- Нисколько; я говорю вам совершенно серьезно, милая Монтале, а сам я
знаю, как поступить.
- Как?
- Я предупрежу потихоньку Рауля об этой шутке.
- Боже вас сохрани, несчастный! - вскричала Монтале, поднимаясь на
одну ступеньку ближе к Маликорну. - Даже не заикайтесь об этом бедняге
Бражелону.
- Почему же?
- Потому что вы еще ничего не знаете.
- А что случилось?
- Сегодня вечером... Никто нас не подслушивает?
- Нет.
- Сегодня вечером под королевским дубом Лавальер громко и простодушно
заявила: "Не понимаю, как это, увидев короля, можно любить какого-нибудь
другого мужчину".
Маликорн даже подпрыгнул на стене.
- Ах, боже мой, неужели она так и сказала, несчастная?
- Слово в слово.
- И она думает так?
- У Лавальер всегда что на уме, то и на языке.
- Это требует отмщения. Какие все женщины ехидны! - воскликнул Мали-
корн.
- Успокойтесь, дорогой Маликорн, успокойтесь!
- Напротив, зло нужно пресечь в корне. Нужно вовремя предупредить Ра-
уля.
- Эка придумал! Теперь уже поздно, - ответила Монтале.
- Почему?
- Эти слова Лавальер...
- Да.
- Эти слова...
- Ну?
- Дошли до короля.
- Король знает их? Они были переданы королю?
- Король слышал их.
- Ohime [21], как говорил господин кардинал.
- Король находился в то время недалеко от королевского дуба.
- Следовательно, - заключил Маликорн, - теперь у короля и принцессы
все пойдет как по маслу, а козлом отпущения явится бедный Бражелон.
- Вы совершенно правы.
- Это ужасно!
- Ничего не поделаешь.
- Да, пожалуй, лучше не становиться между королевским дубом и коро-
лем, не то такой маленький человек, как я, мигом будет раздавлен, - про-
молвил Маликорн после минутного размышления.
- Сущая правда.
- Подумаем теперь о себе.
- Как раз то самое, чего и я хотела.
- Откройте же свои прелестные глазки.
- А вы давайте сюда ваши большие уши.
- Приблизьте ваш крошечный ротик, чтобы я мог крепче поцеловать вас.
- Вот он, - сказала Монтале и тотчас сама ответила звонким поцелуем.
- Разберемся во всем как следует. Господин де Гит любит принцессу,
Лавальер любит короля; король любит принцессу и Лавальер; принц не любит
никого, кроме себя. Посреди всех этих любовных историй даже дурак сделал
бы себе карьеру, а тем более такие рассудительные люди, как мы.
- Вы все носитесь со своими мечтами.
- Вернее, со своими фактами. Позвольте мне быть вашим путеводителем,
моя дорогая; кажется, до сих пор вы не могли пожаловаться на мои советы,
не правда ли?
- Не могла.
- В таком случае пусть прошлое служит вам порукой за будущее. Так как
здесь каждый думает о себе, подумаем о себе и мы.
- Вы совершенно правы.
- Но только исключительно о себе.
- Идет!
- Союз наступательный и оборонительный!
- Клянусь, что буду свято исполнять его.
- Протяните руку; вот так: все для Маликорна!
- Все для Маликорна!
- Все для Монтале! - отвечал Маликорн, протягивая руку, в свою оче-
редь.
- А теперь что же делать?
- Держать постоянно глаза открытыми, насторожить уши, собирать улики
против других, не давать никаких улик против себя.
- По рукам!
- Идет!
- Решено. А теперь, когда договор заключен, прощайте.
- Как прощайте?
- Да так. Возвращайтесь в свою харчевню.
- В свою харчевню?
- Да; ведь вы же остановились в харчевне "Красивый павлин"?
- Монтале, Монтале, вы сами выдали себя! Вы отлично знали о моем пре-
бывании в Фонтенбло.
- Что же это доказывает? Что вами занимаются больше, чем вы заслужи-
ваете, неблагодарный!
- Гм...
- Возвращайтесь же в "Красивый павлин"!
- Ах, какая незадача!
- Почему?
- Это совершенно невозможно.
- Разве не там ваша комната?
- Была, а теперь нет.
- Нет? Кто же у вас отнял ее?
- А вот послушайте... Как-то раз, набегавшись за вами, я пришел, едва
переводя дух, в гостиницу, как вдруг вижу носилки, на которых четверо
крестьян несут больного монаха.
- Монаха?
- Да. Старика францисканца с седой бородой. Смотрю, несут этого
больного монаха в гостиницу. Я поднимаюсь за ним по лестнице и вижу, что
его вносят в мою комнату.
- В вашу комнату?
- Да, в мою собственную комнату. Думая, что произошла ошибка, зову
хозяина; хозяин заявляет мне, что комната была снята мной на неделю,
срок истек, и теперь ее занял этот францисканец.
- Вот как!
- Я сам воскликнул тогда: вот как! Больше того, я хотел рассердиться.
Я опять поднялся наверх. Я обратился к самому францисканцу. Хотел дока-
зать ему неучтивость его поступка. Но этот монах, несмотря на всю свою
слабость, приподнялся на локте, вперт в меня огненный взгляд и сказал
голосом, который годился бы для командования кавалерийским отрядом "Вы-
киньте этого нахала за дверь!" Это приказание было моментально исполнено
хозяином и четырьмя носильщиками, которые спустили меня с лестницы нем-
ножко скорее, чем я сам спустился бы. Вот почему, дорогая, я оказался
без крова.
- Но кто такой этот францисканец? - спросила Монтале. - Что он, гене-
рал ордена?
- Наверное; мне послышалось, что его величал так вполголоса один из
носильщиков.
- Итак?.. - протянула Монтале.
- Итак, у меня нет больше ни комнаты, ни гостиницы, ни крова, и
все-таки я решил, как и мой друг Маникан, не ночевать под открытым не-
бом.
- Что же делать? - вскричала Монтале.
- Вот именно!
- Ничего не может быть проще, - раздался вдруг чей-то голос.
Монтале и Маликорн разом вскрикнули.
Показался де Сент-Эньян.
- Дорогой Маликорн, - сказал он, - счастливый случай снова приводит
меня сюда, чтобы вывести вас из затруднительного положения. Пойдемте, я
предлагаю вам комнату у себя и ручаюсь вам, что ее не отнимет никакой
францисканец. Что же касается вас, мадемуазель, будьте спокойны: я уже
посвящен в тайну мадемуазель де Лавальер и мадемуазель де Тонне-Шарант;
вы были только что так добры, что посвятили меня в вашу, благодарю: я
буду хранить все три тайны так же свято, как и одну.
Маликорн и Монтале переглянулись, как двое школьников, застигнутых на
месте преступления. Но так как Маликорн не мог не увидеть всех выгод
предложения де Сент-Эньяна, то он сделал Монтале знак, что покоряется, и
та ответила ему тем же.
Затем Маликорн медленно спустился с лестницы, обдумывая, как бы поис-
куснее выведать у г-на де Сент-Эньяна все, что последний мог знать о
пресловутой тайне. А Монтале помчалась как лань, и никакой лабиринт не
мог сбить ее с пути.
Сент-Эньян действительно привел к себе Маликорна, оказывая ему вся-
ческое внимание, - так он был счастлив держать в руках двух человек, ко-
торые могли бы поставлять ему сведения о тайнах фрейлин.
XXXII
ЧТО ЖЕ В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ ПРОИЗОШЛО В ХАРЧЕВНЕ "КРАСИВЫЙ ПАВЛИН"
Прежде всего сообщим читателю некоторые подробности о харчевне "Кра-
сивый павлин"; потом перейдем к описанию постояльцев, которые занимали
ее.
Харчевня "Красивый павлин", как и всякая харчевня, обязана была своим
названием вывеске. На этой вывеске изображен был павлин с распущенным
хвостом. Но только, по примеру некоторых художников, придавших змию,
соблазнившему Еву, лицо красивого юноши, творец вывески придал красивому
павлину лицо женщины.
Эта харчевня - живая эпиграмма на ту половину человеческого рода, ко-
торая, по словам Легуве, сообщает прелесть жизни, - стояла в Фонтенбло
на первой боковой улице налево, пересекавшей главную артерию, Парижскую
улицу, которая, в сущности, составляла весь городок.
В те времена боковая улица называлась Лионской, вероятно потому, что
направлялась в сторону этой второй столицы королевства. Лионскую улицу
составляли два дома зажиточных горожан, отделенные друг от друга больши-
ми садами с живой изгородью. Между тем казалось, будто на этой улице три
дома. Объясним, каким образом на самом деле их было только два.
Харчевня "Красивый павлин" выходила главным фасадом на большую улицу;
на Лионскую же улицу выходили два флигеля, разделенные дворами. В них
были просторные помещения для всех путешественников, приходили ли они
пешком, приезжали ли верхом или даже в каретах. Тут путники находили не
только кров и стол; богатые вельможи имели к своим услугам место для уе-
диненных прогулок, когда, подвергшись опале, желали затвориться в одино-
честве, чтобы понемногу примириться с обидами или же обдумать месть.
Из окон этих флигелей была видна прежде всего улица, поросшая трав-
кой, пробивающейся между камнями мостовой. Дальше - красивые живые изго-
роди из бузины и боярышника, которые, точно зеленые и увенчанные цветами
руки, обнимали упомянутые нами два дома. А еще дальше, в промежутках
между домами, точно фон картины или непроницаемый горизонт, рисовалась
полоса густых рощ, стоявших, как часовые, перед большим лесом, начинав-
шимся у Фонтенбло.
Итак, постоялец, занимавший угловое помещение, взглянув на Парижскую
улицу, мог видеть прохожих, слышать их шаги, любоваться уличными увесе-
лениями, а обращаясь в сторону Лионской улицы, упиваться сельским видом
и тишиной. Кроме того, в случае необходимости, заслышав стук в главную
дверь с Парижской улицы, постоялец мог ускользнуть по черному ходу на
Лионскую улицу и, пробравшись вдоль садов, достигнуть опушки леса.
Маликорн, который, как помнит читатель, впервые поведал нам об этой
харчевне "Красивый павлин" с целью пожаловаться на свое изгнание оттуда,
был слишком озабочен собственными делами и рассказал Монтале далеко не
все, что можно было сообщить об этой любопытной харчевне.
Мы постараемся восполнить этот досадный пробел в рассказе Маликорна.
Например, Маликорн совсем забыл упомянуть, каким образом он попал в
харчевню "Красивый павлин". Кроме того, он сказал только о францисканце
и ни словом не обмолвился о других постояльцах этой харчевни.
Способ, каким они проникли туда, образ их жизни, трудность для всяко-
го постороннего, кроме привилегированных постояльцев, получить доступ в
гостиницу без пароля и поселиться в ней без особых приготовлений - все
это должно было, однако, поразить Маликорна и, мы решаемся сказать,
действительно поразило его. Однако, как мы уже упомянули, Маликорн весь
был поглощен собственными делами и не замечал многого из того, что про-
исходило кругом.
В самом деле, все помещения гостиницы "Красивый павлин" были заняты
домоседами, очень спокойными людьми с приветливыми лицами, ни одно из
которых не было знакомо Маликорну. Все эти постояльцы приехали в гости-
ницу после поселения в ней Маликорна. И каждый входил туда, произнеся
пароль, который на первых порах привлекал внимание Маликорна; однако,
расспросив, в чем дело, он узнал, что хозяин принимал эти предосторож-
ности потому, что город, в котором было много богатых вельмож, кишел
также ловкими мошенниками.
Дорожа доброй славой гостиницы, хозяин заботился о том, чтобы его
постояльцы не были ограблены.
Стараясь уяснить свое положение в гостинице "Красивый павлин", Мали-
корн иногда задавал себе вопрос, почему его приняли и впустили беспре-
пятственно, тогда как на его глазах очень многие приезжие получили от-
каз. Особенно поражало его то, что Маникан, такой знатный вельможа, ко-
торого, по его мнению, должны были уважать все, был самым бесцеремонным
образом выпровожен со словами nescio vos [22] когда хотел покормить свою
лошадь в "Красивом павлине".
Все это было для Маликорна загадкой, над разрешением которой он,
впрочем, не очень ломал себе голову, настолько он был поглощен своими
любовными и честолюбивыми замыслами. Впрочем, если бы он и хотел разре-
шить эту загадку, это едва ли удалось бы ему, несмотря на весь его ум.
Несколько слов покажут читателю, что для разрешения подобной загадки
понадобился бы, по крайней мере, Эдип.
