- Пойдемте, - ответил первый из его спутников и даже с некоторою поч-
тительностью повел своего пленника к карете, спрятанной между деревьями.
Две лошади с путами на ногах были привязаны недоуздками к низко сви-
савшим ветвям огромного дуба.
- Входите, - сказал тот же человек, открывая дверцу кареты и опуская
подножку.
Король повиновался и сел в глубине кареты.
В то же мгновение дверца захлопнулась, и он остался в темной карете
наедине со своим провожатым. Что до гиганта, то он разрезал недоуздки и
путы на ногах лошадей, заложил карету и сел на козлы. Лошади с места
взяли крупною рысью, и вскоре карета достигла парижской дороги. В Се-
нарском лесу их ожидала подстава. И здесь лошади были привязаны к де-
ревьям. Человек, сидевший на козлах, сойдя на землю, торопливо перепряг
и быстро поехал дальше. В Париж они прибыли около трех часов пополуночи.
Карета въехала в Сент-Антуанское предместье. Крикнув часовому: "При-
каз короля", - кучер миновал ворота Бастилии и остановил взмыленных ло-
шадей у крыльца коменданта. Тотчас же прибежал дежурный сержант.
- Разбудить коменданта, - приказал кучер громовым голосом.
В карете по-прежнему царила мертвая тишина. Через десять минут на по-
роге своей квартиры в туфлях и халате появился г-н де Безмо.
- Что это, - спросил он, - кого вы еще привезли?
Первый человек в маске открыл дверцу кареты и сказал что-то на ухо
кучеру. Тот немедленно сошел с козел, взял мушкет, который лежал у него
в ногах, и приставил дуло его к груди пленника.
- Стреляйте при первой попытке заговорить! - добавил во весь голос
первый, выходя из кареты.
- Хорошо, - ответил второй.
Затем тот, кто сопровождал короля, поднялся по ступеням лестницы, где
его ожидал комендант.
- Господин д'Эрбле! - вскричал Безмо.
- Шш... - остановил его Арамис. - Войдем к вам.
- О боже мой, боже мой! Что вас привело в такой час?
- Ошибка, дорогой господин де Безмо, - спокойно отвечал Арамис. -
По-видимому, вы были правы.
- По поводу чего?
- В связи с этим приказом об освобождении вашего узника.
- Объясните мне, сударь, нет, извините, я хотел сказать: монсеньер, -
лепетал комендант, задыхаясь от ужаса и изумления.
- Это проще простого: вы, разумеется, помните, что вам прислали при-
каз об освобождении,
- Да, да! Об освобождении Марчиали.
- Так вот, мы решили, что этот приказ имеет в виду Марчиали, не так
ли?
- Конечно! Впрочем, вы помните, ведь я сомневался, ведь я не хотел
отпускать его, и это вы принудили меня выполнить этот приказ.
- О, какое неподходящее слово употребили вы, дорогой господин Без-
мо... я предложил, вот и все.
- Предложили, да, да, предложили передать его вам, и вы увезли его в
вашей карете.
- Так вот, дорогой мои Безмо, это была ошибка. Ее обнаружили в минис-
терстве, и я привез королевский приказ освободить... Сельдона, знаете,
того самого беднягу шотландца.
- Сельдона? Но на этот раз вы и впрямь уверены?..
- Черт возьми! Читайте-ка сами, - добавил Арамис, передавая Бечмо
приказ.
- Но это тот самый приказ... Я его уже видел, держал в руках...
- Неужели?
- Я же говорил вам об этом... И чернильное пятно... да, я узнаю его.
- Не знаю, тот ли это приказ или другой, но, как бы то ни было, я вам
вручаю его.
- А как же другой?
- Какой другой?
- Марчиали?
- Я передам вам сейчас и его.
- Но мне этого недостаточно. Чтобы принять его, мне нужен новый при-
каз.
- Не говорите таких вещей, дорогой Безмо. Вы рассуждаете как дитя.
Где у вас приказ об освобождении Марчиали?
Безмо побежал к своему сундуку и вынул приказ. Арамис взял его из рук
коменданта, не торопясь разорвал на четыре части, поднес их к лампе и
сжег.
- Но что же вы делаете! - закричал перепуганный насмерть Безмо.
- Поразмыслите над создавшимся положением, дорогой комендант, - ска-
зал с невозмутимым спокойствием Арамис. - У вас больше нет приказа, ко-
торый оправдывает освобождение Марчиали.
Боже мой! Нет! И все же я погиб, да, да, я погиб!
Но совсем нет, ведь я отдаю вам Марчиали назад, таким образом получа-
ется, как будто он вовсе и не выходил из Бастилии.
- Ах! - воскликнул комендант, который окончательно потерял способ-
ность соображать.
- Конечно! И вы сразу же запрете его.
- Еще бы!
- И вы отдадите мне этого... ну как его там... Сельдона, которого ос-
вобождает новый приказ. Таким образом, ваша отчетность будет в полном
порядке. Понимаете?
- Я... я...
- Вы поняли, - перебил Безмо Арамис. - Вот и отлично.
Безмо умоляюще сложил руки.
- Но ради чего, взяв у меня Марчиали, вы привозите его снова ко мне?
- воскликнул несчастный, совершенно растерявшийся комендант.
- Для такого друга, для такого слуги, как вы, нет секретов.
И Арамис наклонился к уху Безмо.
- Вы знаете, - шепнул он, - какое необыкновенное сходство между этим
несчастным и...
- Королем, да!
- Так вот первое, на что употребил Марчиали свою свободу: он стал ут-
верждать, что он король Франции.
- Вот негодяй! - воскликнул Безмо.
- Он надел на себя такой же костюм, какой был на его величестве, и
стал выдавать себя за короля Людовика Четырнадцатого.
- Боже мой!
- Вот почему я и привез его к вам, дорогой комендант. Он безумен, и
своим бредом он спешит поделиться со всеми.
- Что же делать?
- Все обстоит очень просто: не давайте ему общаться с кем бы то ни
было. Вы понимаете, что, когда его бред стал известен его величеству,
который сжалился над ее несчастьем и был вознагражден за свою доброту
черной неблагодарностью, король пришел в ярость. И вот теперь - хоро-
шенько запомните это, дорогой господин де Безмо, так как это касается
вас самым непосредственным образом, - теперь всякому, кто даст ему об-
щаться с кем бы то ни было, кроме меня или самого короля, не миновать
смертной казни. Вы слышите, мой милый Безмо, - смертной казни!
- Слышу, слышу, черт подери!
- А теперь спуститесь и отведите этого бедного малого в его камеру,
если только не считаете нужным, чтобы он поднялся к вам.
- Зачем?
- Да, вы правы. Полагаю, что лучше сразу же посадить его под замок,
разве не так?
- Еще бы!
- В таком случае, друг мой, пошли...
Безмо велел бить в барабан и звонить в колокол, предупреждая по заве-
денному здесь порядку о том, чтобы все входили в свои помещения, дабы
избежать встречи с таинственным узником. Затем, когда проходы были рас-
чищены, он сам подошел к карете за арестантом. Портос, верный приказу,
продолжал держать мушкет у груди пленника.
- А, вот вы где, негодяй! - воскликнул Безмо, увидев короля. - Хоро-
шо, хорошо!
И тотчас же, велев королю покинуть карету, он повел его в сопровожде-
нии Портоса, не снимавшего маски, и Арамиса, снова ее надевшего, во вто-
рую Бертодьеру и открыл дверь той самой камеры, в которой на протяжении
восьми лет томился Филипп.
Король вошел в каземат без единого слова. Он был растерян и бледен.
Безмо закрыл дверь, дважды повернул ключ в замке и, подойдя к Арами-
су, прошептал ему на ухо:
- Сущая правда, он очень похож на его величество, но все же не так,
как вы утверждаете.
- Так что вас уж, во всяком случае, на такой подмене не проведешь?
- Что вы, что вы!
- Вы бесценный человек, дорогой мой Безмо, - сказал Арамис. - А те-
перь освобождайте Сельдона.
- Верно, я и забыл... Я сейчас отдам приказание...
- Ба! Вы успеете сделать это и завтра.
- Завтра? Нет, нет, сию же минуту! Избави боже затягивать это дело.
- Ну, идите по вашим делам, а меня ожидают мои" Но, надеюсь, вы поня-
ли все до конца, не так ли?
- Что я должен понять?
- Что никто не войдет к узнику без приказа его величества - приказа,
который привезу вам я сам.
- Да, прощайте, монсеньер.
Арамис вернулся к своему товарищу.
- Поехали, друг Портос, в Во! И поскорее.
- До чего же чувствуешь себя легким, когда верно послужишь своему ко-
ролю и тем самым спасешь свою род пну, - засмеялся довольный Портос. -
Лошадям нечего будет тащить. Поехали.
И карета, освободившись от пленника, который действительно мог ка-
заться Арамису чрезмерно тяжелым, миновала подъемный мост, который тот-
час же поднялся за ней снова, и оказалась вне пределов Бастилии.
XLV
НОЧЬ В БАСТИЛИИ
Страдание в этой жизни соразмерно с силами человека. Мы отнюдь не со-
бираемся утверждать, что бог неизменно соразмеряет ниспосылаемое им че-
ловеку несчастье с силами этого человека; подобное утверждение было бы
не вполне точным, поскольку тем же богом дозволена смерть, являющаяся
единственным выходом для души, которой невмоготу пребывать в оболочке
тела Итак, страдание в этой жизни Соразмерно с силами человека Это зна-
чит, что при равном несчастии слабый страдает больше, нежели сильный. Но
что же придает человеку силу? Закалка, привычка и опыт. Мы не станем ут-
руждать себя доказательством этого; это аксиома как в отношении нашей
душевной жизни, так и нашего естества.
Когда молодой король, потеряв всякое представление о действительнос-
ти, растерянный и разбитый, понял, что его ведут в одну из камер Басти-
лии, он решил, что смерть во многих отношениях схожа со сном, что и она
полна разнообразных видений. Он вообразил, будто его кровать в замке Во
провалилась сквозь пол и вслед за тем он умер; он вообразил, что он -
это покойный Людовик XIV, продолжающий видеть все те же ужасы, невозмож-
ные для него в жизни и называемые низложением с трона, тюрьмой и всевоз-
можными оскорблениями некогда всемогущего государя.
Наблюдать в качестве призрака, сохраняющего ощущение своего тела,
свои собственные мучения, томиться, тщетно стараясь постигнуть непости-
жимую тайну, где действительность, а где лишь ее подобие, видеть все,
слышать все, все понимать" отчетливо помнить мельчайшие подробности сво-
их последних минут - разве это не пытка, пытка тем более невыносимая,
что она может быть вечною?
- Не есть ли это то самое, что зовется вечностью, адом? - шептал Лю-
довик XIV в то мгновение, когда за пим закрылась дверь, запираемая Без-
мо.
Он не проявил ни малейшего интереса к окружающей его обстановке и,
прислонившись спиной к стене, окончательно проникся мыслью о том, что он
умер; он зажмурил глаза, чтобы не увидеть чего-нибудь еще худшего.
"Но все-таки как же произошла моя смерть? - спрашивал он себя, подда-
ваясь безумию. - Не спустили ли эту кровать при помощи какого-нибудь
приспособления? Нет, нет - когда она начала опускаться, я не почувство-
вал ни сотрясения, ни толчка... А не отравили ли меня во время обедав
или, кто знает, не обкурили ли отравленною свечой, как мою прабабку Жан-
ну д'Альбре?"
Вдруг холод камеры пронизал плечи Людовика.
"Я видел, - продолжал - он, - я видел моего отца мертвым на той самой
кровати, на которой он всегда спал; на нем было королевское одеяние. Это
бледное лицо с заострившимися чертами, эти застывшие, некогда столь под-
вижные руки, эти вытянутые, похолодевшие ноги, - нет, ничто не говорило
о сне, полном видений. А ведь бог должен был бы наслать на него целые
полчища снов, на него, чьей смерти предшествовало столько других, ибо
сколь многих он сам послал на смерть!
Нет, этот король по-прежнему был королем, он царил на смертном одре
так же, как на своем бархатном троне. Он не отрекся от свойственного ему
величия. Бог, ниспославший на него кару, не может наказывать и меня, не
сделавшего ничего противного его заповедям".
Странный шум привлек внимание молодого человека. Он посмотрел и уви-
дел на каминной доске под громадной грубою фреской, изображавшей распя-
тие, огромную крысу, грызшую хлебную корку и смотревшую на нового посто-
яльца камеры умным и любознательным взглядом.
Король испугался: крыса вызвала в нем омерзение. С громким криком
