зуитов.
- За два латинских стиха! За два латинских стиха томиться в тюрьме
десять лет? О, несчастный!
- Да.
- И за ним нет никаких других преступлений?
- Если не считать этих стихов, он столь же ни в чем не повинен, как
вы или я.
- Ваше слово?
- Клянусь моей честью.
- И его зовут?
- Сельдон.
- Нет, это ужасно! И вы знали об этом и ничего мне не сказали?
- Его мать обратилась ко мне только вчера, монсеньер.
- И эта женщина очень бедна?
- Она дошла до крайней степени нищеты.
- Господи боже, ты допускаешь порой такие несправедливости, и я пони-
маю, что существуют несчастные, которые сомневаются в твоем бытии!
Фуке, взяв перо, быстро написал несколько строк своему коллеге де Ли-
ону. Арамис, получив из рук Фуке это письмо, собрался уходить,
- Погодите, - остановил его суперинтендант.
Он открыл ящик и, вынув из него десять банковых билетов, вручил их
Арамису. Каждый билет был достоинством в тысячу ливров.
- Возьмите, - сказал Фуке. - Возвратите свободу сыну, а матери отдай-
те вот это, по только не говорите ей...
- Чего, монсеньер?
- Того, что она на десять тысяч ливров богаче меня; она скажет, пожа-
луй, что как суперинтендант я никуда не гожусь. Идите! Надеюсь, что гос-
подь благословит тех, кто не забывает о бедных.
- И я тоже надеюсь на это, - ответил Арамис, пожимая с чувством руку
Фуке.
И он торопливо вышел, унося письмо к Лиону и банковые билеты для ма-
тери бедняги Сельдона. Прихватив с собой Мольера, который уже начал те-
рять терпение, он снова помчался в Париж.
XXXIV
ОПЯТЬ УЖИН В БАСТИЛИИ
На башенных часах Бастилии пробило семь; знаменитые башенные часы,
как, впрочем, и вся обстановка этого ужасного места, были пыткой для
несчастных узников, напоминая им о страданиях, которые им предстоят в
течение ближайшего часа; часы Бастилии, украшенные лепкою во вкусе того
времени, изображали св. Петра в оковах.
Наступил час ужина. Скрипя огромными петлями, - распахивались тяжелые
двери, пропуская подносы и корзины с различными кушаньями, качество ко-
торых, как мы знаем от самого де Безмо, находилось в прямой зависимости
от звания узника.
Нам известны уже теории, разделяемые на этот счет почтенным Безмо,
полновластным распорядителем гастрономических удовольствий в шеф-поваром
королевской тюрьмы. Поднимаемые по крутым лестницам и набитые снедью
корзины несли на дне честно наполненных важных бутылок хоть немного заб-
вения заключенным.
В этот час ужинал и сам комендант. Сегодня он принимал гостя, и вер-
тел на его кухне вращался медленное обычного. Жареные куропатки, обло-
женные перепелами и, в свою очередь, окружающие шпигованного зайчонка;
куры в собственном соку, окорок, залитый белым вином, артишоки из Страны
Басков и раковый суп, не считая других супов, а также закусок, составля-
ли ужин коменданта.
Безмо сидел за столом, потирая руки и не отрывая взгляда от ваннского
епископа, который, шагая по комнате в высоких сапогах, словно кавале-
рист, весь в сером, со шпагою на боку, беспрестанно повторял, что он го-
лоден, и выказывал признаки живейшего нетерпения.
Господин де Безмо де Монлезен не привык к откровенности его преосвя-
щенства ваннского монсеньера, а между тем Арамис в этот вечер, придя в
игривое настроение, делал ему признание за признанием. Прелат снова стал
похожим на мушкетера. Епископ шалил, что касается до Безмо, то он с лег-
костью, свойственной вульгарным натурам, в ответ на несколько большую,
чем обычно, непринужденность в обращении своего гостя, стал держать себя
недопустимо развязно.
- Сударь, - обратился он к Арамису, - ибо называть вас монсеньером я,
говоря по правде, сегодня вечером не решаюсь.
- Вот и хорошо, - сказал Арамис, - зовите меня, пожалуйста, сударем;
ведь я в сапогах.
- Так вот, сударь, знаете ли вы, кого вы мне сегодня напоминаете? " -
Нет, честное слово, не знаю! - ответил ваннский епископ, наливая себе
вина. - Надеюсь все же, что прежде всего я напоминаю вам приятного гос-
тя.
- И не одного, а двоих. Франсуа, друг мой, закройте окно; как бы ве-
тер не обеспокоил его преосвященство господина епископа.
- И пусть он оставит нас, - добавил Арамис. - Ужин додан, а съесть
его мы сумеем и без лакея. Люблю посидеть в небольшом обществе, наедине
с другом.
Безмо почтительно поклонился.
- Мы сможем сами поухаживать за собою, - продолжал Арамис.
- Идите, Франсуа, - приказал Безмо, - итак, я говорил, что ваше пре-
освященство напоминаете мне не одного, а двоих; один из них весьма зна-
менит - это покойный кардинал, великий кардинал, тот, что взял Ла-Рошель
- у него, кажется, были такие же сапоги, как у вас.
- Да, клянусь честью! - воскликнул Арамис. - Ну а кто же второй?
- Второй - это некий мушкетер, очень красивый, очень храбрый, очень
дерзкий, очень счастливый, который из аббата сделался мушкетером, а из
мушкетера - аббатом.
Арамис снизошел до улыбки.
- Из аббата, - продолжал Безмо, ободренный улыбкой его преосвященства
епископа ваннского, - из аббата епископом, а из епископа...
- Ах, сделайте милость, остановитесь! - сказал
Арамис.
- Говорю вам, сударь, я вижу в вас кардинала.
- Оставим это, любезнейший господин де Безмо. И хотя, как вы замети-
ли, на мне сегодня кавалерийские сапоги, тем не менее я не хотел бы ссо-
риться с церковью даже на один этот вечер.
- А все-таки у вас дурные намерения, монсеньер.
- О, сознаюсь, дурные, как все мирское.
- Вы бродите по городу, по переулкам, в маске?
- Вот именно, в маске.
- И по-прежнему пускаете в ход вашу шпагу?
- Пожалуй, что так, но только в тех случаях, когда меня вынуждают к
этому. Будьте добры, кликните Франсуа.
- Вино перед вами.
- Он мне нужен не для вина: здесь очень жарко, а окно между тем зак-
рыто.
- Когда я ужинаю, то всегда закрываю окно, чтобы не слышать, как про-
ходит патруль или прибывают курьеры.
- Вот как... значит, если окно открыто, вы слышите их?
- Слишком хорошо, а это всегда неприятно. Вы понимаете?
- Но здесь положительно задыхаешься. Франсуа!
Франсуа немедленно явился на зов.
- Откройте, прошу вас, окно, любезнейший Франсуа, - произнес Арамис.
- Ведь вы разрешите, господин де Безмо?
- Монсеньер, вы здесь у себя дома, - ответил комендант.
Франсуа отворил окно.
- Знаете, - заговорил де Безмо, - теперь, после того как граф де Ла
Фер возвратился к своим пенатам в Блуа, вы, пожалуй, будете чувствовать
себя совсем одиноким. Ведь он давний ваш друг, не так ли?
- Вы знаете это не хуже меня, Безмо; ведь вы служили в мушкетерах в
одно время с нами.
- Ну, с друзьями я ни бутылок, ни лет не считаю.
- И вы правы. Но я испытываю к графу де Ла Фер не только любовь, я
глубоко уважаю его.
- Ну а я, как ни странно, - сказал комендант, - предпочитаю ему ше-
валье даАртаньяна. Вот человек, который пьет хорошо и долго. Такие люди,
по крайней мере, не таят своих мыслей.
- Безмо, напоите меня нынешним вечером: давайте пировать, как бывало;
обещаю, что если у меня на сердце есть какая-нибудь печаль, вы сможете
увидеть ее, как увидели бы брильянт на дне своего стакана.
- Браво! - крикнул Безмо.
Он налил себе полный стакан вина и выпил его, радуясь от всего сердца
при мысли о том, что грехопадение его преосвященства епископа совершает-
ся не без его участия.
Поглощенный своими мыслями и вином, он не заметил, что Арамис внима-
тельно прислушивается к каждому звуку, доносящемуся с главного двора
крепости.
Часов около восьми, в то время как Франсуа подавал пятую бутылку ви-
на, во двор въехал курьер, и хотя прибытие его сопровождалось изрядным
шумом, Безмо ничего не услышал.
- Черт его побери! - проговорил Арамис.
- Что? Кого? - встрепенулся Безмо. - Надеюсь, не вино, которое вы
сейчас пьете, и не того, кто им угощает вас?
- Нет; ту лошадь и только ее, которая производит не меньше шума, чем
эскадрон в полном составе.
- Ну, так это курьер, - буркнул, не прекращая возлияний, Безмо. -
Черт бы его унес! И поскорее, чтобы нам больше не слышать о нем. Ура!
Ура!
- Вы обо мне забываете, любезный Безмо. У меня стакан пуст, - молвил
Арамис, указывая на свой хрустальный бокал.
- Клянусь, вы меня восхищаете... Франсуа, вина!
Вошел Франсуа.
- Вина, каналья, и самого лучшего!
- Слушаю, сударь, но... там приехал курьер.
- Я сказал: к черту!
- Сударь, однако...
- Пусть передаст дежурному, завтра посмотрим. Завтра у нас будет вре-
мя, завтра будет светло, - ответил солдату Безмо, причем заключительные
слова он произнес нараспев.
- Ах, сударь, сударь... - проворчал невольно солдат.
- Будьте осторожнее! - сказал Арамис.
- В чем, дорогой господин д'Эрбле? - спросил полупьяный Безмо.
- Письмо, посланное коменданту цитадели с курьером, бывает порой при-
казом...
- Почти всегда.
- А разве приказы посылаются не министрами?
- Да, конечно, но...
- А разве министры не скрепляют своей подписью подписи короля?
- Может быть, вы и правы. Но все это очень досадно, когда сидишь вот
так, перед вкусной едой, наедине с другом. Ах, сударь, простите, я поза-
был, что это я угощаю вас ужином и что говорю с будущим кардиналом.
- Оставим это, любезный Безмо, и вернемся к вашему солдату по имени
Франсуа.
- Но что же он сделал?
- Он ворчал.
- Напрасно!
- Да, но так как он все же ворчал, то возможно, что там происходит
что-нибудь необычное. Может быть, Франсуа нисколько не виноват в том,
что ворчал, а виноваты вы, не пожелав его выслушать.
- Виноват? Я виноват перед Франсуа? Это уж слишком!
- Виноваты в уклонении от служебных обязанностей. Простите, но я счел
долгом сделать вам замечание, которое кажется мне довольно серьезным.
- Возможно, что я не прав! - заикаясь, сказал Безмо. - Приказ короля
священен. Но приказ, который приходит за ужином, повторяю снова, чтоб
его черт...
- Если б вы позволили себе нечто подобное по отношению к великому
кардиналу, - а, дорогой мой Безмо? - да если б к тому же приказ оказался
спешным...
- Я это сделал, чтобы не беспокоить епископа; разве, черт возьми, это
не оправдание?
- Не забывайте, Безмо, что и я носил когда-то мундир и привык иметь
дело с приказами.
- Значит, вы желаете...
- Я желаю, друг мой, чтобы вы выполнили ваш долг.
Да, я прошу вас исполнить его, хотя бы ради того, чтобы вас не осудил
этот солдат.
Франсуа все еще ждал.
- Пусть принесут приказ короля, - сказал, приосаниваясь, Безмо и при-
бавил шепотом: - Знаете, что в нем будет написано? Что-нибудь в таком
роде: "Будьте осторожны с огнем поблизости от порохового склада". Или:
"Следите за таким-то, он быстро бегает". Ах, когда бы, монсеньер, вы
только знали, сколько раз меня внезапно будили посреди самого сладкого,
самого безмятежного сна; сломя голову летели сюда гонцы лишь затем, что-
бы передать мне записку, содержащую в себе следующие слова: "Господин де
Безмо, что нового?" Видно, что люди, которые теряют время для писания
подобных приказов, никогда сами не ночевали в Бастилии. Узнали б они
тогда толщину моих стен, бдительность офицеров и количество патрулей.
Ну, ничего не поделаешь, монсеньер! Это и есть их настоящее ремесло -
мучить меня, когда я спокоен, и тревожить, когда я счастлив, - прибавил
Безмо, кланяясь Арамису. - Предоставим же им занижаться их ремеслом.
- А вы занимайтесь вашим, - добавил, улыбаясь, епископ; при этом он
устремил на Безмо настолько пристальный взгляд, что слова Арамиса, нес-
мотря на ласковый тон, прозвучали для коменданта как приказание.
Франсуа возвратился. Безмо взял у него посланный к нему министром
приказ. Он неторопливо распечатал его я столь же неторопливо прочел.
Арамис, делая вид, что пьет, сквозь хрусталь бокала наблюдал за хозяи-
