и чеканили для него подлинные художники; фуке пил вина, названия которых
были неизвестны королю Франции; и пил он их из таких драгоценных кубков,
что каждый из них в отдельности стоил столько же, сколько все королевс-
кие погреба, вместе взятые.
Что же сказать о залах, обоях, картинах, слугах и служащих всякого
рода? Что сказать о том, как тут Служили, тут, где порядок заменял эти-
кет, удобство - приказы, где удовольствие и удовлетворение Фостя стано-
вилось высшим законом для всех, кто повиновался хозяину?
Этот рой бесшумно снующих взад и вперед и занятый делом людей, эта
масса гостей, все же менее многочисленных, нежели слуги, это бесчислен-
ное множество блюд, золотых и серебряных ваз; эти потоки света, эти гру-
ды не ведомых никому цветов, все это гармоническое соединение, бывшее
только прелюдией к предстоящему празднеству, зачаровало всех присутству-
ющих, которые не раз выражали свое восхищение не словами и жестами, но
молчанием и вниманием, этой речью придворных, переставших ощущать на се-
бе узду, налагаемую на них их господином.
Что касается короля, то глаза его налились кровью, и он не смел
больше встретиться взглядом с вдовствующей королевой. Анна Австрийская,
самое высокомерное существо во всем мире, уничтожала хозяина дома през-
рением ко всему, что бы ни подали ей. Молодая королева, напротив, добрая
и любознательная, хвалила Фуке, ела с большим аппетитом и спросила наз-
вания некоторых плодов, появившихся на столе. Фуке ответил, что он и сам
не знает, как они называются. Эти плоды между тем были из его собствен-
ных оранжерей, и нередко он сам и выращивал их, будучи очень сведущим в
экзотической агрономии. Король почувствовал всю его деликатность, и она
еще больше его унизила. Он нашел королеву несколько простоватой, а Анну
Австрийскую слишком надменной. Сам он старался оставаться холодным, дер-
жаться посередине между чрезмерной надменностью и простодушной востор-
женностью.
Фуке, однако, все это предвидел заранее; он был одним из тех, кто
предвидит решительно все.
Король объявил, что, пока он будет пребывать у г-на Фуке, он хотел бы
обедать, не подчиняясь правилам этикета, то есть вместе со всеми, и су-
перинтендант Отдал распоряжение, чтобы обед королю подавался особо, но,
если можно так выразиться, за общим столом. Этот приготовленный с вели-
чайшим искусством обед включал в себя все, что только любил король, все,
что ему неизменно приходилось по вкусу. И Людовик, обладавший лучшим ап-
петитом во всем королевстве, не смог устоять пред соблазном и отказаться
от иных блюд, ссылаясь на то, что ему не хочется есть.
Фуке сделал больше: подчиняясь приказанию короля, он сел за стол
вместе со всеми: но едва только подали суп, он тотчас же поднялся со
своего места и принялся лично прислуживать королю; г-жа Фуке между тем
стала за креслом вдовствующей королевы. Надменность Юноны в капризы Юпи-
тера не устояли пред такою предельной любезностью. Вдовствующая королева
соизволила скушать бисквит, обмакнув его в сан-люкар; король же, отведав
всего, сказал, обращаясь к Фуке:
- Господин суперинтендант, ваш стол превыше похвал.
После чего весь двор набросился на бесконечные яства с таким необык-
новенным усердием, что гостей уместно было бы сравнить с тучами египетс-
кой саранчи, налетевшей на зеленое поле.
Утолив голод, король снова отдался печальным раздумьям; он был грус-
тен в такой же мере, в какой выказывал, считая это необходимым, хорошее
настроение, и особенно грустно становилось ему от тех любезностей, кото-
рые его придворные расточали Фуке.
ДаАртаньян ел и пил в свое удовольствие; он принимал живейшее участие
в разговоре, острил и сделал ряд наблюдений, которые ему весьма и весьма
пригодились.
По окончании ужина король не пожелал пренебречь вечерней прогулкой. В
парке горела богатая иллюминация. Луна, точно и она также отдала себя в
распоряжение хозяина Во, серебрила озера и купы деревьев своими алмазами
и искрящимся фосфором. Воздух был приятно прохладен. Тенистые аллеи, по-
сыпанные песком, нежили ногу. Все удалось на славу; к тому же король,
встретившись на перекрестке аллеи с мадемуазель Лавальер, смог коснуться
ее руки в сказать: "Я люблю вас"; этих слов не слышал никто, кроме даАр-
таньяна, следовавшего за королем, и Фуке, шедшего перед ним.
Незаметно текли часы этой волшебной ночи. Король попросил проводить
его в спальню. Вслед за ним заторопились и все остальные. Королевы прос-
ледовали к себе при звуках флейт и теорб. Поднимаясь по лестнице, король
увидел своих мушкетеров, которых Фуке вызвал из Мелена и пригласил ужи-
нать.
ДаАртаньян успокоился; он забыл свои подозрения; од устал, отлично
поужинал и надеялся хоть раз в жизни насладиться празднеством у настоя-
щего короля.
"Фуке, - думал он, - вот человек по мне".
Торжественно, с бесконечными церемониями повели короля в покои Мор-
фея, которые нам подобает хотя бы бегло обрисовать нашим читателям. Это
была самая красивая и самая большая комната во дворце. На венчающем ее
куполе Лебреном были изображены счастливые и печальные сны, ниспосылае-
мые Морфеем как королям, так и их подданным. Все милое и приятное, наве-
ваемое нам снами, весь мед и все благовония, цветы и нектар, наслаждение
и покой, которые он вливает в сердца, - всем этим художник насытил свои
роскошные фрески. Но если по одну сторону купола им была написана столь
сладостная картина, то по другую она была ужасной и мрачной. Кубки, из
которых изливается яд, сталь, сверкающая над головой спящего, колдуны и
призраки в отвратительных масках, полусумрак еще более страшный, чем
пламя или глубокая ночь, - вот те контрасты, которые живописец противо-
поставил своим изящным и нежным образам.
Переступив порог этих великолепных покоев, король вздрогнул. Фуке ос-
ведомился, не беспокоит ли его чтонибудь.
- Я хочу спать, - сказал побледневший Людовик.
- Желает ли ваше величество лечь немедленно? В таком случае я пришлю
слуг.
- Нет, мне надо поговорить кое с кем. Велите позвать господина
Кольбера.
Фуке поклонился и вышел.
XLI
ГАСКОНЕЦ ПРОТИВ ДВАЖДЫ ГАСКОНЦА
ДаАртаньян не терял времени даром, что было бы не в его правилах. Ос-
ведомившись об Арамисе, он искал его, пока не нашел. Арамис с момента
прибытия короля удалился к себе, очевидно, затем, чтобы придумать
что-нибудь новое для пополнения программы увеселений его величества.
ДаАртаньян велел доложить о себе и застал ваннского епископа в краси-
вой комнате, которую здесь называли синей по цвету ее тканых обоев, в
обществе Портоса и нескольких эпикурейцев.
Арамис обнял друга и предложил ему лучшее место. Так как всем стало
ясно, что мушкетеру нужно переговорить с Арамисом наедине, эпикурейцы
распрощались и вышли.
Портос не двинулся с места. После сытного обеда он мирно спал в своем
кресле, так что это третье лицо не могло помешать их беседе. Он храпел
спокойно и равномерно, и под этот басовый аккомпанемент, словно под ан-
тичную мелодию, можно было разговаривать без особых помех.
ДаАртаньян почувствовал, что начинать разговор придется ему. Схватка,
ради которой он явился сюда, обещала быть упорной и затяжной, и он сразу
приступил к делу.
- Вот мы и в Во, - сказал он.
- Да, ДаАртаньян. Вам нравится здесь?
- Очень, и мне очень нравится господин Фуке, наш хозяин.
- Это очаровательный человек, не так ли?
- В высшей степени.
- Говорят, король поначалу был холоден с ним, но затем немного смяг-
чился.
- Почему "говорят"? Разве вы сами не видели этого?
- Нет, я был занят. Вместе с только что вышедшими отсюда я обсуждал
некоторые подробности представления и карусели, которые будут устроены
завтра.
- Вот как! А вы тут главный распорядитель увеселений, не так ли?
- Как вы знаете, дорогой мой, я всегда был другом всякого рода выду-
мок; я всегда был в некотором роде поэтом.
- Я помню ваши стихи. Они были прелестны.
- Что до меня, то я их забыл; но я рад наслаждаться стихами других,
тех, кого зовут Мольером, Пелисоном, Лафонтеном и так далее.
- Знаете, какая мысль осенила меня сегодня за ужином?
- Нет. Выскажите ее. Разве я могу догадаться о ней, когда их у вас
всегда целая куча?
- Я подумал, что истинный король Франции отнюдь не Людовик Четырнад-
цатый.
- Гм! - И Арамис невольно посмотрел прямо в глаза мушкетеру"
- Нет, нет. Это не кто иной, как Фуке.
Арамис перевел дух и улыбнулся.
- Вы совсем как все остальные: завидуете! - сказал он. - Бьюсь об
заклад, что эту фразу вы слышали от господина Кольбера.
ДаАртаньян, чтобы сделать приятное Арамису, рассказал ему о злоключе-
ниях финансиста в связи со злосчастным меленским вином.
- Дрянной человечек этот Кольбер! - воскликнул Арамис.
- По правде сказать, так и есть.
- Как подумаешь, что этот прохвост будет вашим министром через ка-
кие-нибудь четыре месяца и вы будете столь же усердно служить ему, как
служили Ришелье или Мазарини...
- Как вы служите господину Фуке, - вставил д'Артаньян.
- С тем отличием, дорогой друг, что Фуке - не Кольбер.
- Это верно.
И ДаАртаньян сделал вид, что ему стало грустно.
- Но почему вы решили, что Кольбер через четыре месяца будет минист-
ром?
- Потому что Фуке им больше не будет, - печально ответил Арамис.
- Он будет окончательно разорен? - спросил д'Артаньян.
- Полностью.
- Зачем же в таком случае устраивать празднества? - молвил мушкетер
таким естественным и благожелательным тоном, что епископ на мгновение
поверил ему. - Почему вы не отговорили его? - добавил ДаАртаньян.
Последние слова были лишними; Арамис снова насторожился.
- Дело в том, - объяснил он, - что Фуке желательно угодить королю.
- Разоряясь ради него?
- Да.
- Странный расчет!
- Необходимость.
- Я не понимаю, дорогой Арамис.
- Пусть так! Но вы видите, разумеется, что ненависть, обуревающая
господина Кольбера, усиливается со дня на день.
- Вижу. Вижу и то, что Кольбер побуждает короля расправиться с супе-
ринтендантом.
- Это бросается в глаза всякому.
- И что есть заговор против господина Фуке.
- Это также общеизвестно.
- Разве правдоподобно, чтобы король стал действотать против того, кто
истратил все свое состояние, лишь бы доставить ему удовольствие?
- Это верно, - медленно проговорил Арамис, отнюдь не убежденный своим
собеседником и жаждавший подойти к теме их разговора с другой стороны.
- Есть безумства разного рода, - продолжал д'Артаньян, - но ваши, го-
воря по правде, я никоим образом не одобряю. Ужин, бал, концерт, предс-
тавление, карусель, водопады, фейерверки, иллюминация и подарки - все
это хорошо, превосходно, согласен с вами. Но разве этих расходов было
для вас недостаточно? Нужно ли было...
- Что?
- Нужно ли было одевать во все новое, например, всех ваших людей?
- Да, вы правы. Я указывал на то же самое господину Фуке; он мне от-
ветил, однако, что, будь он богат, он построил бы, чтобы принять короля,
совершенно новый дворец, новый от подвалов до флюгеров на крыше, с со-
вершенно новою обстановкой и утварью, и что после отъезда его величества
он велел бы все это сжечь, дабы оно... не могло больше служить кому-либо
другому.
- Но ведь это чистые бредни и ничего больше!
- То же было высказано ему и мною, но он заявил: "Кто будет совето-
вать мне быть бережливым, в том я буду видеть врага".
- Но ведь это значит сойти с ума! А этот портрет!
- Какой портрет? - спросил Арамис.
- Портрет короля, этот сюрприз...
- Какой сюрприз?
- Для которого вы взяли у Персерена образцы тканей.
ДаАртаньян остановился. Он выпустил стрелу; оставалось установить,
метко ли он целил.
- Это была любезность, - отвечал Арамис.
ДаАртаньян встал, подошел к своему другу, взял его за обе руки и,
