеся друг в друга, побелели:
- Где же ваша хваленая... честность?
Их взгляды встретились. Ивга ощутила внезапный приступ тошноты.
...В какой-то момент она решила, что инквизитор везет ее, чтобы
сдать в изолятор; к обычному дискомфорту его близкого присутствия до-
бавилось тягостное чувство обреченности. И с этим чувством Ивга прове-
ла на заднем сидении всю не очень длинную, но и не короткую дорогу.
Сбоку на ветровом стекле была приклеена картинка с развеселой,
хвостатой ведьмой верхом на помеле. Картинка показалась Ивге дурной
приметой, знаком странного, изуверского чувства юмора; некая ржавая
пружина, все сжимавшаяся и сжимавшаяся у нее внутри, напряглась до
последнего предела.
Инквизитор вел машину подчеркнуто неторопливо, внимательно, кор-
ректно, как ученик, второй раз усевшийся за руль; скоро центр, в кото-
ром Ивга худо-бедно ориентировалась, остался позади, и потянулись при-
городные районы - однообразные, пыльные, совершенно чужие. Миновав
знак, сообщающий о пересечении городской черты, инквизитор повернул
направо, и дорогая мощная машина величественно выкатилась на разбитую
проселочную дорогу.
Желтое здание обнаружилось за молодой елочной посадкой - призе-
мистое, двухэтажное, похожее одновременно и на тюрьму и на коровью
ферму; Ивга обхватила плечи руками.
- К сожалению, мне придется кое-что тебе показать, - не оборачи-
ваясь, бросил инквизитор. - Именно то, что тебе надлежит увидеть.
Ивга по смотрела на его затылок - ухоженный, волосок к волоску. И
больше всего на свете ей захотелось садануть по этому затылку тяжелым
молотком.
Высокомерный вершитель судеб. "Шестьдесят два процента", "трид-
цать восемь процентов"... "Именно то, что тебе надлежит увидеть". По
какому праву он обращается с ней, как с лабораторной свинкой? Нет, как
с микробом. Как с болезнетворным микробом, а он - добрый доктор...
Приступ ярости оказался внезапным и беспричинным. Просто лопнул
тугой пузырь, вместилище ее потерь, унижений и страхов.
Кажется, ее зубы хрустнули. Кажется, глаза застлала красная пеле-
на; невероятно, как в одном человеческом существе может помещаться
столько ненависти. Непонятно, как она смогла вынести такое - молча и
неподвижно. Со стиснутыми зубами.
Но уже в следующую секунду она вцепилась в волосы сидевшего за
рулем мужчины.
Вернее, чуть было не вцепилась. Потому что в последний момент он
ушел в сторону, поймал ее руку и резко дернул на себя. Машина вильну-
ла; рука инквизитора обхватила ее за шею и вдавила лицом в твердое
плечо.
- Палач!..
Она рванулась. Машина вильнула снова; Ивге показалось, что сейчас
она кувыркнется вперед и упадет на руль, пробив ногами ветровое стек-
ло.
- Палач! Собака! Гад! Сволочь! Пусти-и...
Рот ее оказался зажат жесткой обшивкой сидения. Руки, взявшиеся
было царапать и рвать, ослабели от боли; боль была такая, будто голову
выворачивают из плеч, как пробку с бутылки.
- Палач!..
Машина замедлила ход, потом остановилась. Ивгу выпустили; прядь
ее рыжих волос зацепилась за пуговицу на его воротнике и, отпрянув на-
зад, она чуть не сняла с себя скальп. Так, что на глаза мгновенно на-
валились слезы.
- Всех вас, - прошипела она сквозь боль. - Всех вас, сволочей...
Ненавижу. Раздавить, как клопов... Палачи...
Она на минуту ослепла. Может быть, из-за пелены слез, а может
быть, у нее просто потемнело в глазах; дверца, на которую она навали-
лась в поисках выхода, вдруг поддалась, и Ивга вывалилась из машины -
на обочину.
Туман перед глазами разошелся. Специально для того, чтобы Ивга
увидела лежащий неподалеку камень; скрючившись от боли, подняла и
швырнула. Боковое стекло роскошной машины пошло сотней трещин, перес-
тало быть прозрачным, перестало быть стеклом; Ивга ощутила мгновенную
свирепую радость; камней больше не было, она набрала полную горсть ще-
бенки:
- Я... тебя... трогала? Я что-то тебе сделала?! Я преступница?
Воровка? Да я в жизни... и ты мне будешь указывать? Назару... Я что,
кому-то чего-то должна?!
На узкой дороге не было ни одной машины, только по шоссе, остав-
шемуся в отдалении, полз серый грузовик. Далеко в поле бродила бездом-
ная собака, а инквизитор стоял, оказывается, рядом, стоял, прислонив-
шись к капоту, и сверху вниз глядел на сидящую Ивгу.
- Я тебя не боюсь, - она бестрепетно посмотрела прямо в его су-
зившиеся глаза. - Я НИКОГО не боюсь. Понял, гад?
Инквизитор молчал.
Она с трудом поднялась - не хотелось быть перед ним как бы на ко-
ленях.
- Ты... мерзавец. Ты... ничего... а у нас бы сын родился! С Наза-
ром! Теперь уж все, теперь уж... ты рад? Что мы не будем... что у нас
не будет... никогда... что я теперь... ни-когда!.. А ты радуйся. Пото-
му что ты... Ты кого-нибудь когда-нибудь любил?.. Ты не умеешь, душа у
тебя налысо стрижена, под ноль...
Ей вдруг явственно, остро представилось утро с пятнами солнца,
лежащего на полу, с приглушенным звоном посуды, с жужжанием кофемолки,
с запахом молока. Она ощерилась, прогоняя видение; челюсти ее сводило
от ненависти. Как от неспелого, твердого крыжовника.
- Я же ничего не хотела! Ничего особенного! Только, чтобы меня в
покое... чтобы дали просто жить... миллионы людей спокойно живут! Но
вот какая-то мразь решила, что я так, червячок... Змеенышем уроди-
лась... Да?!
Ей казалось, что слезы на ее глазах вот-вот закипят. Такие они
были горячие.
- Только бы хватать... Давить, мучить... Принуждать... Паук пога-
ный. Палач грязный, вонючий. И предатель!..
Она сама не знала, откуда взялось это последнее слово - оно выс-
кочило, как по наитию. И в ту же секунду ей показалось, что лицо инк-
визитора дрогнуло. На мгновение; вдохновленная победой, она растянула
губы в свирепой ухмылке:
- А, не нравится? Правда - не сладенькая, да? Не мяконькая?..
Ей казалось, что по узкому темному лабиринту она проталкивается к
чему-то... к чему-то, чем она сможет ранить его по-настоящему. Даже,
может быть, убить.
- ...палач и предатель. Тебе еще отмстится! За то... за ТО, как
ты с ней обошелся!..
Она понятия не имела, о чем и о ком говорит. Но цель была рядом -
инквизитор побледнел; ох, как он побледнел - Ивга и не думала, что это
возможно...
- Да! Ничего тебе не забудется, потому ты и садист ненормальный,
потому тебе пытать - одна радость в жизни... которая осталась... Ты
даже тех баб, - она захлебнулась, но продолжала, - тех баб, в притоне
своем... на сексодроме... ты их мучил, да? Как крыс? Тебе иначе без
удовольствия, да?!
Кажется, она нащупала в нем живое место. Теперь ей хотелось его
ДОСТАТЬ; ей так сильно этого хотелось, что на языке неожиданно рожда-
лись слова, до которых она в нормальном состоянии не додумалась бы ни-
когда в жизни:
- Тебе любить - нечем! Потому что любят не тем, что в штанах... А
душой, а твоя душа голая, кастрированная! Потому ты и женщин мучить
взялся... Потому что... помнишь - тебе было приятно тогда, когда ОНА
умирала! Ты понял, как это сладко, когда...
Он не шевельнул и бровью, только зрачки его вдруг расширились - и
она получила удар. Да такой, что потемнело в глазах, голос мгновенно
сорвался от крика, а на свитер хлынула кровь из носа. Теплая жидкость
на губах, на руках...
Она боялась крови. От одного вида ее теряла сознание; на этот раз
мягкий обморок был во спасение. Она очнулась через минуту, лежа лицом
в траву; ее голова была, как футбольный мяч, по которому колотят де-
сятки ног, обутых в бутсы. В ушах звон и крики трибун, и рев, и апло-
дисменты...
Она заплакала. Не от жалости к себе - просто от невозможности
терпеть всю эту боль. И души и тела...
Потом сквозь шум стадиона, существующий только в ее воображении,
пробился шум мотоцикла. Стих, уступая место озабоченному голосу:
- Господин, может, помочь?
Спокойный голос в ответ. Абсолютно бесстрастный, четко произнося-
щий каждое слово... но Ивга не может понять, о чем речь.
- Так на спину же надо... Лицом вниз - так еще хуже будет...
Снова спокойный ответ... с еле слышной ноткой раздражения. Или ей
мерещится?
- Хорошо, господин... пусть поправляется...
Удаляющийся шум мотора. Трава под ее лицом теплая и красная - или
это тоже мерещится?..
Я - ведьма. Ведьмы ДОЛЖНЫ быть злыми.
Клавдий проводил мотоциклиста глазами. Подождал, пока зеленая
курточка, наполненная ветром, как пузырь, скроется за поворотом.
И еще подождал - пока пройдет дрожь. Даже руки трясутся, вот
пес-то... Сигарета вот-вот выскочит...
Он слишком хорошо о себе думал. Как о человеке с железными нерва-
ми, со стопроцентной защитой; ан нет, пришла случайная девчонка, паль-
чиком ткнула - и стоит Клавдий Старж на обочине, рядом со слегка поби-
той машиной, трясется и курит...
Ничего себе "случайная девчонка". Ничего себе случайные прозре-
ния. Вот так, играючи, не отдавая себе отчета, вычленить в его душе
самый больной, самый тяжелый груз... И превратить в оружие. Да в ка-
кое!..
Нет, она не поняла, что сделала. Ей просто хотелось уязвить -
