глядя ему в глаза, произнес:
- Арамис, продолжаете ли вы хоть немного любить меня?
- Конечно, люблю.
- В таком случае сделайте мне одолжение. Скажите, для чего вы брали
образцы тканей у Персерена?
- Пойдемте со мной и давайте спросим беднягу Лебрена, трудившегося
над этим портретом двое суток, не сомкнув глаз.
- Арамис, это правда для всех, но только не для меня...
- Право, ДаАртаньян, вы меня поражаете?
- Будьте честны со мной. Скажите мне правду: ведь вы не хотели бы,
чтобы со мной случилось что-нибудь весьма и весьма неприятное, так ведь?
- Дорогой друг, вы становитесь совершенно непостижимы. Что за
дьявольское подозрение зародилось в вашем уме?
- Верите ли вы в мой инстинкт? Прежде вы в него верили. Так вот этот
инстинкт нашептывает мне, что у вас есть какие-то тайные замыслы.
- У меня! Замыслы!
- Я не могу, разумеется, утверждать, что я в этом уверен
- Еще бы!
- Но хоть я в этом и не уверен, все же готов поклясться в том, что я
прав.
- Вы мне доставляете живейшее огорчение, д'Артаньян. Если б у меня
были некие замыслы, которые я должен был бы скрывать от вас, я, конечно,
умолчал бы о них, не так ли? Если бы мои замыслы были, напротив, такого
рода, что я должен был бы открыться вам, я бы сделал это и без вашего
напоминания.
- Нет, Арамис, нет, бывают замыслы, которые можно раскрыть лишь в
подводящий момент.
- Значит, дорогой друг, - подхватил со смехом епископ, - подходящий
момент еще не настал.
ДаАртаньян грустно покачал головой.
- Дружба, дружба! - сказал он. - Пустое слово, вот что такое пресло-
вутая дружба! Предо мной человек, который дал бы разорвать себя на куски
ради меня.
- Конечно, - с благородною простотой подтвердил Арамис.
- И этот же человек, который отдал бы за меня всю кровь, текущую в
его жилах, не желает открыть предо мною крошечного уголка своего сердца.
Дружба, повторяю еще раз, ты не больше, чем тень, чем приманка, чем все
то, что распространяет вокруг себя ложный мишурный блеск.
- Не говорите так о нашей дружбе, - ответил епископ твердым, уверен-
ным тоном. - Она не из числа тех, о которых вы только что говорили.
- Взгляните-ка, Арамис: вот нас трое из нашей четверки. Вы обманывае-
те меня, я подозреваю вас, ну а Портос... Портос спит. Хорошее трио, не
так ли? Славные остатки былого!
- Могу вам сказать лишь одно, даАртаньян, и в этом готов дать на
Евангелии клятву: я люблю вас, как прежде. И если порой я недостаточно
откровенен с вами, то это - исключительно ради других, а не из-за себя
или вас. Во всем, в чем я буду иметь успех, вы получите вашу долю. Обе-
щайте же мне такую же благожелательность.
- Если я не обманываюсь, друг мой, слова, только что произнесенные
вами, исполнены благородства.
- Возможно.
- Вы в заговоре против Кольбера. Если дело идет только об этом, ска-
жите мне прямо: у меня есть инструмент, и я выдерну этот зуб.
Арамис не мог скрыть презрительную усмешку, мелькнувшую на его благо-
родном лице.
- А если б я и был в заговоре против Кольбера, что тут ужасного?
- Это слишком ничтожно для вас, и не для того, чтоб свалить Кольбера,
вы домогались образцов тканей у Персерена. О, Арамис, ведь мы не враги,
мы - братья! Скажите же, что вы предпринимаете, и, честное слово, если я
не смогу вам помочь, клянусь вам, я останусь нейтральным.
- Я ничего не предпринимаю.
- Арамис, какой-то голос подсказывает мне, он просветляет меня...
Этот голос никогда меня не обманывал. Вы злоумышляете на короля!
- На короля! - вскричал епископ, делая вид, что он возмущен...
- Ваше лицо не сможет разубедить меня в этом! Да, на короля, повторяю
вам.
- И вы мне поможете? - спросил Арамис, иронически усмехаясь.
- Арамис, я сделаю больше, чем если бы я вам помогал, я сделаю
больше, чем если б я оставался нейтральным, я вас спасу!
- Вы с ума сошли, даАртаньян!
- Из нас двоих я в более здравом уме, чем вы.
- И... вы можете заподозрить меня в желании убить короля?
- Кто ж говорит об этом! - сказал мушкетер.
- В таком случае давайте внесем в этот разговор полную ясность. Что
же, по-вашему, можно сотворить с королем, нашим законным, подлинным ко-
ролем, не покусившись на его жизнь?
ДаАртаньян ничего не ответил.
- К тому же у вас тут и гвардия и мушкетеры? - добавил епископ.
- Вы правы.
- И вы у господина Фуке, вы у себя.
- Вы правы еще раз.
- И у вас есть Кольбер, который в это мгновение советует королю
предпринять против господина Фуке все то, что, быть может, охотно посо-
ветовали б вы сами, не принадлежи я к противной партии.
- Арамис, Арамис, бога ради, пусть ваши слова будут словами настояще-
го друга.
- Слова друга - это сама правда. Если я замышляю прикоснуться хоть
одним пальцем к нашему королю, сыну Анны Австрийской, истинному королю
нашей родины Франции, если у меня нет твердого намерения пребывать прос-
тертым у его трона, если завтрашний день, здесь, в замке Во, не предс-
тавляется мне самым славным днем в жизни моего короля, пусть меня пора-
зят гром и молния, я согласен на это!
Арамис произнес эти слова, повернувшись лицом к алькову. ДаАртаньян,
который стоял прислонившись к тому же алькову, никак не мог заподозрить,
что кто-нибудь может скрываться в нем. Чувство, с которым были сказаны
эти слова, их обдуманность, торжественность клятвы - все это оконча-
тельно успокоило мушкетера. Он взял Арамиса за обе руки и сердечно пожал
их.
Арамис вынес упреки, ни разу не побледнев, но теперь, когда мушкетер
расточал ему похвалы, лицо его покраснело. Обмануть даАртаньяна - это
была честь для него, внушить даАртаньяну доверие - неловко и стыдно.
- Вы уходите? - спросил он, заключая его в объятия, чтобы он не видел
его покрывшегося краской лица.
- Да, этого требует служба. Я должен получить пароль на ночь.
- Где же вы будете спать?
- По-видимому, в королевской прихожей. А Портос?
- Берите его с собой, он храпит, как медведь.
- Вот как... Значит, он ночует не с вами? - удивился даАртаньян.
- Никоим образом, У него где-то есть свое помещение, но, право, не
знаю, где.
- Превосходно! - сказал мушкетер, у которого, лишь только его осведо-
мили о том, что оба приятеля живут врозь, исчезли последние подозрения.
Он резко коснулся плеча Портоса. Тот зарычал.
- Пойдемте! - позвал его даАртаньян.
- А! ДаАртаньян, это вы, дорогой друг! Какими судьбами? Да, да, ведь
я на празднестве в Во!
- Ив вашем прекрасном костюме.
- Этот господин Коклеп де Вольер... очень, очень мило с его стороны,
верно?
- Шш! Вы так топаете, что продавите, пожалуй, паркет, - остановил
друга Арамис.
- Это правда, - подтвердил даАртаньян. - Ведь эта комната прямо над
куполом.
- Я занял ее отнюдь не в качестве фехтовальной залы, - добавил епис-
коп. - На плафоне королевских покоев изображены прелести сна. Помните,
что мой паркет как раз над этим плафоном. Покойной ночи, друзья, через
десять минут и я уже буду в постели.
И Арамис выпроводил их, ласково улыбаясь. Но едва они вышли, как он,
быстро заперев двери на все замки и задернув шторами окна, позвал:
- Монсеньер, монсеньер!
И тотчас же из алькова, открыв раздвижную дверь, находившуюся возле
кровати, вышел Филипп; он усмехнулся:
- Какие, однако же, подозрения у шевалье д'Артаньяна!
- Вы узнали даАртаньяна?
- Раньше, чем вы обратились к нему по имени,
- Это ваш капитан мушкетеров.
- Он мне глубоко предан, - ответил Филипп, делая на слове мне ударе-
ние.
- Он верен, как пес, но иногда кусается. Если д'Артаньян не узнает
вас, пока не исчезнет другой, можете рассчитывать на даАртаньяна навеки;
если он ничего не увидит собственными глазами, он останется верен; если
же увидит чрезмерно поздно, то никогда не признается, что ошибся, ведь
он истый гасконец.
- Я так и думал. Чему же мы сейчас отдадим наш досуг?
- Вы займете свой наблюдательный пункт и будете смотреть, как король
укладывается в постель, как вы укладываетесь в постель при малом церемо-
ниале, предусмотренном этикетом.
- Отлично. Куда же мне сесть?
- Садитесь на складной стул. Я сдвину шашку паркета. Вы будете смот-
реть сквозь отверстие, которое находится над одним из фальшивых окон,
устроенных в куполе королевской спальни. Вы видите?
- Да, вижу Людовика.
И Филипп вздрогнул, как вздрагивают при виде врага.
- Что же он делает?
- Он предлагает сесть возле него какому-то человеку.
- Господину Фуке?
- Нет, нет, погодите.
- Но вспомните заметки, мой принц, портреты!
- Человек, которого король хочет усадить возле себя, - это Кольбер.
- Кольбер в спальне у короля! - вскричал Арамис. - Немыслимо!
- Смотрите.
Арамис взглянул через проделанное в полу отверстие.
- Да, - сказал он, - вы правы! Это - Кольбер. О, монсеньер, что же мы
услышим сейчас и что выйдет из этого свиданья между ними?
- Без сомнения, ничего хорошего для господина Фуке.
Принц не ошибся. Мы уже видели, что Людовик XIV вызвал Кольбера, и
Кольбер явился к нему. Разговор между ними начался одною из величайших
милостей, оказанных когда бы то ни было королем. Правда, король был нае-
дине со своим подданным.
- Садитесь, Кольбер.
Интендант, который еще недавно боялся отставки, безмерно обрадовался
такой невиданной чести, но отказался.
- Он принимает королевское приглашение? - спросил Арамис.
- Нет, он не сел.
- Давайте послушаем, принц...
И будущий король вместе с будущим папой стали жадно прислушиваться к
беседе двух простых смертных, находившихся у них под ногами.
- Кольбер, - начал король, - сегодня вы без конца перечили мне.
- Ваше величество... я это знаю.
- Отлично! Мне нравится ваш ответ. Да, вы это знали. Надо обладать
мужеством, чтобы упорствовать в этом.
- Я рисковал вызвать ваше неудовольствие, ваше величество: но,
действуй я по-иному, я рисковал бы оставить вас в полном неведении отно-
сительно ваших истинных интересов.
- Как! Что-нибудь давало вам повод тревожиться за меня?
- Хотя бы возможное расстройство желудка, ваше величество; ибо зада-
вать своему королю такие пиры можно лишь для того, чтобы задушить его
тяжестью изысканных блюд.
И, грубо сострив, Кольбер не без удовольствия стал дожидаться, какой
эффект произведет его остроумие. Людовик XIV, самый тщеславный и вместе
с тем самый тонкий человек в своем королевстве, простил Кольберу эту не-
уклюжую шутку.
- Это правда, Фуке угостил меня на славу. Скажите, Кольбер, откуда он
берет деньги на все эти непомерные траты? Вы об этом осведомлены?
- Да, ваше величество, я осведомлен!
- Посвятите и меня в то, что вы знаете.
- Это совсем не трудно. Я знаю его дела с точностью, можно сказать,
до денье.
- Мне известно, что вы отлично считаете.
- Это самое первое качество, которое надлежит требовать от интенданта
финансов.
- Но оно свойственно далеко не всем.
- Примите мою благодарность, ваше величество, за похвалу, сошедшую с
ваших уст.
- Да, Фуке богат, очень богат, и об этом, сударь, известно решительно
всем.
- Как живым, так и мертвым.
- Что вы хотите сказать, господин Кольбер?
- Живые видят богатства господина Фуке, они видят, так сказать,
следствие и рукоплещут; но мертвые, осведомленные лучше, чем мы, знают
причины и обвиняют.
- Вот как, значит, господин Фуке обязан своим состоянием некоторым
обстоятельствам?
- Должность интенданта финансов нередко благоприятствует тем, кто ис-
полняет ее.
- Говорите со мной откровеннее; не бойтесь, мы с вами одни.
- Я никогда ничего не боюсь; мой оплот - моя совесть и покрови-
тельство моего короля, государь.
И Кольбер низко склонился пред королем.
- Итак, если бы мертвые заговорили?..
