- Моя дорогая Луиза, на мой вопрос ты отвечаешь вопросом или, вернее,
десятью вопросами, а это совсем не ответ. Потом я расскажу тебе все, и
так как все, о чем ты меня спрашиваешь, не важно, ты можешь подождать. Я
же спрашиваю у тебя то, от чего все будет зависеть, именно: есть ли тай-
на или нет?
- Не знаю, - отвечала Луиза, - знаю только, что, по крайней мере с
моей стороны, была сделана неосторожность после моих глупых вчерашних
слов и еще более глупого обморока; теперь все только и говорят о нас.
- Скажем лучше: о тебе, - рассмеялась Монтале, - о тебе и о Тонне-Ша-
рант; вы обе вчера посылали признания облакам, но, к несчастью, они были
перехвачены.
Лавальер опустила голову.
- Право, ты меня огорчаешь.
- Я?
- Да, эти шутки очень неприятны мне.
- Послушай, Луиза, я совсем не шучу, напротив, говорю очень серьезно.
Я увела тебя из замка, пропустила обедню, выдумала мигрень, так же как
ее выдумала принцесса; наконец, я выказала в десять раз больше диплома-
тического искусства, чем господин Кольбер унаследовал от господина Маза-
рини и применяет по отношению к господину Фуке, вовсе не для того, что-
бы, оставшись наедине с тобой, видеть, как ты хитришь со мной. Нет, нет,
поверь: я расспрашиваю тебя не ради простого любопытства, а потому, что
положение действительно критическое. То, что ты сказала вчера, всем из-
вестно, об этом все болтают. Каждый фантазирует по-своему, этой ночью ты
имела честь занимать весь двор, да и сегодня еще интерес к тебе не ос-
тыл, дорогая моя. Тебе приписывают столько нежных и остроумных фраз, что
мадемуазель де Скюдери и ее брат лопнули бы с досады, если бы эти фразы
были точно переданы им.
- Ах, милая Монтале, - вздохнула бедная девушка, - ты лучше всех зна-
ешь, что я сказала, ведь я говорила при тебе.
- Боже мой, я, конечно, знаю, но дело не в этом. Я не забыла ни одно-
го твоего слова; но думала ли ты то же самое, что и говорила?
Луиза смутилась.
- Опять расспросы! - вскричала она. - Я готова отдать все, чтобы за-
быть сказанное мною... Почему это все стараются напомнить мне мои слова?
О, это ужасно!
- Да что ж тут ужасного?
- Ужасно, что подруга, которая должна бы щадить меня, которая могла
бы дать мне совет, помочь мне спастись, убивает, губит меня.
- О-го-го! - возмутилась Монтале. - Это уж слишком. Никто не собира-
ется убивать тебя, никто не хочет даже обокрасть тебя, выведав твою тай-
ну; тебя умоляют только открыть ее добровольно, потому что она касается
не только тебя, но и всех нас; то же сказала бы тебе и Тонне-Шарант, ес-
ли бы она была здесь. Ведь вчера вечером она хотела переговорить со мной
в нашей комнате, и я пошла туда после маникановских и маликорновских
разговоров, как вдруг узнаю (правда, я вернулась поздновато), что прин-
цесса посадила в заточение фрейлин и что мы ночуем у нее, а не у себя.
Она арестовала их, чтобы не дать им столковаться друг с другом. Сегодня
утром с той же целью она заперлась с ТоннеШарант. Скажи же, дорогая,
насколько мы с Атенаис можем полагаться на тебя, и мы скажем тебе, нас-
колько ты можешь полагаться на нас.
- Я плохо понимаю твой вопрос, - проговорила очень взволнованная Луи-
за.
- Гм, а мне кажется, что ты, напротив, отлично понимаешь меня. Но,
пожалуй, я скажу еще яснее, чтобы отнять у тебя всякую возможность увер-
нуться. Слушай же: ты любишь господина де Бражелона? Теперь ясно, не
правда ли?
При этих словах, упавших точно первый снаряд осаждающей армии в осаж-
денный город, Луиза вскочила с места.
- Люблю ли я Рауля? - воскликнула она. - Друга моего детства, моего
брата!
- Нет, нет, нет! Вот ты снова увиливаешь или, вернее, хочешь
увильнуть. Я не спрашиваю тебя, любишь ли ты Рауля - твоего друга
детства и твоего брата; я спрашиваю тебя, любишь ли ты виконта де Браже-
лона, твоего жениха?
- О господи, - вскричала Луиза, - какой суровый допрос!
- Никаких отговорок; я ничуть не более сурова, чем всегда. Я задаю
тебе вопрос, и ты отвечай мне на этот вопрос.
- Положительно, - глухим голосом сказала Луиза, - ты говоришь со мной
не по-дружески, но я отвечу тебе как искренний друг.
- Отвечай.
- Хорошо. В моем сердце много странных и смешных предрассудков насчет
того, как женщина должна хранить тайны, и в этом отношении никто никогда
не мог заглянуть в глубину моей души.
- Я это отлично знаю. Если бы я могла заглянуть туда, я не стала бы
допрашивать тебя, а сказала бы прямо: "Милая Луиза, ты имеешь счастье
быть знакомой с господином де Бражелоном, любезнейшим юношей, составляю-
щим прекрасную партию для девушки без приданого. Господин де Ла Фер ос-
тавит своему сыну что-то около пятнадцати тысяч годового дохода. У тебя
будет, значит, пятнадцати тысяч годового дохода, как у его жены; превос-
ходная вещь! Итак, не поворачивай ни направо, ни налево, а иди прямо к
господину де Бражелону, то есть к алтарю, к которому он подведет тебя. А
потом, в зависимости от его характера, ты будешь или свободной, или ра-
бой, иными словами - ты будешь вправе совершать все безумства, которые
совершают или слишком свободные, или слишком порабощенные люди". Вот,
дорогая Луиза, что я сказала бы тебе, если бы могла заглянуть в глубину
твоего сердца.
- И я поблагодарила бы тебя, - пролепетала Луиза, - хотя совет твой
мне кажется не очень добрым.
- Погоди, погоди... Дав тебе этот совет, я бы тотчас же прибавила:
"Луиза, опасно сидеть целые дни склонив голову, опустив руки, с блуждаю-
щими глазами; опасно гулять по темным аллеям и пренебрегать развлечения-
ми, восхищающими всех молодых девушек, опасно, Луиза, чертить на песке
кончиком туфли, как ты это делаешь, буквы, которые ты хотя и стираешь,
но которые все же виднеются на дорожке, особенно когда эти буквы больше
похожи на Л, чем на Б; опасно, наконец, предаваться мечтаниям, рождаемым
одиночеством и мигренью; от этих мечтаний бледнеют щеки бедных девушек и
сохнет мозг; от них нередко самое милое существо в мире превращается в
скучное и угрюмое и самая умная девушка становится дурочкой".
- Спасибо, дорогая Ора, - кротко отвечала Лавальер, - говорить такие
вещи в твоем характере, и я очень благодарна тебе за то, что ты так отк-
ровенна.
- Я говорю для мечтателей, строящих воздушные замки; поэтому извлеки
из моих слов ту мораль, какую ты сочтешь нужным извлечь. Знаешь, мне
пришла в голову сказка об одной мечтательной и меланхоличной ловушке. На
днях господин Данжо объяснил мне, что слово меланхолия состоит из двух
греческих слов, одно из которых значит черный, а другое - желчь Вот я и
вспомнила эту молодую девушку, которая умерла от черной желчи только по-
тому, что вообразила, будто один принц, король или император... не все
ли равно кто... обожает ее, тогда как этот принц, король или импера-
тор... называй как хочешь... любил на самом деле другую Странное дело:
она не замечала, а все кругом ясно видели, что она служила только ширмой
для его любви. Не правда ли. Лавальер, ты, как и я, смеешься над этой
сумасшедшей?
- Смеюсь, - прошептала бледная как смерть Луиза, - конечно, смеюсь.
- И хорошо делаешь, потому что это очень забавно. История или сказка,
как тебе угодно, мне понравилась; вот почему я запомнила ее и рассказы-
ваю тебе. Представь себе, дорогая Луиза, какие опустошения произвела бы
в твоем, например, мозгу меланхолия, иными словами - черная желчь. Я ре-
шила поделиться с тобой этой повестью, и чтобы с кем-нибудь из нас не
случилось чегонибудь подобного, нужно твердо запомнить следующую истину:
сегодня - приманка, завтра - посмешище, послезавтра - смерть.
Лавальер вздрогнула и побледнела еще больше.
- Когда нами занимается король, - продолжала Монтале, - он нам ясно
это показывает, и если мы составляем цель его стремлений, он умеет дос-
тигать этой цели. Итак, ты видишь, Луиза, что в подобных случаях девуш-
ки, подверженные такой опасности, должны быть откровенны друг с другом,
чтобы сердца, не зараженные меланхолией, наблюдали за сердцами, в кото-
рые она может проникнуть.
- Тише, тише! - вскрикнула Лавальер. - Сюда идут.
- Действительно идут, - согласилась Монтале, - но кто бы это мог
быть? Все в церкви с королем пли на купанье с принцем.
Молодые девушки почти тотчас заметили в конце аллеи, под зеленым сво-
дом ветвей, статную фигуру молодого человека со шпагой, в плаще и в вы-
соких сапогах со шпорами. Еще издали он приветливо улыбнулся.
- Рауль! - воскликнула Монтале.
- Господин де Бражелон! - прошептала Луиза.
- Вот самый подходящий судья для разрешения нашего спора, - сказала
Монтале.
- О Монтале, Монтале, сжалься! - горько вздохнула Лавальер. - Ты была
жестока, не будь же безжалостной!
Эти слова, произнесенные с искренним жаром, прогнали если не из серд-
ца Монтале, то, по крайней мере, с ее лица все следы иронии.
- Вы прекрасны, как Амадис, господин де Бражелон, - вскричала она,
обращаясь к Раулю, - и являетесь в полном вооружении, как он!
- Привет вам, сударыни, - проговорил Бражелон, кланяясь.
- Но зачем эти сапоги? - поинтересовалась Монтале, между тем как Ла-
вальер, смотря на Рауля с таким же изумлением, как и ее подруга, хранила
молчание.
- Зачем? - переспросил Рауль.
- Да, - отважилась прервать молчание Лавальер.
- Затем, что я уезжаю, - отвечал Бражелон, глядя на Луизу.
Лавальер почувствовала приступ суеверного страха и пошатнулась.
- Вы уезжаете, Рауль! - удивилась она. - Куда же?
- В Англию, дорогая Луиза, - поклонился молодой человек со свойствен-
ной ему учтивостью.
- Что же вам делать в Англии?
- Король посылает меня туда.
- Король? - в один голос воскликнули Луиза и Ора и невольно перегля-
нулись, вспомнив только что прерванный разговор.
Рауль заметил эти взгляды, но они остались непонятны для него.
Вполне естественно, что он объяснил их участием к нему молодых деву-
шек.
- Его величество, - начал он, - изволил вспомнить, что граф де Ла Фер
пользуется благосклонностью короля Карла Второго. Сегодня, направляясь в
церковь, король встретил меня и знаком подозвал к себе. Когда я подошел,
он сказал: "Господин де Бражелон, ступайте к господину Фуке, у которого
находятся мои письма к английскому королю; вы отвезете их". Я поклонил-
ся. "Да, - прибавил он, - перед отъездом побывайте у принцессы, она даст
вам поручение к своему брату".
- Боже мой! - задумчиво прошептала глубоко взволнованная Луиза.
- Так скоро! Вам приказано уехать так скоро? - спросила Монтале, оше-
ломленная этим странным распоряжением.
- Чтобы повиноваться как следует тому, кого уважаешь, - сказал Рауль,
- нужно повиноваться немедленно, Через десять минут после получения при-
каза я был готов. Предупрежденная принцесса пишет письмо, которое ей
угодно поручить мне. А тем временем, узнав от мадемуазель де Тонне-Ша-
рант, что вы в парке, я пришел сюда и застаю вас обеих.
- И обеих видите нездоровыми, - горько усмехнулась Монтале, приходя
на помощь Луизе, лицо которой явно изменилось.
- Нездоровыми? - повторил Рауль, с нежным участием пожимая руку Луизы
де Лавальер. - Да, действительно ваша рука холодна как лед.
- Это пустяки.
- Этот холод не достигает сердца, не правда ли, Луиза? - с нежной
улыбкой проговорил молодой человек.
Луиза быстро подняла голову, точно предполагая, что этот вопрос был
внушен подозрениями; ей стало не по себе.
- О, вы знаете, - произнесла она с усилием, - что мое сердце никогда
не будет холодно для такого друга, как вы, господин де Бражелон.
- Благодарю вас, Луиза. Я знаю ваше сердце и вашу душу, и, конечно,
не по теплу руки судят о таком чувстве, как ваше. Луиза, вы знаете, как
я вас люблю и с какой беззаветностью отдам за вас свою жизнь; поэтому вы
простите меня, не правда ли, если я буду говорить с вами немного
