остались при вас, а придворных у вас будет более чем достаточно. Поспе-
шите же и отправьте меня в Бастилию вместе с моим старинным и испытанным
другом. Ибо если вы не сумели выслушать графа де Ла Фер, то есть наибо-
лее мудрый и благородный голос дворянской чести, если вы не желаете вни-
мать тому, что говорит даАртаньян, то есть наиболее откровенному и гру-
бому голосу искренности и прямодушия, значит, вы никуда не годный ко-
роль, а завтра станете жалким в своем бессилии королем. Плохих королей
ненавидят, жалких королей прогоняют. Вот что я скажу вам, ваше величест-
во. Вы сами повинны в том, что толкнули меня на эти слова.
Похолодевший и смертельно бледный король откинулся в кресле. Было
очевидно, что молния, ударившая у его ног, поразила бы его меньше; каза-
лось, что ему не хватает воздуха и он сейчас задохнется. Грубый голос
искренности, о котором говорил даАртаньян, проник в его сердце, словно
клинок.
ДаАртаньян высказал все, что должен был высказать. Понимая гнев коро-
ля, он снял с себя шпагу и, почтительно подойдя к Людовику XIV, положил
ее перед ним на стол. Но король гневным жестом отбросил шпагу, которая
упала на пол и отскочила к ногам даАртаньяна.
И хотя мушкетер умел владеть собой, как никто, на этот раз он, в свою
очередь, побледнел и, дрожа от негодования, произнес:
- Король может подвергнуть солдата опале, может изгнать его, может
осудить его на смерть, но, будь он хоть сто раз король, он не имеет пра-
ва нанести ему тяжкое оскорбление, предав бесчестию его шпагу. Никогда
король Франции, государь, не отталкивал от себя с презрением шпагу тако-
го человека, как я. Коль скоро эта шпага поругана, - подумайте об этом,
ваше величество, - у нее не может быть других ножен, чем ваше сердце или
мое. Я выбираю свое, государь; благодарите бога и мое долготерпение!
Потом, выхватив шпагу, он воскликнул:
- Пусть моя кровь падет на вашу голову, ваше вечичество!
Стремительным жестом он приложил острие шпаги к своей груди, оперев
ее эфес об пол. Но король еще более стремительным движением правой руки
обнял за шею славного мушкетера, схватившись левой рукой за середину
клинка, который он затем в полном молчании вложил в ножны.
ДаАртаньян, бледный, дрожащий и еще не оправившийся от оцепенения,
допустил, чтобы король проделал все это. Тогда Людовик, смягчившись,
возвратился к столу, взял перо, набросал несколько строк, подписался под
ними и протянул даАртаньяну написанную им бумагу.
- Что это, ваше величество? - спросил капитан.
- Приказ господину даАртаньяну немедленно освободить графа де Ла Фер.
ДаАртаньян схватил королевскую руку и запечатлел на ней поцелуй; за-
тем, сложив приказ, он сунул его за борт своей кожаной куртки и вышел.
Ни король, ни капитан не произнесли при этом ни слова.
- О, человеческое сердце! О, компас монархов! - прошептал, оставшись
один, Людовик. - Когда же я научусь читать в твоих сокровенных изгибах
так, словно предо мною лежит открытая книга! Нет, я не плохой король, я
не жалкий король, но я просто сущий ребенок!
XXV
ПОЛИТИЧЕСКИЕ СОПЕРНИКИ
ДаАртаньян, обещавший Безмо возвратиться к десерту, сдержал свое сло-
во. Едва подали коньяки и ликеры, составлявшие гордость комендантского
погреба, как в коридоре послышалось звяканье шпор, и на пороге появился
капитан мушкетеров.
Атос и Арамис отменно тонко вели игру, и все же ни тому, ни другому
не удалось проникнуть в тайны собеседника. Они пили, ели, говорили о
Бастилии, о последней поездке в Фонтенбло, о празднестве, которое пред-
полагал устроить у себя в Во Фукс. Разговор все время не покидал общих
тем, и никто, кроме Безмо, не коснулся ни разу ничего такого, что могло
бы представлять личный интерес для присутствующих.
ДаАртаньян влетел среди общей беседы, все еще бледный и взволнованный
своим свиданием с королемБезмо поторопился придвинуть ему стул. ДаАр-
таньян залпом осушил предложенный ему комендантом полный стакан вина.
Атос и Арамис заметили, что ДаАртаньян сам не свой. Не заметил этого
лишь Безмо, который видел в даАртаньяне капитана мушкетеров его вели-
чества, и ничего больше, и старался всячески угодить ему. Принадлежать к
окружению короля означало, на взгляд Безмо, располагать неограниченными
правами. Хотя Арамис и увидел волнение даАртаньяна, угадать причину его
он все же не мог. Только Атос полагал, что знает ее. Возвращение даАр-
таньяна и в особенности возбужденное состояние этого всегда невозмутимо-
го человека как бы говорили ему: "Я только что обратился к королю с
просьбой, и король отказал мне в ней". Убежденный в правильности своей
догадки, Атос усмехнулся, встал из-за стола и сделал знак даАртаньяну
как бы затем, чтобы напомнить ему, что у них есть и другие дела, кроме
того, чтобы ужинать вместе.
ДаАртаньян понял Атоса и ответил ему также знаком. Арамис и Безмо,
заметив этот немой диалог, вопросительно посмотрели на них. Атос, решив,
что пришла пора объяснить действительное положение дел, произнес с лю-
безной улыбкой:
- Истина, господа, заключается в том, что вы, Арамис, только что ужи-
нали в обществе государственного преступника, который к тому же ваш уз-
ник, господин де Безмо.
У Безмо вырвалось восклицание, выражавшее и удивление и одновременно
радость. Добрейший Безмо гордился своею тюрьмой. Не говоря уж о выгодах,
доставляемых ему заключенными, он был тем счастливее, чем больше их бы-
ло, и чем более знатными они были, тем большей гордостью он проникался.
Что до Арамиса, то, приняв подобающий обстоятельствам вид, он сказал:
- Дорогой Атос, простите меня, но я был, можно сказать, убежден, что
произошло именно то, что и взаправду имеет место. Какая-нибудь выходка
Рауля или мадемуазель Лавальер, разве не так?
- Увы! - вздохнул Безмо,
- И вы, - продолжал Арамис, - вы, как настоящий вельможа и дворянин,
забыв о том, что в наш век существуют только придворные, отправились к
королю и выложили ему все то, что думаете о его поведении?
- Вы угадали, друг мой.
- Таким образом, - начал Безмо, дрожа при мысли о том, что он дружес-
ки поужинал с человеком, навлекшим на себя немилость его величества, -
таким образом, граф...
- Таким образом, дорогой комендант, - сказал Атос, - мой друг, госпо-
дин ДаАртаньян, передаст вам бумагу, которая высовывается из-за борта
его кожаной куртки и является, конечно, не чем иным, как приказом о моем
заключении.
Безмо привычным жестом протянул руку.
ДаАртаньян и в самом деле вытащил из-за пазухи оба королевских прика-
за: один из них он протянул коменданту. Безмо развернул бумагу и вполго-
лоса начал читать ее, поглядывая поверх нее на Атоса и останавливаясь
время от времени:
- "Приказ содержать в моей крепости Бастилии..." Очень хорошо... "в
моей крепости Бастилии... господина графа де Ла Фер". Ах, сударь, какая
печальная честь для меня содержать вас в Бастилии!
- У вас будет терпеливый и непритязательный узник, сударь, - заверил
Атос своим ласковым и спокойным голосом.
- И такой, который не пробудет у вас и месяца, дорогой комендант, -
продолжал Арамис, в то время как Безмо, держа перед собою приказ, пере-
писывал в тюремную ведомость королевскую волю.
- И дня не пробудет, или, вернее, и ночи, - заключил ДаАртаньян,
предъявляя второй приказ короля, - потому что теперь, дорогой господин
де Безмо, вам придется переписать также и эту бумагу и немедленно осво-
бодить графа.
- Ах! - вскричал Арамис. - Вы избавляете меня от хлопот, дорогой Да-
Артаньян.
И он с многозначительным видом пожал руку сперва мушкетеру, потом -
Атосу.
- Как! - удивленно спросил Атос. - Король мне возвращает свободу?
- Читайте, дорогой друг, - сказал ДаАртаньян.
Атос взял приказ и прочел.
- Да, - кивнул он, - вы правы.
- И вас это сердит? - улыбнулся даАртаньян.
- О нет, напротив! Я не желаю зла королю, а величайшее зло, какое
можно пожелать королям, - это чтобы они творили несправедливость. Но вам
это далось нелегко, разве не так? Признайтесь же, друг мой!
- Мне? Отнюдь нет, - повернулся к нему мушкетер. - Король исполняет
любое мое желание.
Арамис посмотрел даАртаньяну в лицо и увидел, что это неправда. Что
до Безмо, то он не спускал глаз с д'Артаньяна, в таком восторге он был
от человека, заставляющего короля исполнять любое свое желание.
- Король посылает Атоса в изгнание? - спросил Арамис.
- Нет, об этом не было речи; король не произнес этого слова, - сказал
даАртаньян. - Но я думаю, что графу и впрямь лучше всего... если только
он не собирается благодарить короля...
- Говоря по правде, не собираюсь, - горько усмехнулся Атос.
- Так вот, я считаю, что графу лучше всего удалиться на время в свой
замок, - продолжал даАртаньян. - Впрочем, Атос, говорите, настаивайте.
Если вам приятнее жить где-нибудь в другом месте, я уверен, что добьюсь
соответствующего разрешения короля.
- Нет, благодарю вас, дорогой даАртаньян, - ответил Атос, - для меня
нет ничего приятнее, чем вернуться к моему одиночеству, под раскидистые
деревья на берегу Луары; если господь лучший целитель душевных ран, то
природа - лучшее лекарство от них. Значит, сударь, - обратился Атос к
Безмо, - я свободен?
- Да, граф, полагаю, что так; надеюсь, по крайней мере, - проговорил
комендант, вертя во все стороны обе бумаги, - при условии, разумеется,
что у господина д'Артаньяна не припасено еще одного приказа.
- Нет, дорогой господин Безмо, нет, - засмеялся мушкетер, - вам сле-
дует держаться второго приказа, и на нем мы с вами поставим точку.
- Ах, граф, - сказал Атосу Безмо, - да знаете ли вы, чего вы лишае-
тесь? Я назначил бы вам ежедневное содержание в тридцать ливров, как ге-
нералам; да что там! - пятьдесят, как положено принцам, и вы бы всякий
раз ужинали, как поужинали сегодня.
- Уж позвольте мне, сударь, предпочесть мой скромный достаток.
Повернувшись затем к даАртаньяну, Атос произнес:
- Пора, друг мой.
- Пора, - подтвердил даАртаньян.
- Не доставите ли вы мне радости быть моим спутником, дорогой друг? -
спросил даАртаньяна Атос.
- Лишь до ворот: достигнув их, я скажу вам то же, что сказал королю:
"Я при исполнении служебных обязанностей".
- А вы, дорогой Арамис, - сказал, улыбаясь, Атос, - могу ли я рассчи-
тывать на вас как на спутника: ведь ЛаФер по дороге в Ванн.
- У меня этим вечером, - ответил прелат, - свидание в Париже, и я не
могу пренебречь этим свиданием, не нанеся серьезного ущерба весьма важ-
ным делам.
- Тогда, дорогой друг, позвольте заключить вас в объятия и удалиться.
Господин де Безмо, благодарю вас за вашу любезность и особенно за яства,
которыми вы потчуете бастильских узников и с которыми меня познакомили.
Обняв Арамиса и пожав руку Безмо, выслушав от того и другого пожела-
ние счастливо доехать, Атос с даАртаньяном откланялись и удалились.
Расскажем теперь о том, что произошло в доме Атоса и Рауля де Браже-
лона в то самое время, когда в Бастилии разыгрывалась развязка сцены,
начало которой мы наблюдали в королевском дворце.
Как мы видели, Гримо сопровождал своего господина в Париж и, как мы
сказали выше, присутствовал при отъезде Атоса; он видел, как даАртаньян
покусывал ус, он видел, как его господин сел в карету; вглядевшись в ли-
цо того и другого и зная эти лица достаточно долгое время, он понял,
несмотря на их внешнюю невозмутимость, что произошло нечто важное.
После отъезда Атоса он принялся размышлять. Он вспомнил, как странно
Атос попрощался с ним, вспомнил о том смущении, которое он заметил в хо-
зяине, человеке со столь четкими мыслями и такой несгибаемой волей, сму-
щении, неприметном для всех, но только не для него. Он знал, что Атос не
взял с собой никаких вещей, а между тем у него создалось впечатление,
что он уезжает не на час и даже не на день. По тону, каким, обращаясь к
