- Отчего же, сударь, оказав мне такую услугу, вы молчите? - сказала
королева.
- Ваше величество, - отвечал д'Артаньян, - я могу сказать только, что
моя жизнь принадлежит вам и что я буду истинно счастлив в тот день, ког-
да отдам ее за вас.
- Я знаю это, сударь, знаю давно, - сказала Анна Австрийская. - Поэ-
тому я рада, что могу публично выразить вам мое уважение и благодар-
ность.
- Позвольте мне, ваше величество, - сказал д'Артаньян, - часть их ус-
тупить моему другу, как и я, - он сделал ударение на этих словах, - ста-
рому мушкетеру полка Тревиля; он совершил чудеса храбрости.
- Как зовут вашего друга? - спросила королева.
- Как мушкетер, - сказал д'Артаньян, - он носил имя Портоса (королева
вздрогнула), а настоящее его имя - кавалер дю Валлон.
- Де Брасье де Пьерфон, - добавил Портос.
- Этих имен слишком много, чтобы я могла запомнить их все; я буду
помнить только первое, - милостиво сказала королева.
Портос поклонился, а д'Артаньян отступил на два шага назад.
В эту минуту доложили о прибытии коадъютора.
Раздались возгласы удивления. Хотя в это самое утро коадъютор произ-
носил в соборе проповедь, ни для кого не было тайной, что он сильно
склоняется на сторону фрондеров. Поэтому Мазарини, попросив парижского
архиепископа, чтобы его племянник выступил с проповедью, очевидно, имел
намерение сыграть с г-ном де Рецем шуточку на итальянский манер, что
всегда доставляло ему удовольствие.
Действительно, едва выйдя из собора, коадъютор узнал о случившемся.
Он, правда, поддерживал сношения с главарями Фронды, но не настолько,
чтобы ему нельзя было отступить в случае, если бы двор предложил ему то,
чего он добивался и к чему его звание коадъютора было только переходной
ступенью. Г-н де Рец хотел стать архиепископом вместо своего дяди и кар-
диналом, как Мазарини. От народной партии он вряд ли мог ожидать таких
подлинно королевских милостей. Поэтому он отправился во дворец, чтобы
поздравить королеву с победой при Лансе, решив действовать за или против
двора, в зависимости от того, хорошо или плохо будут приняты его позд-
равления.
Итак, доложили о коадъюторе. Он вошел, и веселые придворные с жадным
любопытством уставились на него, ожидая, что он скажет.
У коадъютора одного было не меньше ума, чем у всех собравшихся здесь
с целью посмеяться над ним. Его речь была так искусно составлена, что,
несмотря на все желание присутствующих подтрунить над ней, им решительно
не к чему было придраться. Закончил он выражением готовности, по мере
своих слабых сил, служить ее величеству.
Все время, пока коадъютор говорил, королева, казалось, с большим удо-
вольствием слушала его приветствие, но когда оно закончилось выражением
готовности служить ей, к чему вполне можно было придраться, Анна
Австрийская обернулась, и шутливый взгляд, брошенный ею в сторону любим-
цев, явился для них знаком, что она выдает коадъютора им на посмеяние.
Тотчас же посыпались придворные шуточки. Ножан-Ботен, своего рода домаш-
ний шут, воскликнул, что королева очень счастлива найти в такую минуту
помощь в религии. Все расхохотались.
Граф Вильруа сказал, что не понимает, чего еще можно опасаться, когда
по одному знаку коадъютора на защиту двора против парламента и парижских
горожан явится целая армия священников, церковных швейцаров и сторожей.
Маршал де Ла Мельере выразил сожаление, что в случае, если бы дошло
до рукопашного боя, господина коадъютора нельзя было бы узнать по крас-
ной шляпе, как узнавали по белому перу на шляпе Генриха IV в битве при
Иври.
Гонди с видом спокойным и строгим принял на себя всю бурю смеха, ко-
торую он мог сделать роковой для весельчаков. Затем королева спросила
его, не имеет ли он еще что-нибудь прибавить к своей прекрасной речи.
- Да, ваше величество, - ответил коадъютор, - я хочу попросить вас
хорошенько подумать, прежде чем развязывать гражданскую войну в коро-
левстве.
Королева повернулась к нему спиной, и смех кругом возобновился.
Коадъютор поклонился и вышел, бросив на кардинала, не сводившего с
него глаз, один из тех взглядов, которые так хорошо понимают смертельные
враги. Взгляд этот пронзил насквозь Мазарини; почувствовав, что это
объявление войны, он схватил д'Артаньяна за руку и шепнул ему:
- В случае надобности вы, конечно, узнаете этого человека, который
только что вышел, не правда ли?
- Да, монсеньер, - отвечал тот.
Затем, в свою очередь, д'Артаньян обернулся к Портосу.
- Черт возьми, - сказал он, - дело портится. Не люблю ссор между ду-
ховными лицами.
Гонди между тем шел по залам дворца, раздавая по пути благословения и
чувствуя злую радость от того, что даже слуги его врагов преклоняют пе-
ред ним колени.
- О, - прошептал он, перешагнув порог дворца, - неблагодарный, веро-
ломный и трусливый двор! Завтра ты у меня по-другому засмеешься.
Вернувшись домой, коадъютор узнал от слуг, что его ожидает какой-то
молодой человек. Он спросил, как зовут этого человека, и вздрогнул от
радости, услышав имя Лувьера.
Поспешно пройдя к себе в кабинет, он действительно застал там сына
Бруселя, который после схватки с гренадерами был весь в крови и до сих
пор не мог прийти в себя от ярости. Единственная мера предосторожности,
которую он принял, идя в архиепископский дом, заключалась в том, что он
оставил свое ружье у одного из друзей.
Коадъютор подошел к нему и протянул ему руку. Молодой человек взгля-
нул на него так, словно хотел прочесть в его душе.
- Дорогой господин Лувьер, - сказал коадъютор, - поверьте, что я при-
нимаю действительное участие в постигшей вас беде.
- Это правда? Вы говорите серьезно? - спросил Лувьер.
- От чистого сердца, - отвечал Гонди.
- В таком случае, монсеньер, пора перейти от слов к делу: монсеньер,
если вы пожелаете, через три дня мой отец будет выпущен из тюрьмы, а че-
рез полгода вы будете кардиналом.
Коадъютор вздрогнул.
- Будем говорить прямо, - продолжал Лувьер, - и откроем наши карты.
Из одного лишь христианского милосердия не раздают в течение полугода
тридцать тысяч экю милостыни, как это сделали вы: это было бы уж черес-
чур бескорыстно. Вы честолюбивы, и это понятно: вы человек выдающийся и
знаете себе цену. Что касается меня, то я ненавижу двор и в настоящую
минуту желаю одного - отомстить. Поднимите духовенство и народ, которые
в ваших руках, а я подниму парламент и буржуазию. С этими четырьмя сти-
хиями мы в неделю овладеем Парижем, и тогда, поверьте мне, господин ко-
адъютор, двор из страха сделает то, чего не хочет сделать теперь по доб-
рой воле.
Коадъютор, в свою очередь, пристально посмотрел на Лувьера.
- Но, господин Лувьер, ведь это значит, что вы просто-напросто пред-
лагаете мне затеять гражданскую войну?
- Вы сами подготовляете ее уже давно, монсеньер, и случай для вас
только кстати.
- Хорошо, - сказал коадъютор, - но вы понимаете, что над этим еще на-
до хорошенько подумать?
- Сколько часов требуется вам для этого?
- Двенадцать часов, сударь. Это не слишком много.
- Сейчас полдень; в полночь я буду у вас.
- Если меня еще не будет дома, подождите.
- Отлично. До полуночи, монсеньер.
- До полуночи, дорогой господин Лувьер.
Оставшись один, Гонди вызвал к себе всех приходских священников, с
которыми был знаком лично. Через дна часа у него собралось тридцать свя-
щенников из самых многолюдных, а следовательно, и самых беспокойных при-
ходов Парижа. Гонди рассказал им о нанесенном ему в Пале-Рояле оскорбле-
нии и передал им все шутки, которые позволили себе Ботен, граф де
Вильруа и маршал дела Мельере. Священники спросили его, что им надлежит
делать.
- Это просто, - сказал коадъютор. - Вы, как духовный отец, имеете
влияние на ваших прихожан. Искорените в них этот несчастный предрассудок
- страх и почтение к королевской власти; доказывайте вашей пастве, что
королева - тиран, и повторяйте это до тех пор, пока не убедите их, что
все беды Франции происходят из-за Мазарини, ее соблазнителя и любовника.
Принимайтесь за дело сегодня же, немедленно и через три дня сообщите мне
результаты. Впрочем, если кто-нибудь из вас может дать мне хороший со-
вет, то пусть останется, я с удовольствием послушаю.
Остались три священника: приходов Сен-Мерри, св. Сульпиция и св. Евс-
тафия. Остальные удалились.
- Значит, вы думаете оказать мне более существенную помощь, чем ваши
собратья? - спросил Гонди у оставшихся.
- Мы надеемся, - отвечали те.
- Хорошо, господин кюре Сен-Мерри, начинайте вы.
- Монсеньер, в моем квартале проживает один человек, который может
быть вам весьма полезен.
- Кто такой?
- Торговец с улицы Менял, имеющий огромное влияние на мелких торгов-
цев своего квартала.
- Как его зовут?
- Планше. Недель шесть тому назад он один устроил целый бунт, а затем
исчез, так как его искали, чтобы повесить.
- И вы его отыщете?
- Надеюсь; я не думаю, чтобы его схватили. Я духовник его жены, и ес-
ли она знает, где он, то и я узнаю.
- Хорошо, господин кюре, поищите этого человека, и если найдете, при-
ведите ко мне.
- В котором часу, монсеньер?
- В шесть часов вам удобно?
- Мы будем у вас в шесть часов, монсеньер.
- Идите же, дорогой кюре, идите, и да поможет вам бог.
Кюре вышел.
- А вы что скажете? - обратился Гонди к кюре св. Сульпиция.
- Я, монсеньер, - отвечал тот, - знаю человека, который оказал
большие услуги одному очень популярному вельможе; из него выйдет отлич-
ный предводитель бунтовщиков, и я могу его вам представить.
- Как зовут этого человека?
- Граф Рошфор.
- Я тоже знаю его. К несчастью, его нет в Париже.
- Монсеньер, он живет в Париже, на улице Кассет.
- С каких пор?
- Уже три дня.
- Почему он не явился ко мне?
- Ему сказали... простите, монсеньер...
- Заранее прощаю, говорите.
- Ему сказали, что вы собираетесь принять сторону двора.
Гонди закусил губу.
- Его обманули, - сказал он. - Приведите его ко мне в восемь часов,
господин кюре, и да благословит вас бог, как и я вас благословляю.
Второй кюре вышел.
- Теперь ваша очередь, - сказал коадъютор, обращаясь к последнему ос-
тавшемуся. - Вы также можете мне предложить что-нибудь вроде того, что
предложили только что вышедшие?
- Нечто лучшее, монсеньер.
- Ого! Не слишком ли вы много на себя берете? Один предложил мне куп-
ца, другой графа; уж не предложите ли вы мне принца?
- Я вам предложу нищего, монсеньер.
- А, понимаю, - произнес Гонди, подумав. - Вы правы, господин кюре;
нищего, который поднял бы весь легион бедняков со всех перекрестков Па-
рижа и заставил бы их кричать на всю Францию, что это Мазарини довел их
до сумы.
- Именно такой человек у меня есть,
- Браво. Кто же это такой?
- Простой нищий, как я уже вам сказал, монсеньер, который просит ми-
лостыню и подает святую воду на ступенях церкви святого Евстафия уже лет
шесть.
- И вы говорите, что он пользуется большим влиянием среди своих соб-
ратьев?
- Известно ли монсеньеру, что нищие тоже имеют свою организацию, что
это нечто вроде союза неимущих против имущих, союза, в который каждый
вносит свою долю и который имеет своего главу?
- Да, я уже кое-что слыхал об этом, - сказал коадъютор.
- Так вот, человек, которого я вам предлагаю, - главный старшина ни-
щих.
- А что вызнаете о нем?
- Ничего, монсеньер; мне только кажется, что его терзают угрызения
совести.
- Почему вы так думаете?
- Двадцать восьмого числа каждого месяца он просит меня отслужить
мессу за упокой одной особы, умершей насильственной смертью. Я еще вчера
служил такую обедню.
- Как его зовут?
- Майяр. Но я думаю, что это не настоящее его имя,
- Могли бы мы сейчас застать его на месте?
- Без сомнения.
