ном.
- Ну, что я вам говорил! - проворчал Безмо.
- А что? - спросил ваннский епископ.
- Приказ об освобождении. Скажите на милость, хороша новость, чтобы
из-за нее беспокоить нас?
- Хороша для того, кого она касается непосредственно, и против этого
вы, вероятно, не станете возражать, мой дорогой комендант.
- Да еще в восемь вечера!
- Это из милосердия.
- Из милосердия, пусть будет так; но его оказывают негодяю, томящему-
ся от скуки, а не мне, развлекающемуся в доброй компании, - сердито бро-
сил Безмо.
- Разве это освобождение потеря для вас? Что же, узник, которого те-
перь у вас отбирают, содержался в особых условиях?
- Как бы не так! Дрянь, жалкая крыса; он сидел на пяти франках в
день.
- Покажите, - попросил Арамис, - или, быть может, это нескромность?
- Нисколько, читайте.
- Тут написано: спешно. Вы видели?
- Восхитительно! Спешно! Человек, который сидит у меня добрые десять
лет! И его спешат выпустить, и притом сегодня же, и притом в восемь ве-
чера!
И Безмо, пожав плечами с выражением царственного презрения, бросил
приказ на стол и снова принялся за еду.
- У них бывают такие порывы, - проговорил он все еще с полным ртом. -
В один прекрасный день хватают человека, кормят его десять лет сряду, а
мне беспрестанно пишут: "Следите за негодяем!" или: "Держите его постро-
же!" А затем, когда привыкнешь смотреть на узника как на человека опас-
ного, тут вдруг, без всякого повода и причины, вам объявляют: "Освободи-
те". И еще надписывают на послании: Спешно! Признайтесь, монсеньер, что
тут ничего другого не остается, как только пожать плечами.
- Что поделаешь! - вздохнул Арамис. - Возмущаешься, а приказ все-таки
выполняешь.
- Конечно! Разумеется, выполняешь!.. Но немного терпения!.. Не следу-
ет думать, будто я раб.
- Боже мой, любезнейший господин де Безмо, кто же думает о вас нечто
подобное. Всем известна свойственная вам независимость.
- Благодарение господу!
- Но известно также и ваше доброе сердце.
- Ну, что о нем говорить!
- И ваше повиновение вышестоящим. Видите ли, Безмо, кто был солдатом,
тот останется им на всю жизнь.
- Вот поэтому я и оказываю беспрекословное повиновение, и завтра, на
рассвете, узник будет освобожден.
- Завтра?
- На рассвете.
- Но почему не сегодня, раз на пакете и на самом приказе значится
спешно?
- Потому что сегодня мы с вами ужинаем, и для нас это также достаточ-
но спешное дело.
- Дорогой мой Безмо, хоть я сегодня и в сапогах, все же я не могу не
чувствовать себя духовным лицом, и долг милосердия представляется мне
вещью более неотложной, чем удовлетворение голода или жажды. Этот нес-
частный страдал достаточно долго; вы сами только что говорили, что в те-
чение целых десяти лет он был вашим нахлебником. Сократите же ему хоть
немного его страдания! Счастливая минута ожидает его, дайте же ему пос-
корей насладиться ею, и господь вознаградит вас за это годами блаженства
в раю.
- Таково ваше желание?
- Я прошу вас об этом.
- Сейчас, посреди нашего ужина?
- Умоляю вас; поступок такого рода стоит десяти benedicite [39].
- Пусть будет по-вашему. Только нам придется доедать ужин холодным.
- О, пусть это вас не смущает!
Безмо откинулся на спинку своего кресла, чтобы позвонить Франсуа, и
повернулся лицом к входное двери.
Приказ лежал на столе. Арамис воспользовался теми несколькими мгнове-
ниями, пока Безмо не смотрел в его сторону, и обменял лежавшую на столе
бумагу на другую, сложенную совершенно таким же образом и вынутую им из
кармана.
- Франсуа, - сказал комендант, - пусть пришлют ко мне господина майо-
ра и тюремщиков из Бертодьеры.
Франсуа, поклонившись, пошел выполнять приказание, и собеседники ос-
тались одни.
XXXV
ГЕНЕРАЛ ОРДЕНА
Наступило молчание, во время которого Арамис не спускал глаз с комен-
данта. Тому, казалось, все еще не хотелось прервать посередине ужин, и
он искал более или менее основательный предлог, чтобы дотянуть хотя бы
до десерта.
- Ах! - воскликнул он, найдя, по-видимому, такой предлог. - Да ведь
это же невозможно!
- Как невозможно, - сказал Арамис, - что же тут, дорогой друг, невоз-
можного?
- Невозможно в такой поздний час выпускать заключенного. Не зная Па-
рижа, куда он сейчас пойдет?
- Пойдет куда сможет.
- Вот видите, это все равно что отпустить на волю слепого.
- У меня карета, и я отвезу его, куда он укажет.
- У вас ответ всегда наготове. Франсуа, передайте господину майору,
пусть он откроет камеру господина Сельдона, номер три, в Бертодьере.
- Сельдон? - равнодушно переспросил Арамис. -
Вы, кажется, сказали Селъдон?
- Да. Так зовут того, кого нужно освободить.
- О, вы, вероятно, хотели сказать - Марчиали.
- Марчиали? Что вы! Нет, нет, Сельдон.
- Мне кажется, что вы ошибаетесь, господин де
Безмо.
- Я читал приказ.
- И я тоже.
- Я прочел там имя Сельдона, да еще написанное такими вот буквами!
И господин де Безмо показал свой палец.
- А я прочитал Марчиали, и такими вот буквами.
И Арамис показал два пальца.
- Давайте выясним, - сказал уверенный в своей правоте Безмо, - вот
приказ, и стоит только еще раз прочесть его...
- Вот я и читаю Марчиали, - развернул бумагу Арамис. - Смотрите-ка!
Безмо взглянул, и рука его дрогнула.
- Да, да! - произнес он, окончательно поверженный в изумление. -
Действительно Марчиали. Так и написано: Марчиали!
- Ага!
- Как же так? Человек, о котором столько твердили, о котором ежеднев-
но напоминали! Признаюсь, монсеньер, я решительно отказываюсь понимать.
- Приходится верить, раз видишь собственными глазами.
- Поразительно! Ведь я все еще вижу этот приказ и имя ирландца
Сельдона. Вижу. Ах, больше того, я помню, что под его именем было чер-
нильное пятно, посаженное пером.
- Нет, пятна тут не видно, - заметил Арамис.
- Как так не видно? Я даже поскреб песок, которым его присыпали.
- Как бы то ни было, дорогой господин де Безмо, - сказал Арамис, - и
что бы вы там ни видели, а приказ предписывает освободить Марчиали.
- Приказ предписывает освободить Марчиали, - машинально повторил Без-
мо, пытаясь собраться с мыслями.
- И вы этого узника освободите. А если ваше доброе сердце подсказыва-
ет вам освободить заодно и Сельдона, то я ни в какой мере не стану пре-
пятствовать этому.
Арамис подчеркнул эту фразу улыбкой, ирония которой окончательно отк-
рыла Безмо глаза и придала ему храбрости.
- Монсеньер, - начал он, - Марчиали - это тот самый узник, которого
на днях так таинственно и так властно домогался посетить некий священ-
ник, духовник нашего ордена.
- Я не знаю об этом, сударь, - ответил епископ.
- Однако это случилось не так давно, дорогой господин д'Эрбле.
- Это правда, но у нас так уж заведено, чтобы сегодняшний человек не
знал, что делал вчерашний.
- Во всяком случае, - заметил Безмо, - посещение духовника иезуита
осчастливило этого человека.
Арамис, не возражая, снова принялся за еду и питье. Безмо, не притра-
гиваясь больше ни к чему из стоявшего перед ним на столе, снова взял в
руки приказ и принялся тщательно изучать его.
Это разглядывание при обычных обстоятельствах, несомненно, заставило
бы покраснеть нетерпеливого Арамиса; но ваннский епископ не впадал в
гнев из-за таких пустяков, особенно если приходилось втихомолку приз-
наться себе самому, что гневаться было чрезвычайно опасно.
- Ну так как же, освободите ли вы Марчиали? - поинтересовался Арамис.
- О, да у вас выдержанный херес с отличным букетом, любезнейший комен-
дант!
- Монсеньер, - отвечал Безмо, - я выпущу заключенного Марчиали лишь
после того, как повидаю курьера, доставившего приказ, и, допросив его,
удостоверюсь в том...
- Приказы пересылаются запечатанными, и о содержании их курьер не ос-
ведомлен. В чем же вы сможете удостовериться?
- Пусть так, монсеньер; в таком случае, я отошлю его назад в минис-
терство, и пусть господин де Лион либо отменит, либо подтвердит этот
приказ.
- А кому это нужно? - холодно спросил Арамис.
- Это нужно, чтобы не впасть, монсеньер, в ошибку, это нужно, чтобы
тебя не могли обвинить в недостатке почтительности, которую всякий под-
чиненный должен проявлять по отношению к вышестоящим, это нужно, чтобы
неукоснительно выполнять обязанности, возлагаемые на тебя службой.
- Прекрасно; вы говорите с таким красноречием, что я положительно
восхищаюсь вами. Вы правы, подчиненный должен быть почтителен по отноше-
нию к вышестоящим: он виновен, если впадает в ошибку, и подлежит наказа-
нию, если не выполняет своих обязанностей или позволяет себе преступить
законы, к соблюдению которых его обязывает служба.
Безмо удивленно посмотрел на епископа.
- Из этого вытекает, - продолжал Арамис, - что для успокоения
собственной совести вы намерены посоветоваться с начальством?
- Да, монсеньер.
- И что если лицо, стоящее выше вас, прикажет вам выполнить то-то и
то-то, вы окажете ему полное повиновение?
- Можете в этом не сомневаться.
- Хорошо ли вы знаете королевскую руку, господин де Безмо?
- Да, монсеньер.
- Разве на этом приказе об освобождении нет подписи короля?
- Есть, но, быть может, она...
- Подложная? Не это ли вы имели в виду?
- Это бывало.
- Вы правы. Ну а что вы скажете о подписи де Лиона?
- Я вижу и ее на этой бумаге; но если можно подделать королевскую
подпись, то с еще большим основанием можно предположить, что и подпись
де Лиона подложная.
- Вы делаете поистине гигантские успехи в логике, дорогой господин де
Безмо, - сказал Арамис, - и ваша аргументация неоспорима. Но какое,
собственно, у вас основание считать подписи на этом приказе подложными?
- Очень серьезное: отсутствие подписавших его ничто не доказывает,
что подпись его величества - подлинная, и здесь нет господина де Лиона,
который мог бы удостоверить, что это действительно королевская подпись.
- Ну, господин де Безмо, - проговорил Арамис, смерив коменданта орли-
ным взглядом, - я настолько близко принимаю к сердцу ваши сомнения, что
сам возьмусь за перо, если вы подадите мне его.
Безмо подал перо.
- И лист бумаги, - добавил Арамис.
Безмо подал бумагу.
- И я сам, находясь в вашем присутствии и не подавая по этой причине
повода к каким-либо сомнениям и колебаниям, напишу вам приказ, которому
вы, я полагаю, окажете подобающее доверие, сколь бы недоверчивым вы ни
были.
Безмо побледнел перед этой непоколебимой уверенностью. Ему показа-
лось, что голос только что улыбавшегося и веселого Арамиса стал зловещим
и мрачным, что восковые свечи, освещавшие комнату, превратились в погре-
бальные, а стаканы с вином - в полные крови чаши.
Арамис принялся писать. Оцепеневший Безмо, нагнувшись над его плечом,
читал слово за словом: "AMDG" - писал епископ и начертил крест под че-
тырьмя буквами, означавшими ad majorem Dei gloriam [40]. Затем он про-
должал:
"Нам угодно, чтобы приказ, присланный г-ну де Безмо де Монлезен, ко-
ролевскому коменданту замка Бастилии, был признан действительным и не-
медленно приведен в исполнение.
Подпись: д'Эрбле, божией милостью генерал ордена".
Безмо был так потрясен, что черты его лица исказились до неузнавае-
мости: он стоял с полуоткрытым ртом и остановившимися глазами, не шеве-
лясь, не издавая ни звука. В обширной зале слышалось только жужжание му-
хи, носившейся вокруг свеч.
Арамис, не удостаивая даже взглянуть на того, кого он обрекал на
столь жалкую участь, вынул из кармана небольшой футляр с черным воском;
он запечатал письмо, приложив печать, висевшую у него на груди под кам-
золом, и, когда процедура была закончена, молча отдал его Безмо.
Комендант посмотрел на печать тусклым и безумным взглядом; руки его
