Андре с облегчением вздохнула, протянула доброму вестнику кошелек и,
все еще дрожа, не придя еще окончательно в себя, попросила стакан воды.
Шарни спасся!
Она поблагодарила привратника и отправилась к себе домой на улицу
Кок-Эрон.
Придя туда, она опустилась, нет, не на стул, не в кресло, а на молит-
венную скамеечку.
Однако на сей раз она не читала молитву: бывают моменты, когда благо-
дарность Богу столь огромна, что не хватает слов; в такие минуты человек
устремляется к Богу всем сердцем, всей душой, всем своим существом.
Андре, охваченная этим благословенным экстазом, вдруг услышала, как
отворилась дверь; она медленно обернулась, не совсем понимая, что за
звук вырвал ее из глубочайшей внутренней сосредоточенности.
В дверях стояла ее горничная и взглядом искала госпожу: в комнате
стояла полутьма.
Позади горничной вырисовывался чей-то неясный силуэт, но Андре инс-
тинктивно поняла, кто это и как его имя.
- Его сиятельство граф де Шарни! - доложила горничная.
Андре хотела встать, но силы покинули ее; она вновь опустилась на ко-
лени и, полуобернувшись, оперлась рукой о молитвенную скамеечку.
- Граф! - прошептала она. - Граф!
Она не могла поверить себе, хотя он стоял перед нею.
Не в силах промолвить ни слова, она кивнула. Горничная посторонилась,
пропуская Шарни, и закрыла за собой дверь.
Шарни и графиня остались вдвоем.
- Мне сказали, что вы только что вернулись, сударыня, - обратился к
ней Шарни. - Я не помешал вам?
- Нет, - дрожащим голосом промолвила Андре, - я рада вас видеть, су-
дарь. Я страшно беспокоилась и выходила узнать, что происходит.
- Вы выходили? Давно?
- Утром, сударь. Сначала я была у заставы Сен-Мартен, потом у заставы
Елисейских полей и там видела... - Андре в нерешительности запнулась. -
Я видела короля, королевское семейство... увидела вас и успокоилась, по
крайней мере на некоторое время... все опасались за вашу судьбу, когда
вы сойдете с козел. Оттуда я прошла в сад Тюильри. Господи, я думала,
что умру!
- Да, - сказал Шарни, - толпа была чудовищная. Вас там, наверное,
чуть не задавили. Я понимаю.
- Нет, нет! - запротестовала Андре. - Дело вовсе не в этом. Наконец
мне сказали... я узнала, что вы спаслись, вернулась и вот молюсь, благо-
дарю Бога.
- Раз уж вы молитесь, сударыня, раз уж обращаетесь к Богу, помяните и
моего бедного брата.
- Господина Изидора? - воскликнула Андре. - Значит, это он!.. Бедный
молодой человек!
И она склонила голову, закрыв лицо руками.
Шарни сделал несколько шагов и с чувством неизъяснимой нежности и
грусти смотрел на это чистое существо, погруженное в молитву.
Но во взгляде его читались безмерное сочувствие, мягкость и сострада-
ние.
И не только это, но еще и затаенное, сдерживаемое влечение.
Разве королева не сказала ему, вернее, не проговорилась, сделав
странное признание, что Андре любит его?
Кончив молиться, графиня повернулась.
- Он погиб? - спросила она.
- Да, сударыня, погиб, как и бедный Жорж, за одно и то же дело и так
же исполняя свой долг.
- И все же, сударь, несмотря на огромное горе, которое причинила вам
смерть брата, вы нашли время вспомнить обо мне? - произнесла Андре так
тихо, что слова ее были почти неслышны. К счастью, Шарни слушал не
только ушами, но и сердцем.
- Сударыня, вы ведь дали моему брату поручение ко мне? - осведомился
он.
- Сударь... - пролепетала Андре, привстав на одно колено и со страхом
глядя на графа.
- Вы вручили ему письмо для меня?
- Сударь... - вновь пролепетала дрожащим голосом Андре.
- После смерти Изидора все его бумаги были переданы мне, и среди них
находилось ваше, сударыня, письмо.
- Вы прочли его? - воскликнула Андре и закрыла лицо руками.
- Сударыня, я должен был ознакомиться с содержанием этого письма
только в том случае, если бы оказался смертельно ранен, но, как видите,
я жив и здоров.
- А письмо!..
- Вот оно, сударыня, нераспечатанное, в том виде, в каком вы вручили
его Изидору.
- Ах! - вздохнула Андре, беря письмо. - Ваш поступок безмерно благо-
роден... или безмерно жесток.
Шарни взял Андре за руку и сжал ее.
Андре сделала слабую попытку отнять у него руку.
Однако Шарни не отпускал ее, бормоча: "Сжальтесь, сударыня!" - и Анд-
ре, испустив вздох чуть ли не ужаса, оставила свою трепещущую, внезапно
повлажневшую ладонь в руках у Шарни.
Исполненная смятения, не зная, куда отвести глаза, как избежать уст-
ремленного на нее взгляда Шарни, не имея возможности отступить, она про-
шептала:
- Да, я понимаю, сударь, вы пришли вернуть мне письмо.
- Для этого, сударыня, но и не только... Графиня, я должен попросить
у вас прощения.
Андре вздрогнула: впервые Шарни обратился к ней не .сударыня., а
.графиня., впервые произнес ее титул, не прибавив к нему .госпожа."
Изменившимся, исполненным безмерной нежности голосом она спросила:
- Вы хотите просить у меня прощения, граф. Но за что?
- За то, как я вел себя с вами все эти шесть лет.
Андре взглянула на него с нескрываемым изумлением.
- Сударь, но разве я когда-нибудь жаловалась на это?
- Нет, сударыня, потому что вы - ангел!
Глаза Андре невольно затуманились, и она почувствовала, что по щекам
ее ползут слезы.
- Андре, вы плачете? - воскликнул Шарни.
- О, простите меня, сударь, - глотая слезы отвечала Андре. - Я не
привыкла, вы никогда так не говорили со мной. Боже мой!.. Боже мой!..
Как подкошенная она рухнула на софу и закрыла лицо руками.
Через секунду она подняла голову, встряхнула ею и прошептала:
- Нет, право, я сошла с ума!
И вдруг она умолкла. Пока она закрывала лицо руками, Шарни опустился
перед нею на колени.
- Вы на коленях у моих ног? - пролепетала Андре.
- Но разве я не сказал вам, Андре, что пришел просить у вас прощения?
- На коленях, у моих ног... - повторяла она, словно не веря глазам.
- Андре, вы отняли у меня руку, - сказал Шарни.
И он снова взял ее за руку.
Но она отшатнулась от него чуть ли не со страхом.
- Что все это значит? - прошептала она.
- Это значит, Андре, что я вас люблю! - нежно произнес Шарни.
Андре прижала руку к груди и вскрикнула.
Затем, словно подброшенная пружиной, вскочила и стиснула руками вис-
ки.
- Он любит меня! Любит! - повторяла она. - Но это же невозможно!
- Андре, вы можете сказать, что вам невозможно любить меня, но не го-
ворите, что мне невозможно любить вас.
Она взглянула на Шарни, словно желая убедиться, правду ли он говорит;
огромные черные глаза графа оказались куда красноречивее, чем его уста.
Андре не могла поверить его словам, но взгляду его не верить не мог-
ла.
- Господи! - прошептала она. - Господи! Есть ли на свете существо
несчастней меня?
- Андре, - продолжал Шарни, - скажите, что любите меня, а если не мо-
жете этого сказать, то хотя бы скажите, что не питаете ненависти ко мне.
- Ненависти к вам? - воскликнула Андре.
И ее глаза, такие спокойные, ясные, чистые, вспыхнули огнем.
- Сударь, вы совершенно заблуждаетесь, приняв мое чувство к вам за
ненависть.
- Андре, но если это не любовь и не ненависть, то что же?
- Это не любовь, потому что мне нельзя вас любить. Разве вы не слыша-
ли, как я только что воскликнула: "Есть ли существо на свете несчастней
меня.?
- Но почему вам нельзя меня любить, Андре, если я люблю вас всем
сердцем?
- Этого я не хочу, не могу, не смею вам сказать, - ломая руки, отве-
чала Андре.
- А если то, что вы не хотите, не можете, не смеете сказать, мне ска-
зал уже другой человек?
Андре обеими руками ухватилась за Шарни.
- Что? - воскликнула она.
- Если я это уже знаю? - продолжал граф.
- Боже мой!
- И если, узнав это, узнав вашу ужасную тайну, я счел, что в своем
несчастье вы стократ достойней уважения, и решил прийти и признаться вам
в любви?
- Если это так, сударь, то вы самый благородный, самый великодушный
человек на свете!
- Я люблю вас, Андре! Люблю вас! Люблю! - повторил Шарни.
- Господи! - воскликнула Андре, воздевая руки к небу. - Я даже не по-
дозревала, что на свете бывает такое счастье!
- Но, Андре, скажите и мне, что любите меня! - настаивал Шарни.
- Нет, на это я никогда не решусь, - отвечала Андре, - но прочтите
письмо, которое должны были бы вам вручить, если бы вы лежали на ложе
смерти.
И она протянула графу письмо, которое он ей только что вернул.
Пока Андре прятала лицо в ладонях, Шарни быстро сломал печать и,
прочтя первые строки, вскрикнул; он простер к Андре руки и прижал ее к
своей груди.
- С того дня, как ты меня увидела, все эти шесть лет... - бормотал
он. - О святая! Как же я должен тебя любить, чтобы ты забыла об испытан-
ных страданиях!
- Боже! - шептала Андре, клонясь, словно тростинка, под бременем неж-
данного счастья. - Если это сон, сделай так, чтобы я никогда не просыпа-
лась, или пусть, проснувшись, я умру!
А теперь оставим счастливых и вернемся к тем, кто страдает, борется,
ненавидит, и, быть может, счастливцы забудут о своих злоключениях, как
забываем их мы.
XIII
НЕМНОГО ТЕНИ ПОСЛЕ СОЛНЦЕПЕКА
16 июля 1791 года, то есть спустя несколько дней после только что
описанных нами событий, два новых персонажа, с которыми мы не торопились
познакомить наших читателей, дабы представить их в надлежащее время, си-
дели и писали за столом в маленькой гостиной на четвертом этаже гостини-
цы "Британик., расположенной на улице Генего.
Одна дверь вела из этой гостиной в скромную столовую, обставленную,
как обычно обставляют недорогие меблированные комнаты, а вторая - в
спальню, где стояли две одинаковые кровати.
Наши новые герои принадлежали к противоположному полу, и оба заслужи-
вали, чтобы на каждом из них остановиться подробнее.
Мужчине можно было дать лет шестьдесят, ну, может, чуть меньше; он
был высок и худ, выглядел суровым и одновременно восторженным; резкие
линии лица выдавали в нем спокойного и серьезного мыслителя, у которого
твердый, непреклонный ум преобладает над порывами воображения.
Женщина выглядела лет на тридцать - тридцать два, хотя на самом деле
ей было уже тридцать шесть. По румянцу, по крепкому телосложению нетруд-
но было догадаться, что она происходит из народа. У нее были прелестные
глаза того неопределенного цвета, что отдает разными оттенками серого,
зеленого и синего, глаза ласковые и в то же время твердые, большой бело-
зубый рот с сочными губами, вздернутый нос и подбородок, красивые, хотя
и несколько крупноватые руки, пышный, дородный, стройный стан, прекрас-
ная шея и бедра Венеры Сиракузской.
То были Жан Мари Ролан де ла Платьер, родившийся в 1732 году в
Вильфранше неподалеку от Лиона, и Манон Жанна Флипон, родившаяся в Пари-
же в 1754 году.
Одиннадцать лет назад, то есть в 1780 году, они поженились.
Мы уже упоминали, что женщина происходила из народа, что подтверждали
имя, данное ей при крещении, и ее фамилия - Манон Жанна Флипон. Дочь
гравера, она и сама занималась гравированием, пока в возрасте двадцати
пяти лет не вышла за Ролана, который был старше ее на двадцать два года;
с тех пор она из гравера превратилась в переписчика, переводчика, компи-
лятора. Эта женщина с богатой натурой, не затронутой никакими пороками,
никакими страстями, но не по причине сердечной скудости, а по причине
душевной чистоты, отдала лучшие годы жизни тяжелому и неблагодарному
труду по составлению книг вроде "Наставления по добыче торфа., "Настав-
ления по стрижке и сушке шерсти., "Словаря мануфактур."
В чувстве, которое она испытывала к своему мужу, уважительность де-
вушки преобладала над любовью женщины. Эта любовь была чем-то вроде чис-
того поклонения, не имеющей никакой связи с физическими отношениями; она
