ник, закутанный по-испански в длинный плащ; ему был слышен этот разго-
вор.
- Я спрашиваю вас, какого числа вы написали мне письмо с просьбой ос-
тавить помещение? - настойчиво повторил хозяин.
- В прошедшую среду, - мягко и вежливо произнес таинственный незнако-
мец, касаясь плеча хозяина.
Маникан попятился назад, а Маликорн, появившийся на пороге, в свою
очередь, почесал затылок. Хозяин поклонился новому приезжему с видом че-
ловека, узнавшего своего настоящего клиента.
- Помещение для вашей милости приготовлено, - почтительно начал он, -
конюшни тоже. Только...
Он осмотрелся кругом.
- Ваши лошади? - спросил он.
- Мои лошади, может быть, придут, а может быть, не придут. Вам, я ду-
маю, это все равно, так как будет заплачено за все, что было заказано.
Хозяин поклонился еще ниже.
- А вы оставили для меня, - продолжал незнакомец, - маленькую комна-
ту, как я вам писал?
- Ай! - завопил Маликорн, пытаясь скрыться.
- Сударь, вот уже неделю ее занимает ваш друг, - сказал хозяин, пока-
зывая на Маликорна, который совсем забился в угол.
Путешественник, приподняв плащ, быстро взглянул на Маликорна.
- Этот господин не мой друг.
Хозяин так и подскочил.
- Я его не знаю, - покачал головой приезжий.
- Как! - вскричал содержатель гостиницы, обращаясь к Маликорну. -
Как, вы не друг этого господина?
- Разве вам не все равно, - раз вам заплачено, - величественно прого-
ворил Маликорн, передразнивая незнакомца.
- Совсем не все равно! - отвечал хозяин, начавший понимать, что прои-
зошло какое-то недоразумение. - И я прошу, сударь, освободить помещение,
заказанное вовсе не для вас.
- Но ведь господин приезжий, - сказал Маликорн, - не нуждается в моей
комнате и в большом зале сразу... и если он берет комнату, я беру зал;
если же он предпочитает зал, я оставляю за собой комнату.
- Мне очень жаль, сударь, - мягко заметил приезжий, - но мне нужны
сразу и комната, и большое помещение.
- А для кого же? - спросил Маликорн.
- Зал для меня.
- Отлично. А комната?
- Взгляните, - сказал незнакомец, протягивая руку к приближавшемуся
шествию.
Маликорн посмотрел в указанном направлении та увидел носилки, а на
них францисканца, о котором он рассказал Монтале, присочинив некоторые
подробности.
Следствием появления незнакомца и больного францисканца было изгнание
Маликорна, которого хозяин гостиницы и крестьяне, служившие носильщика-
ми, бесцеремонно выставили на улицу.
Читателю уже были сообщены результаты этого изгнания и передан разго-
вор Маникана с Монтале, которую Маникан, отличавшийся большей ловкостью,
чем Маликорн, сумел разыскать, чтобы расспросить ее о де Гише; читателю
известны также доследующий разговор Монтале с Маликорном и любезность
графа де Сент-Эньяна, предложившего комнату обоим друзьям.
Нам остается открыть читателю, кто были незнакомец в плаще, нанявший
двойное помещение, одну часть которого занимал Маликорн, и не менее та-
инственный францисканец, своим появлением разрушивший планы Маликорна и
Маникана.
XXXIII
ИЕЗУИТ ОДИННАДЦАТОГО ГОДА
Чтобы не томить читателя, мы прежде всего поспешим ответить на первый
вопрос.
Закутанным в плащ путешественником был Арамис, который, расставшись с
Фуке, вынул из саквояжа полный костюм, переоделся, вышел из замка и нап-
равился в гостиницу "Красивый павлин", где уже неделю тому назад заказал
себе два помещения.
Тотчас же после изгнания Маликорна и Маникана Арамис подошел к фран-
цисканцу и спросил его, где он предпочитает остановиться, в большой ком-
нате или же в маленькой.
Францисканец спросил, где расположены эти комнаты. Ему ответили, что
маленькая комната на втором этаже, а большая на третьем.
- В таком случае я выбираю маленькую, - сказал монах.
Арамис не спорил.
- Маленькую комнату, - покорно повторил он, обращаясь к хозяину.
И, почтительно поклонившись, пошел к себе.
Францисканца немедленно отнесли в маленькую комнату.
Не правда ли, читателю покажется удивительной почтительность прелата
к простому монаху, да еще монаху нищенствующего ордена, которому без
всякой с его стороны просьбы предоставили комнату, являвшуюся предметом
упований стольких путешественников?
Как объяснить, далее, это неожиданное появление Арамиса в гостинице
"Красивый павлин", тогда как он мог свободно поместиться в замке вместе
с г-ном Фуке?
Францисканец не издал ни единого стона, когда его поднимали по лест-
нице, хотя можно было видеть, что он жестоко страдал и что каждый раз,
когда носилки задевали о стену или о перила лестницы, все его тела сот-
рясалось от этих толчков.
Когда, наконец, его внесли в комнату, он обратился к носильщикам:
- Помогите мне сесть в это кресло.
Крестьяне опустили носилки на пол и, осторожно подняв больного, уса-
дили его в кресло, стоявшее у изголовья кровати.
- Теперь, - попросил он, - позовите ко мне хозяина.
Они повиновались.
Через пять минут на пороге появился содержатель "Красивого павлина".
- Друг мой, - сказал ему францисканец, - рассчитайтесь, пожалуйста, с
этими парнями; это вассалы графства Мелун. Они нашли меня без памяти на
дороге и, не зная, будут ли их труды оплачены, хотели нести меня к себе.
Но я знаю, во что обходится бедным гостеприимство, оказываемое ими
больному, и предпочел гостиницу, где, кроме того, меня ожидали.
Хозяин с удивлением посмотрел на францисканца. Монах осенил себя
крестным знамением, сделав его особенным образом. Хозяин перекрестился
точно так же.
- Да, правда, - отвечал он, - вас ждали, отец мой; но мы надеялись
встретить вас в добром здравии.
И так как крестьяне с удивлением смотрели на эту внезапную почти-
тельность богатого содержателя гостиницы к бедному монаху, то франциска-
нец вынул из глубокого кармана несколько золотых монет и, показав их
крестьянам, сказал:
- Вот, друзья мои, чем я заплачу за заботу обо мне. Поэтому успокой-
тесь и не бойтесь оставить меня здесь. Мой орден, по делам которого я
путешествую, не хочет, чтобы я просил милостыню; помощь, оказанная мне
вами, тоже заслуживает вознаграждения, поэтому возьмите два луидора и
ступайте с миром.
Крестьяне не решались принять деньги; тогда хозяин взял от францис-
канца две золотые монеты и сунул их в руку одного из парней. Носильщики
удалились с вытаращенными от недоумения глазами.
Дверь закрылась, францисканец задумался. Потом он провел по пожелтев-
шему лбу своей сухой от лихорадки рукой и погладил седеющую курчавую бо-
роду судорожно сведенными пальцами.
Его запавшие от болезни и волнения глаза, казалось, были прикованы к
какой-то мучительной, навязчивой мысли.
- Какие доктора есть у вас в Фонтенбло? - спросил он наконец.
- У нас их трое, отец мой.
- Назовите мне их.
- Прежде всего Линиге.
- Еще!
- Кармелит, по имени брат Гюбер.
- Потом?
- Светский врач, по фамилии Гризар.
- А-а-а! Гризар! - прошептал монах. - Позовите мне скорее господина
Гризара!
Хозяин почтительно поклонился.
- Кстати, какие здесь поблизости священники?
- Какие священники?
- Да, каких орденов?
- Есть иезуиты, августинцы и кордельеры; но, отец мой, ближе всего
иезуиты. Итак, прикажете позвать иезуитского духовника?
- Да, ступайте.
Хозяин вышел.
Читатель догадывается, что по знаку креста, которым они обменялись
между собой, хозяин и больной узнали, что они оба принадлежат к страшно-
му обществу иезуитов.
Оставшись один, францисканец вынул из кармана связку бумаг и внима-
тельно перечитал некоторые из них. Однако недуг сломил его волю: глаза
его помутились, холодный пот выступил на лбу, и он почти лишился чувств,
запрокинув голову назад и бессильно свесив руки по обеим сторонам крес-
ла.
Минут пять он оставался без движения, пока не вернулся хозяин, ведя с
собой врача, который едва успел одеться. Шум их шагов и струя воздуха,
ворвавшаяся в открытую дверь, привели больного в чувство. Он поспешно
схватил разбросанные бумаги и своей тонкой иссохшей рукой засунул их под
подушки кресла.
Хозяин вышел, оставив больного с доктором.
- Подойдите ближе, господин Гризар, - попросил францисканец доктора,
- нельзя терять ни минуты; ощупайте меня, выслушайте, осмотрите и пос-
тавьте диагноз.
- Наш хозяин, - отвечал врач, - сказал мне, что я имею честь оказы-
вать помощь члену нашего общества.
- Да, члену общества, - подтвердил францисканец. - Итак, скажите
правду: я чувствую себя очень плохо; мне кажется, что я умираю.
Доктор взял руку монаха и пощупал его пульс.
- О! - сказал он. - Опасная лихорадка.
- Что вы называете опасной лихорадкой? - спросил больной, властно
смотря на врача.
- Члену первого или второго года я сказал бы: неизлечимая лихорадка,
- ответил доктор, вопросительно помотрев монаху в глаза.
- А мне? - перебил францисканец.
Врач колебался.
- Посмотрите на мои седины, на мой лоб, изборожденный мыслями, - про-
должал монах, - взгляните на мои морщины, по которым я веду счет перене-
сенным испытаниям; я иезуит одиннадцатого года, господин Гризар.
Врач вздрогнул.
Действительно, иезуиты одиннадцатого года были посвящены во все дела
ордена, это были люди, для которых наука не содержит больше тайн, об-
щество - преград, повиновение - границ.
- Итак, - почтительно поклонился Гризар, - я нахожусь перед лицом ма-
гистра?
- Да, и действуйте сообразно с этим.
- И вам угодно знать?..
- Мое действительное положение.
- В таком случае, - сказал врач, - я скажу, что у вас воспаление моз-
га, другими словами - острый менингит, дошедший до высшей точки.
- Значит, нет надежды, не правда ли? - спросил францисканец.
- Я этого не утверждаю, - отвечал доктор, - однако, принимая во вни-
мание возбуждение мозга, короткое дыхание, учащенный пульс, лихорадочный
жар, пожирающий вас...
- От которого я уже три раза терял сегодня сознание, - перебил фран-
цисканец.
- Вот поэтому я считаю ваше состояние опасным. Но почему вы не оста-
новились по дороге?
- Меня здесь ждали, и я должен был приехать.
- Хотя бы пришлось заплатить жизнью?
- Даже ценой жизни.
- В таком случае, принимая во внимание все эти симптомы, я скажу, что
положение почти безнадежно.
Францисканец криво улыбнулся.
- То, что вы сказали, было бы, может быть, вполне достаточно даже для
иезуита одиннадцатого года, но для меня этого слишком мало, и я имею
право требовать большего. Говорите правду, будьте откровенны, как если
бы вы говорили перед лицом самого бога. К тому же я уже послал за духов-
ником.
- О, я все же надеюсь, - пробормотал доктор.
- Отвечайте, - приказал больной, величественным жестом показывая на
золотое кольцо, печать которого до тех пор была обращена внутрь, - на
ней был выгравирован знак общества Иисуса.
Гризар вскрикнул:
- Генерал!
- Тише, - попросил францисканец, - теперь вы понимаете, что вам нужно
сказать все.
- Монсеньер, монсеньер, зовите духовника, - прошептал Гризар, - пото-
му что через два часа, когда повторится приступ лихорадки, у вас начнет-
ся бред, и вы скончаетесь во время пароксизма.
- Хорошо, - сказал больной, на мгновение нахмурив брови, - значит, в
моем распоряжении еще два часа?
- Да, если вы примете лекарство, которое я вам пришлю.
- И лекарство даст мне два часа?
- Два часа.
- Я приму его, будь оно хоть ядом, потому что эти два часа нужны не
только для меня, но и для славы ордена.
- О, какая потеря! - прошептал доктор. - Какая катастрофа для нас!
- Потеря одного человека, не больше, - отвечал францисканец. - И гос-
подь позаботится о том, чтобы бедный монах, покидающий вас, нашел дос-
тойного преемника. Прощайте, господин Гризар; это уже господня милость,
что я встретил вас. Врач, не причастный к нашей святой конгрегации, не
