ния.
- Ришелье, первый министр Марии Медичи, моей бабки, был только лю-
сонским епископом, подобно тому как вы - ваннский епископ. Впрочем, бла-
годаря покровительству королевы он вскоре стал кардиналом.
- Будет лучше, - сказал, кланяясь, Арамис, - если я стану первым ми-
нистром лишь после того, как вы сделаете меня кардиналом.
- Вы будете им не позже чем через два месяца, господин д'Эрбле. Но
этого мало, вы не оскорбите меня, если попросите больше, и огорчите, ог-
раничившись этим.
- Я действительно надеюсь на большее, принц.
- Скажите, скажите же!
- Господин Фуке не долго будет у дел, он скоро состарится. Он любит
удовольствия, правда, совместимые с Возложенной на него работой, пос-
кольку кое-что от своей Молодости он сохраняет в себе и поныне. Но эти
остатки ее При первом же горе или болезни, которые могут постигнуть гос-
подина Фуке, исчезнут бесследно. Мы избавим его, пожалуй, от горя, пото-
му что он человек с благородным сердцем и достойный во всех отношениях,
но спасти его от болезни - здесь мы бессильны. Итак, давайте решим. Ког-
да вы уплатите долги господина Фуке и приведете в порядок государствен-
ные финансы, Фуке останется королем, властвующим над своими придворными
- поэтами и художниками. Мы сделаем его достаточно богатым для этого.
Вот тогда, став первым министром при вашем королевском величестве, я
смогу подумать о ваших и о своих интересах.
Молодой человек посмотрел в упор на своего собеседника.
- Кардинал Ришелье, о котором мы говорили, - продолжал Арамис, - до-
пустил непростительную ошибку, упорно управляя лишь одной Францией. На
одном троне он оставил двух королей, Людовика Тринадцатого и себя само-
го, тогда как мог с гораздо большими удобствами рассадить их на двух
разных тронах.
- На двух тронах? - задумчиво повторил молодой человек.
- Подумайте, - спокойно продолжал Арамис, - кардинал, первый министр
Франции, опирающийся на поддержку и милость наихристианнейшего короля;
кардинал, которому король, его господин, вручает свои сокровища, свою
армию, свой совет, - такой кардинал был бы вдвойне неправ, применяя все
эти возможности к одной только Франции. К тому же, мой принц, - добавил
Арамис, смотря прямо в глаза Филиппу, - вы не будете таким королем, ка-
ким был ваш покойный отец, изнеженным, вялым и утомленным. Вы будете ко-
ролем умным и предприимчивым. Ваших владений вам будет мало; вам будет
тесно со мной. А наша дружба не должна быть - я не скажу нарушена, но
даже хоть в малой мере омрачена какойнибудь лелеемой одним из нас тайной
мыслью. Я подарю вам трон Франции - вы подарите мне престол святого Пет-
ра. Когда союзницей вашей честной, твердой и хорошо вооруженной руки
станет рука такого папы, каким буду я, то и Карл Пятый, которому принад-
лежало две трети мира, и Карл Великий, владевший всем миром, покажутся
ничтожными в сравнении с вами. У меня нет ни семейных связей, ни пред-
рассудков, я не стану толкать вас ни на преследование еретиков, - ни на
династические войны, я скажу: "Вселенная наша; мне - души, вам - тела".
И так как я умру прежде вас, вам останется к тому же мое наследство. Что
вы скажете о моем плане, принц?
- Скажу, что я счастлив и горд хотя бы уже потому, что понял ваш за-
мысел, господин д'Эрбле; вы будете кардиналом, и я назначу вас первым
министром. Потом вы укажете мне, что нужно сделать, чтобы вас выбрали
папой; и я это сделаю" Требуйте от меня каких угодно гарантий"
- Это излишне. Все мои поступки будут направлены к вашей выгоде; я не
поднимусь ни на одну ступень выше, чтобы не поднять и вас вместе с со-
бою; я всегда буду достаточно далеко, чтобы не возбуждать вашей зависти,
и достаточно близко, чтобы блюсти ваши выгоды и беречь вашу дружбу. Все
договоры в нашем мире непрочны и нарушаются, поскольку обычно они имеют
в виду интересы лишь одной стороны. Ничего подобного между нами не бу-
дет, и мне не нужны никакие гарантии.
- Итак... брат мой... исчезнет?
- Да. Мы похитим его в кровати. Достаточно нажать пальцем, и пол в
той комнате, которая отведена ему в Во, опустится в люк. Заснув под
сенью короны, он проснется в тюрьме. С этого момента единственным пове-
лителем будете вы, и стремлением всей вашей жизни будет стремление сох-
ранить меня при своей особе.
- Это правда! Вот моя рука, господин д'Эрбле.
- Позвольте же мне, ваше величество, почтительно преклонить пред вами
колени. И в день, когда ваше чело украсит корона, мое же - тиара, мы об-
меняемся поцелуем.
- Поцелуйте меня сейчас же, сегодня и будьте больше, чем просто вели-
кий, просто искусный, просто возвышенный гений: будьте добры ко мне,
будьте моим отцом.
Арамис слушал его почти с нежностью. Ему показалось, что в сердце его
шевельнулось еще незнакомое ему чувство, но это впечатление, впрочем,
вскоре пропало.
"Его отцом! - подумал он. - Да, да, святым отцом!"
Они снова сели в карету, которая быстро покатила по дороге к
Во-ле-Виконт.
XXXVIII
ЗАМОК ВО-ЛЕ-ВИКОНТ
Замок Во-ле-Виконт, расположенный в одном лье от Мелена, был построен
Фуке в 1653 году. Денег в то время во Франции почти не было. Все погло-
тил Мазарини, и Фуке тратил уже остатки. Впрочем, у некоторых даже сла-
бости - и те плодотворны, даже пороки - и те полезны, и Фуке, вложившему
в этот дворец миллионы, удалось привлечь к постройке его трех знаменитых
людей: архитектора Лево, планировщика парков Ленотра и декоратора внут-
ренних помещений Лебрена"
Если у замка Во есть какой-нибудь недостаток, который ему можно пос-
тавить в упрек, то это его чрезмерная величавость и чрезмерная роскошь.
Вплоть до наших дней сохранилась привычка исчислять в арканах площадь
покрывающей его кровли, починка которой теперь, когда состояния мельчают
вместе с эпохой, - сущее разорение.
Дом этот, строившийся для подданного, больше похож на дворец, чем те
дворцы, которые Уолси, боясь вызвать ревность своего повелителя, считал
себя вынужденным подносить ему в дар.
Но если нужно было бы указать, в чем именно богатство и прелесть это-
го дворца особенно поразительны, если что-нибудь в нем можно предпочесть
великолепию его обширных покоев, роскоши позолоты, обилию картин и ста-
туй, то это лишь парк, это только сады замка Во. Фонтаны, казавшиеся чу-
дом в 1653 году, остаются чудом и ныне; то же можно сказать и о каска-
дах, восхищавших всех королей и всех принцев Европы.
Скюдери говорит об этом дворце, что для поливки его садов фуке расч-
ленил реку на тысячу фонтанов и собрал тысячу фонтанов в потоки.
Этот великолепный дворец был подготовлен к приему монарха, которого
называли самым великим королем во всем мире. Друзья Фуке свезли сюда
все, чем были богаты: кто своих актеров и декорации, кто художников и
ваятелей, кто, наконец, поэтов, мастеров остро отточенного пера.
Целая армия слуг, разбившись на группы, сновала по дворцам и обшир-
нейшим коридорам, тогда как Фуке, приехавший только утром, спокойный и
внимательный ко всему, обходил замок, отдавая последние распоряжения уп-
равляющим, уже закончившим свой осмотр.
Было, как мы уже сказали, 15 августа. На плечи бронзовых и мраморных
богов падали отвесные солнечные лучи. В чашах бассейнов нагревалась во-
да, и зрели в садах великолепные персики, о которых пятьдесят лет спустя
с сожалением вспоминал великий король, говоря кому-то в Марли, где в са-
дах, обошедшихся Франции вдвое дороже, чем стоил фуке его замок Во, не
было порядочных сортов персиков:
- Ах, вы не пробовали персиков господина Фуке, вы для этого слишком
молоды,
О, память людская! О, фанфары молвы! О, слава мира сего! Тот, кто от-
лично знал себе цену, кому досталось в наследство все достояние Никола
фуке, кто взял у него Ленотра, а также Лебрена, кто послал самого Фуке
до конца дней его в государственную тюрьму, тот вспомнил лишь персики
своего поверженного, забытого, задушенного врага! Тридцать миллионов бы-
ли брошены рукою Фуке в его бассейны, в литейные его скульпторов, в чер-
нильницы его поэтов, в папки его художников, и все же тщетными оказались
его надежды на память людскую. Но достаточно было великому королю уви-
деть румяный и сочный персик, чтобы воскресить в памяти печальную тень
последнего суперинтенданта Франции.
Уверенный, что Арамис подготовился к встрече столь значительного чис-
ла приезжих, что он позаботился проверить охрану у всех ворот и дверей и
оборудовать необходимые помещения, Фуке занимался тем, что предусматри-
валось программой празднества: Гурвиль показывал, где у него будут фе-
йерверк и иллюминация; Мольер повел его в театр; осмотрев часовню, гос-
тиные, галереи, утомленный Фуке встретил, спускаясь по лестнице, Арами-
са. Прелат знаком остановил его.
Суперинтендант подошел к своему другу, и тот подвел его к большой,
спешно заканчиваемой картине. Живописец Лебрен, весь в поту, испачканный
красками, усталый и вдохновенный, делал быстрой кистью последние завер-
шающие мазки. Это был портрет короля в парадном костюме, том самом, ко-
торый Персерен соблаговолил показать Арамису.
Фуке остановился перед картиной; она, казалось, жила, - такой све-
жестью и теплотой веяло от изображенной на ней человеческой плоти. Он
рассмотрел портрет, оценил мастерство и, не находя, чем можно было бы
вознаградить этот поистине геркулесов труд, обхватил руками шею художни-
ка и с чувством обнял его. Суперинтендант "испортил костюм стоимостью в
тысячу пистолей, но влил бодрость в душу Лебрена.
Это мгновение доставило художнику радость, но оно же повергло в уны-
ние Персерена, сопровождавшего вместе с другими Фуке и восхищавшегося в
картине больше всего костюмом, сшитым им для его величества, костюмом,
представлявшим, по его словам, произведение подлинного искусства, костю-
мом, равный которому можно было найти разве что в гардеробе г-на Фуке"
Его сетования по поводу этого происшествия были прерваны сигналом,
поданным с крыши замка. За Меленом, на открытой равнине, дозорные заме-
тили королевский поезд: его величество въезжал в Мелен; за ним следовала
длинная вереница карет и всадников.
- Через час, - взглянул на Фуке Арамис.
- Через час, - ответил тот, тяжко вздыхая.
- А народ еще спрашивает, к чему эти королевские праздники! - сказал
ваннский епископ и рассмеялся своим неискренним смехом.
- Увы, хоть я не народ, но и я задаю себе тот же вопрос.
- Через двадцать четыре часа, монсеньер, я дам вам ответ на него. А
теперь улыбайтесь, ведь сегодня радостный день.
- Знаете, д'Эрбле, верьте или не верьте, - с жаром произнес суперин-
тендант, указывая пальцем на показавшийся вдали поезд Людовика, - он ме-
ня вовсе не любит, да и я не пылаю к нему горячей любовью, но сейчас,
когда он приближается к моему дому, отчего - я и сам не скажу, но особа
его для меня священна; он мой король, и он мне почти что дорог.
- Дорог? Вот это верно! - повторил Арамис, играя словами.
- Не смейтесь, д'Эрбле, я знаю, что если б он захотел, я полюбил бы
его.
- Вам следовало бы сказать это не мне, а Кольберу.
- Кольберу? - воскликнул Фуке. - Но почему?
- Потому что, став суперинтендантом, он назначит вам пенсию из личных
сумм короля.
И, бросив эту насмешку, Арамис поклонился.
- Куда вы? - спросил помрачневший Фуке.
- К себе, монсеньер; мне нужно переодеться.
- Где вы поместились, д'Эрбле?
- В синей комнате, что на втором этаже.
- В той, которая находится над покоями короля?
- Да.
- Зачем же вы так неудобно устроились? Ведь там вы и пошевелиться не
сможете.
- По ночам, монсеньер, я сплю или читаю в постели.
- А ваши люди?
- О, со мною лишь один человек,
- Так мало?
- Никого, кроме чтеца, мне не нужно. Прощайте, монсеньер. Не переу-
томляйтесь, друг мой. Поберегите силы к приезду его величества короля.
