даАртаньян. - Прошу отставки!
- Как отставки?
- Конечно! Я слишком горд, чтобы есть хлеб короля, не заслужив его
или, вернее, заслужив плохо. Прошу, ваше величество, отставки.
- Ого!
- Прошу отставки, ваше величество, или я сам уйду!
- Вы сердитесь, сударь?
- Еще бы! Черт побери! Я тридцать два часа не схожу с седла, скачу
день и ночь, совершаю чудеса быстроты: приезжаю, одеревенев как повешен-
ный, и узнаю, что меня обогнали. Я глупец! Отставку, государь!
- Господин даАртаньян, - остановил его Людовик XIV, кладя свою белую
руку на плечо мушкетера, - то, что я вам сказал, ничуть не помешает мне
исполнить данное обещание. Раз слово дано, оно должно быть сдержано.
Молодой король подошел к столу и, открыв ящик, вынул сложенную вчет-
веро бумагу.
- Вот ваш патент на должность капитана мушкетеров: вы его вполне зас-
лужили, господин даАртаньян.
ДаАртаньян поспешно развернул бумагу и два раза перечел ее. Он не ве-
рил своим глазам.
- И этот патент, - продолжал король, - дается вам не только за вашу
поездку в Бель-Иль, но и за храброе вмешательство в дело на Гревской
площади. Там вы поистине мужественно послужили мне.
- А, - произнес даАртаньян, у которого при всем его самообладании
краска проступила на щеках. - Вам и это известно, ваше величество?
- Да. И это.
- Ваше величество, я хотел сказать, что мне было бы гораздо приятнее
получить звание капитана мушкетеров в награду за храбрую атаку во главе
своей роты, за уничтожение неприятельской батареи или за взятие города,
чем за содействие повешению двух несчастных.
- Вы говорите правду?
- Почему ваше величество подозревает меня во лжи?
- Потому что, насколько я вас знаю, вы не можете раскаиваться в том,
что обнажили ради меня шпагу.
- Вот тут-то ваше величество ошибается, и очень сильно. Да, я раскаи-
ваюсь, что обнажил шпагу, раскаиваюсь из-за тех последствий, к которым
это привело. Бедные погибшие люди не были ни вашими врагами, ни моими. И
они не защищались.
Король помолчал.
- А ваш товарищ тоже раскаивается?
- Мой товарищ?
- Да. Вы, кажется, были не один?
- Не один? Где?
- На Гревской площади.
- Нет, ваше величество, нет, - заторопился мушкетер, краснея при мыс-
ли, что король мог заподозрить, будто он, даАртаньян, хотел присвоить
славу, которая приходилась на долю Рауля. - Нет, черт побери, не один:
как вы сказали, государь, у меня был товарищ, и очень хороший.
- Молодой человек?
- Да, ваше величество. Но поздравляю вас: относительно происходящего
вне дворца ваше величество осведомлены так же хорошо, как и о внутренней
жизни Пале-Рояля. Все эти точные известия доставляет вам господин
Кольбер?
- Господин Кольбер всегда с похвалой говорил мне о вас, и плохо бы
ему пришлось, если бы он стал говорить иначе.
- О, это прекрасно!
- Но он также хвалил этого молодого человека.
- И вполне справедливо, - сказал мушкетер.
- По-видимому, этот молодой человек храбрец, - прибавил Людовик XIV,
желая обострить чувство досады, которое он подозревал у даАртаньяна.
- Да, ваше величество, храбрец! - повторил мушкетер.
Он был в восторге, что может обратить внимание короля на Рауля.
- Вы с ним знакомы?
- Да, лет двадцать пять, ваше величество.
- Но ему едва исполнилось двадцать пять лет! - воскликнул король.
- Ваше величество, я его знаю со дня его рождения.
- Правда?
- Ваше величество, - смутился даАртаньян, - вы спрашиваете меня с не-
доверием, в котором я вижу постороннее влияние. Господин Кольбер, сооб-
щив вам такие подробные сведения, вероятно, забыл сказать, что этот мо-
лодой человек сын моего близкого друга.
- Виконт де Бражелон?
- Да, ваше величество. Отец виконта де Бражелона - граф де Ла Фер,
который так удачно содействовал реставрации Карла Второго. О, Бражелон
из рода храбрецов!
- Значит, он сын того вельможи, который приехал ко мне или, вернее, к
Мазарини от имени короля Карла Второго с предложением заключить с ним
союз?
- Совершенно верно.
- И этот граф де Ла Фер - храбрец?
- Государь, этот человек обнажал оружие за вашего отца большее коли-
чество раз, чем можно насчитать дней в жизни вашего величества.
Теперь Людовик XIV закусил губу.
- Хорошо, господин даАртаньян, хорошо! И граф де Ла Фер ваш друг?
- Уже сорок лет, государь. Ваше величество видит, что все это нача-
лось не вчера.
- Вы хотели бы встретить этого молодого человека, господин даАр-
таньян?
- Буду в восторге, ваше величество.
Король позвонил. Появился лакей.
- Позовите виконта де Бражелона, - приказал король.
- Как, он здесь? - спросил даАртаньян.
- Он сегодня дежурит в Лувре с отрядом дворян принца Конде.
Едва успел король договорить, как вошел Рауль.
Увидев даАртаньяна, он улыбнулся ему очаровательной улыбкой,
свойственной только молодости.
- Ну, Рауль, - встретил его даАртаньян, - король позволяет тебе поце-
ловать меня. Только раньше поблагодари его.
Рауль поклонился с такой грацией, что король, ценивший все чужие дос-
тоинства, если только они не затмевали его собственных, залюбовался кра-
сотой, статностью и скромностью Бражелона.
- Виконт, - обратился к нему Людовик, - я просил принца Конде усту-
пить мне вас и получил его согласие. Итак, с сегодняшнего утра вы сост-
рите при моем дворе. Принц Конде был добрым господином, но, я надеюсь,
вы ничего не потеряете от перемены.
- Да, будь спокоен, Рауль: служить королю неплохо, - заметил даАр-
таньян, который, поняв характер Людовика, ловко играл на его самолюбии,
конечно, соблюдая меру и приличие; он умел льстить даже под видом нас-
мешки.
- Ваше величество, - сказал Бражелон тихим мелодичным голосом, стой
свободой и непринужденностью, которую он унаследовал от отца, - я не с
сегодняшнего дня служу вашему величеству.
- О да! Вы хотите напомнить мне о происшествии на Гревской площади. В
тот день вы действительно хорошо за меня постояли.
- Ваше величество, я говорю не об этом. Как я могу напоминать о столь
ничтожной услуге в присутствии такого человека, как господин даАртаньян!
Мне хотелось напомнить о случае, который был в моей жизни важным событи-
ем и побудил меня с шестнадцати лет посвятить свою жизнь службе вашему
величеству.
- А что же это за случай? - спросил король. - Скажите.
- Когда я отправился в свой первый поход и должен был присоединиться
к армии принца Конде, граф де Ла Фер провожал меня до Сен-Дени, где по-
коятся останки короля Людовика Тринадцатого, ожидая преемника, которого,
надеюсь, бог не пошлет ему еще долгие годы. Тогда граф предложил мне
поклясться прахом наших властителей в том, что я буду служить королевс-
кой власти, олицетворенной в вас, государь, буду ей верен и в мыслях, и
в словах, и в действиях. Я поклялся, и клятву мою услыхали бог и усопшие
короли. За десять лет мне представилось гораздо меньше случаев, чем мне
бы хотелось, сдержать свою клятву. Но я всегда был не более как солдат
вашего величества и, переходя на службу к вам, меняю не господина, а
только гарнизон.
Рауль умолк, поклонившись.
Он кончил, но Людовик XIV молчал, задумавшись.
- Клянусь богом, - вскричал даАртаньян, - отлично сказано; не правда
ли, ваше величество? Как хорошо, как благородно!
- Да, - прошептал растроганный король, сдерживая свое волнение, не
имевшее другой причины, кроме общения с такой возвышенной, благородной
натурой, как Рауль. - Да, вы говорите правду, всюду вы служите королю.
Но, переменив гарнизон, вы получите повышение, которого вполне заслужи-
ваете.
Рауль понял, что король ничего не хочет прибавить, и потому с прису-
щим ему тактом поклонился и вышел.
- Вы собираетесь сообщить мне еще что-нибудь, сударь? - спросил ко-
роль, оставшись опять наедине с даАртаньяном.
- Да, ваше величество, это известие я отложил на конец, потому что
оно печально и облечет в траур королевские дворы Европы.
- Что вы хотите сказать?
- Ваше величество, проезжая через Блуа, я услышал печальную весть.
- Право, вы меня пугаете, господин даАртаньян.
- Мне ее сообщил доезжачий, у которого на рукаве был черный креп.
- Может быть, мой дядя Гастон Орлеанский...
- Ваше величество, он скончался.
- И никто меня не предупредил! - воскликнул король, оскорбленный тем,
что ему не сообщили о смерти дяди.
- Не гневайтесь, ваше величество, - сказал д'Артаньян, - парижские
курьеры, да и вообще никакие курьеры в мире не скачут так, как ваш по-
корный слуга. Посланец из Блуа будет здесь только через два часа, а он
едет быстро, ручаюсь вам" я обогнал его уже за Орлеаном.
- Мой дядя Гастон, - прошептал Людовик, прижимая руку ко лбу и вкла-
дывая в эти три слова самые противоречивые чувства, пробужденные воспо-
минаниями.
- Да, ваше величество, - философски заметил мушкетер, отвечая на
мысль короля, - прошлое уходит.
- Правда, сударь, правда. Но у вас, слава богу, есть будущее, и мы
постараемся, чтобы оно не было слишком мрачным.
- Полагаюсь в этом отношении на ваше величество - поклонился даАр-
таньян. - А теперь...
- Да, правда. Я и забыл, что вы сделали сто десять лье. Идите, су-
дарь, позаботьтесь о себе, ведь вы один из моих лучших солдат, а когда
отдохнете, возвращайтесь ко мне.
- Ваше величество, и при вас и вдали от вас я всегда к вашим услугам.
ДаАртаньян снова поклонился и вышел. Потом, словно приехав всего-нав-
сего из Фонтенбло, он пошел отыскивать в Лувре Бражелона.
XXIX
ВЛЮБЛЕННЫЙ И ДАМА ЕГО СЕРДЦА
В Блуаском замке горели свечи у безжизненного тела Гастона Орлеанско-
го, последнего представителя прошлого. Горожане слагали ему эпитафию да-
леко не хвалебного свойства; вдовствующая герцогиня, забыв, что в юности
она так любила покойника, что бежала из отцовского дома, теперь, в двад-
цати шагах от траурной залы, углубилась в денежные расчеты. Вообще жизнь
в замке текла своим чередом. Ни мрачный звон колокола, ни голоса певчих,
ни пламя свечей, мерцавшее за оконными стеклами, ни подготовка к погре-
бению не смущали парочку, которая сидела подле уже знакомого нам окна;
оно выходило во внутренний двор из комнаты, принадлежавшей к так называ-
емым малым апартаментам.
Веселый солнечный луч (ибо солнце, по-видимому, мало беспокоилось о
потере, понесенной Францией) падал на двух собеседников.
Он был юноша лет двадцати пяти, маленький, смуглый, с хитрым живым
лицом и огромными глазами, затененными длинными ресницами, его большой
рот часто улыбался, показывая прекрасные зубы, а острый подбородок обла-
дал редкой подвижностью. Вовремя разговора он нежно наклонялся к молодой
девушке, которая, надо сказать, не отстранялась от него с той поспеш-
ностью, которой требовали строгие правила приличия.
Девушку мы знаем, так как уже видели ее однажды у этого самого окна
под лучами такого же яркого солнца. Лукавство сочеталось в ней с рассу-
дительностью Она была очаровательна, когда смеялась, и красива, когда
становилась серьезной По правде говоря, она чаще бывала очаровательна,
чем красива.
Собеседники были увлечены каким-то полушутливым, полусерьезным спо-
ром.
- Скажите, господин Маликорн, - спросила девушка, - угодно ли вам на-
конец поговорить разумно?
- А вы думаете, это легко, Ора? - возразил Маликорн. - Делать то, че-
го от тебя хотят, когда нельзя делать то, что можешь?
- Ну, вы, кажется, запутались в словах. Бросьте, мой дорогой, проку-
рорскую логику.
- Опять-таки немыслимо: ведь я чиновник. И вы меня упрекаете за то,
что я стою ниже вас... Итак, я ничего вам не скажу.
- Полно, я и не думаю упрекать вас Скажите, что вы собирались ска-
зать. Говорите, я этого хочу.
- Хорошо, повинуюсь. Герцог умер.
- Ах, боже мой, вот новость! Откуда вы явились, чтобы сообщить это?
