- Порой и они говорят, ваше величество. Прочтите вот это.
- Ах, монсеньер, - прошептал Арамис на ухо принцу, который, находясь
рядом с ним, слушал, опасаясь пропустить хоть единое слово, - раз вы
здесь, монсеньер, чтобы учиться вашему королевскому ремеслу, узнайте же
чисто королевскую гнусность. Вы присутствуете при такой сцене, которую
один бог или, верней, один дьявол может задумать и выполнить. Слушайте
же, это пригодится вам в будущем.
Принц удвоил внимание и увидел, как Людовик XIV взял из рук Кольбера
письмо, которое тот протянул ему.
- Почерк покойного кардинала! - воскликнул король.
- У вашего величества превосходная память, - заметил с поклоном
Кольбер.
Король прочел письмо Мазарини, уже известное нашим читателям со вре-
мен ссоры г-жи де Шеврез с Арамисом.
- Я не совсем понимаю, - сказал король, которого живо заинтересовало
это письмо.
- У вашего величества нет еще навыков, которыми обладают чиновники
интендантства финансов.
- Я вижу, что речь идет о деньгах, данных господину Фуке.
- Совершенно верно. О тринадцати миллионах. Пожалуй, недурная сумма!
- Так. Значит, этих тринадцати миллионов не хватит в счетах? Вот это-
го я и не в силах понять, повторяю еще раз. Как и почему возможна подоб-
ная недостача?
- Я не говорю, что она возможна; я говорю, что она налицо. Это не я
говорю, а отчет.
- И письмо кардинала указывает назначение этой суммы и имя ее храни-
теля?
- Как видите, ваше величество.
- Выходит, что Фуке все еще не вернул этих тринадцати миллионов и,
значит...
- Значит, ваше величество... раз господин Фуке не возвратил этих де-
нег, следовательно, он их присвоил. А тринадцать миллионов больше чем
вчетверо превышают те расходы и те щедроты, которые ваше величество мог-
ли позволить себе в Фонтенбло, где мы израсходовали всего три миллиона,
если вы помните.
Оживить в душе короля воспоминание о том празднике, во время которого
из-за одного-единственного слова Фуке он впервые почувствовал, что супе-
ринтендант в некоторых отношениях превосходит его, - было очень ловко
подстроенной подлостью со стороны неловкого человека. Настроив подобным
образом короля, Кольбер, в сущности, мог остановиться на этом. Он это
почувствовал. Король стал мрачнее тучи. И ожидая, что скажет король,
Кольбер горел нетерпением не меньше, чем Филипп и Арамис на своем наблю-
дательном пункте.
- Знаете ли, что из всего этого следует, господин Кольбер? - молвил
король, подумав немного.
- Нет, ваше величество, не знаю.
- То, что если бы факт присвоения тринадцати миллионов был с досто-
верностью установлен...
- Но он установлен.
- Я хочу сказать - предан гласности.
- Полагаю, что это можно было бы сделать хоть завтра, если бы ко-
роль...
- Не был в гостях у господина Фуке, - с достоинством ответил Людовик.
- Король везде у себя, ваше величество, и особенно в тех домах, кото-
рые содержатся на его деньги.
- Мне кажется, - шепнул Филипп Арамису, - что архитектор, строивший
этот купол, знай он, как мы с вами его используем, должен был бы сделать
его подвижным, чтобы он мог обрушиваться на голову таких редкостных не-
годяев, как этот Кольбер.
- И я тоже об этом подумал, - сказал Арамис, - но Кольбер в этот мо-
мент так близко от короля!
- Это правда, возник бы вопрос о престолонаследнике...
- И это использовал бы в своих интересах ваш младший брат. Но давайте
лучше молчать и слушать.
- Нам осталось недолго слушать... - заметил молодой лринц.
- Почему, монсеньер?
- Потому что, если б я был королем, я бы ничего не добавил к тому,
что уже сказано.
- А что бы вы сделали?
- Я отложил бы решение до утра.
Людовик XIV наконец поднял глаза и, увидев выжидающего Кольбера, рез-
ко изменил направление разговора.
- Господин Кольбер, - произнес он, - уже поздно, я лягу.
- Так, - молвил Кольбер, - значит...
- Прощайте. Утром я сообщу вам мое решение.
- Отлично, ваше величество, - согласился Кольбер, который почувство-
вал себя оскорбленным, но постарался в присутствии короля не выдать сво-
их истинных чувств.
Король махнул рукой, и интендант, пятясь, направился к выходу.
- Моих слуг! - крикнул король.
Слуги вошли в спальню.
Филипп хотел покинуть свой наблюдательный пост.
- Еще минуту, - сказал ему Арамис со своей обычной ласковостью, - все
только что происшедшее - мелочь, и уже завтра мы не станем думать об
этом; но раздевание короля, малый церемониал перед отходом ко сну, - вот
что, монсеньер, чрезвычайно, исключительно важно. Учитесь, учитесь, ка-
ким образом вас укладывают в постель, ваше величество. Смотрите же,
смотрите!
XLII
КОЛЬБЕР
История расскажет или, вернее, история рассказала нам о событиях,
происшедших на следующий день, о великолепных развлечениях, устроенных
суперинтендантом для короля. Итак, на следующий день были веселье и все-
возможные игры, была прогулка, был роскошный обед, представление, в ко-
тором, к своему великому изумлению. Портос узнал господина Коклена де
Вольер, игравшего в фарсе "Несносные". Так, по крайней мере, называл эту
комедию г-н де Брасье де Пьерфон.
В течение всего этого столь богатого неожиданностями, насыщенного и
блестящего дня, когда на каждом шагу возникали, казалось, чудеса "Тысячи
и одной ночи", король, озабоченный вчерашним разговором с Кольбером, от-
равленный влитым им в него ядом, был холоден, сдержан и молчалив. Ничто
не могло заставить его рассмеяться; чувствовалось, что глубоко засевшее
раздражение, идущее издалека и понемногу усиливающееся, как это происхо-
дит с ручейком, который становится могучей рекой, вобрав в себя тысячу
питающих его водою притоков, пронизывает все его существо. Только к по-
лудню король немного повеселел. Очевидно, он принял решение.
Арамис, следивший за каждым шагом Людовика так же, как и за каждой
мыслью его, понял, что событие, которого он ожидал, не замедлит произой-
ти.
Весь этот день король, которому, несомненно, хотелось отделаться от
мучившей его мрачной мысли, с такой же настойчивостью искал общества Ла-
вальер, как избегал встреч с Кольбером или Фуке.
Наступил вечер. Король выразил желание отправиться на прогулку лишь
после карт. Поэтому между ужином и прогулкой шла игра в карты. Король
выиграл тысячу пистолей, положил их в карман и, поднявшись из-за карточ-
ного стола, сказал:
- Пойдемте, господа, в парк.
Там он встретился с дамами. Король выиграл тысячу пистолей и положил
их в карман, как мы только что сообщили, но Фуке сумел проиграть десять
тысяч; таким образом, сто девяносто тысяч ливров достались придворным;
их лица и лица офицеров королевской охраны сияли от радости.
Совсем не то выражало лицо короля. Несмотря на выигрыш, к которому он
был весьма чувствителен, черты его лица были как бы подернуты мрачною
тучей. На повороте одной из аллей его дожидался Кольбер. Интендант явил-
ся сюда, несомненно, по вызову, так как король, целый день избегавший
его, знаком подозвал его к себе и углубился с ним в парк.
Но и Лавальер видела нахмуренный лоб и пылающий взгляд короля, и так
как в душе его не было ни одного уголка, куда не могла бы проникнуть ее
любовь, она поняла, что этот сдержанный гнев таит в себе угрозу комуто.
И она, как ангел милосердия, стала на пути мести.
Взволнованная, смущенная, грустная после длительной разлуки с возлюб-
ленным, явилась она пред королем с таким печальным видом, что он, будучи
в дурном расположении духа, истолковал настроение Лавальер к невыгоде
для себя.
Они были одни или, вернее, почти одни, так как Кольбер при виде моло-
дой девушки почтительно отстал на десять шагов. Король подошел к Ла-
вальер, взял ее за руку и спросил:
- Не будет ли нескромностью, мадемуазель, осведомиться у вас, что с
вами? Вы вздыхаете, глаза ваши влажны...
- О ваше величество, если я вздыхаю и глаза мои влажны, если, нако-
нец, я печальна, то причина тому лишь ваша печаль, ваше величество.
- Моя печаль! Вы ошибаетесь, мадемуазель. Я испытываю не печаль, а
унижение.
- Унижение! Что я слышу? Возможно ли?
- Я говорю, мадемуазель, что там, где я нахожусь, никто другой не мо-
жет и не должен быть господином. А между тем поглядите, разве не меня,
Короля Франции, затмевает своим сиянием король этих владений? О, - про-
должал он, стискивая зубы и сжимая руку в кулак, - о, когда я подумаю,
что этот властелин, этот король - неверный слуга, который вознесся и
возгордился, награбив мое добро... Я превращу этому бессовестному ми-
нистру его празднество в траур, и нимфа Во, как выражаются поэты Фуке,
долго будет помнить об этом!
- О, ваше величество!
- Уж не собирается ли мадемуазель взять сторону господина Фуке? -
сказал Людовик XIV в нетерпении.
- Нот, ваше величество, я только спрошу: достаточно ли хорошо вас ос-
ведомили? Ваше величество знаете по опыту цену придворных сплетен и об-
винений.
Людовик XIV велел Кольберу приблизиться.
- Говорите же вы, господин Кольбер, ибо я полагаю, что мадемуазель де
Лавальер нуждается в ваших словах, чтобы поверить своему королю. Объяс-
ните мне мадемуазель, что именно сделал Фуке, а вы, мадемуазель, будьте
Добры выслушать господина Кольбера, прошу вас. Это но займет много вре-
мени.
Почему Людовик XIV так настойчиво добивался, чтобы Лавальер выслушала
Кольбера? Причина здесь очень простая: сердце его не успокоилось, ум его
не был до конца убежден; он догадывался о какой-то мрачной, темной, за-
путанной и ему непонятной интриге, скрывающейся за этой историей с три-
надцатью миллионами, и ему хотелось, чтобы чистая душа Лавальер, возму-
щенная кражей, одобрила хотя бы единым словом решение, которое было при-
нято им и которое он все еще колебался выполнить.
- Говорите, сударь, - попросила Лавальер подошедшего к ней Кольбера,
- говорите, раз король желает, чтобы я слушала вас. Скажите, в чем прес-
тупление господина Фуке?
- О, оно не очень серьезно, мадемуазель, - ответила эта мрачная лич-
ность, - он позволил себе злоупотребить доверием...
- Говорите же, говорите, Кольбер, а когда вы расскажете обо всем, ос-
тавьте нас и предупредите шевалье даАртаньяна, что мне нужно отдать ему
приказание, - перебил Кольбера король.
- Шевалье даАртаньяна! - воскликнула Лавальер. -
К чему предупреждать шевалье даАртаньяна? Умоляю вас, ваше величест-
во, ответьте, зачем это нужно?
- Зачем? Чтобы арестовать этого возгордившегося титана, который, вер-
ный своему девизу, собирается взобраться на мое небо.
- У него в доме?
- А почему бы и нет? Если он виновен, то виновен и находясь у себя в
доме, так же как в любом другом месте.
- Господина Фуке, который идет на полное разорение, чтобы оказать
честь своему королю?
- Мне и впрямь кажется, мадемуазель, что этот предатель нашел в вас
ревностную защитницу.
Кольбер тихо хихикнул. Король обернулся и посмотрел на него.
- Ваше величество, я защищаю не господина Фуке, а вас.
- Меня?.. Так это вы меня защищаете?
- Ваше величество, вы обесчещиваете себя, отдавая подобное приказа-
ние.
- Я обесчещиваю себя! - прошептал король, бледнея от гнева. - Воисти-
ну, мадемуазель, вы вкладываете в ваши слова непонятную страстность"
- Я вкладываю страстность не в свои слова, а в свое служение вам, ва-
ше величество, - проговорила благородная девушка. - Я с той же страст-
ностью вложила бы в это служение и свою жизнь.
Кольбер что-то пробормотал. Тогда Лавальер, кроткий агнец, гордо вып-
рямилась пред ним и огненным взглядом заставила его замолчать.
- Сударь, - сказала она, - когда король поступает праведно или когда
он не прав предо мной или близкими мне, я молчу; но если король, даже
оказывая услугу мне или тем, кого я люблю, поступает дурно, я ему говорю
об этом.
