приняли праздничный вид, и вдоль набережных вытянулись длинные вереницы
горожан, ремесленников, женщин и детей, направляющихся в собор Богомате-
ри, подобно реке, текущей вспять к своим истокам.
Лавки были пусты, дома заперты. Всякому хотелось посмотреть на моло-
дого короля, на его мать и на пресловутого кардинала Мазарини, которого
все до того ненавидели, что никто не хотел лишить себя случая на него
полюбоваться.
Полнейшая свобода царила среди этой бесчисленной народной массы. Вся-
кие мнения высказывались открыто, и, если можно так выразиться, в народе
трезвонили о бунте, а тысячи колоколов со всех церквей трезвонили о мес-
се. Порядок в городе поддерживался самими горожанами. Ничьи угрозы не
мешали единодушному проявлению всеобщей ненависти и не замораживали
брань на устах.
Все же около восьми часов утра полк гвардии королевы, под командой
Гито и его помощника и племянника Коменжа, с трубачами и барабанщиками
впереди, стал развертываться между Пале-Роялем и собором. Горожане,
всегда падкие до военной музыки и блестящих мундиров, спокойно смотрели
на этот маневр.
Фрике нарядился в этот день по-праздничному, и под предлогом флюса,
которым он мгновенно обзавелся, засунув за щеку бесчисленное количество
вишневых косточек, получил от своего начальника Базена отпуск на целый
день. Сначала Базен ему отказал: он был не в духе, вопервых, оттого, что
Арамис уехал, не сказав ему куда, затем потому, что был вынужден прислу-
живать на мессе по случаю победы, которой он сам никак не мог радо-
ваться. Базен, как мы знаем, был фрондер, и если бы при подобном тор-
жестве причетник мог отлучиться, как простой мальчик из хора, то Базен,
конечно, обратился бы к архиепископу с той же просьбой, с какой обратил-
ся к нему Фрике. Итак, сначала он отказал наотрез. Но тогда, на глазах у
Базена, опухоль Фрике так выросла в объеме, что стала угрожать чести
всего хора, который был бы, несомненно, опозорен таким уродством. Базен
в конце концов, хотя и ворча, уступил. Едва выйдя из собора, Фрике вып-
люнул всю свою опухоль и сделал в сторону Базена один из тех жестов, ко-
торые обеспечивают за парижскими мальчишками превосходство над мальчиш-
ками всего мира. Он, понятно, освободился и от своих обязанностей в
трактире под предлогом, что ему надо прислуживать на мессе в соборе.
Итак, Фрике был свободен, и, как мы уже сказали, он нарядился в самое
роскошное свое платье. Главным украшением его особы была шапка, один из
тех не поддающихся описанию колпаков, которые представляют нечто среднее
между средневековым беретом и шляпой времен Людовика XIII. Этот замеча-
тельный головной убор смастерила ему мать: по прихоти ли или за нехват-
кой одинаковой ткани, она мало заботилась о подборе красок; и потому это
чудо шляпочного искусства XVII века было с одной стороны желтое с зеле-
ным, а с другой - белое с красным. Но Фрике, вообще любивший разнообра-
зие в тонах, только гордился этим.
Отделавшись от Базена, Фрике бегом направился к Пале-Роялю и прибежал
туда как раз в ту минуту, когда из ворот дворца выходил гвардейский
полк. Так как Фрике явился сюда для того, чтобы насладиться зрелищем и
послушать музыку, то он сейчас же присоединился к музыкантам и начал
маршировать рядом с ними, сначала изображая барабанный бой с помощью
двух грифельных досок, затем подражая губами звукам трубы с искусством,
которое не раз доставляло ему похвалу любителей подражательной музыки.
Этого развлечения хватило от заставы Сержантов до Соборной площади, и
Фрике все время испытывал истинное наслаждение. Но когда полк пришел на
место и роты вошли в Старый город и, развернувшись, построились до само-
го конца улицы Святого Христофора, вблизи улицы Кокатри, где жил совет-
ник Брусель, Фрике вспомнил, что он еще не завтракал, и задумался над
тем, куда бы ему направить свои стопы для выполнения этого важного акта
в программе дня. По зрелом размышлении он решил поесть за счет советника
Бруселя.
Поэтому он пустился бегом, запыхавшись прибежал к дому советника и
стал стучать в дверь.
Ему отворила его мать, старая служанка Бруселя.
- Что тебе надо, бездельник, - спросила она, - и почему ты не в собо-
ре?
- Я был там, мамаша Наннета, - ответил Фрике, - но я видел, что там
происходят вещи, о которых следовало бы предупредить господина Бруселя.
И с разрешения господина Базена - вы ведь знаете господина Базена, наше-
го причетника? - я пришел сюда, чтобы поговорить с господином Бруселем.
- Что же ты хочешь сказать господину Бруселю, обезьяна?
- Я хочу поговорить с ним лично.
- Этого нельзя: он работает.
- Ну, я подожду, - сказал Фрике, которого это устраивало тем лучше,
что он знал, как использовать свое время.
С этими словами он быстро поднялся по ступеням крыльца, обогнав Нан-
нету.
- Что ж тебе надо наконец от господина Бруселя? - спросила она.
- Я хочу сказать ему, - отвечал ей Фрике, крича во всю глотку, - что
с той стороны идет целый гвардейский волк. А так как все говорят, что
двор настроен против господина Бруселя, то я пришел предупредить, чтобы
он был настороже.
Брусель услышал слова юного плута и, растроганный таким усердием,
спустился в нижний этаж; он действительно работал у себя в кабинете, во
втором этаже.
- Мой друг, - сказал он, - что нам за дело до гвардейского полка? Ты,
верно, с ума сошел, что поднял такой переполох? Разве ты не знаешь, что
эти господа всегда так делают и что по пути короля всегда выстраивают
рядами этот полк?
Фрике изобразил на своем лице удивление и начал мять в руках свою
шапку.
- Ничего нет удивительного, что вы это знаете, господин Брусель, вам
ведь известно все, - сказал он, - но я, клянусь богом, ничего не знал и
думал услужить вам. Не сердитесь на меня за это, господин Брусель.
- Напротив, мой милый, напротив, твое усердие мне нравится. Наннета,
- обратился Брусель к служанке, - достаньте-ка абрикосы, которые присла-
ла нам госпожа де Лонгвиль из Нуази, и дайте полдюжины вашему сыну вмес-
те с краюхой свежего хлеба.
- Ах, благодарю вас, - воскликнул Фрике, - благодарю вас. Я как раз
очень люблю абрикосы.
Брусель прошел к своей жене и попросил подать ему завтрак. Было поло-
вина десятого. Советник подошел к окну. Улица была совершенно пустынна,
но издали доносился, подобно морскому прибою, глухой шум народа, толпы
которого, волна за волной, затопляли площадь и улицы вокруг собора Бого-
матери.
Шум этот еще усилился, когда явился д'Артаньян с ротой мушкетеров и
расположился у входа в собор, чтобы держать караул. Он предложил Портосу
воспользоваться случаем посмотреть церемонию, и Портос приехал на лучшей
из своих лошадей, в парадной форме, в качестве почетного мушкетера, ка-
ким некогда был д'Артаньян. Сержант роты, старый солдат времен испанских
войн, узнал в Портосе своего бывшего товарища и сообщил своим подчинен-
ным о высоких заслугах этого великана, гордости прежних мушкетеров Тре-
виля. Поэтому Портоса встретили не только радушно - на него смотрели с
восхищением.
В десять часов пушечный выстрел из Лувра возвестил о выезде короля.
Позади гвардейцев, неподвижно стоявших с мушкетами в руках, толпа зако-
лыхалась, как колышутся деревья, когда буйный вихрь склоняет и теребит
их верхушки. Наконец в раззолоченной карете показался король с короле-
вой. За ними следовали в десяти каретах придворные дамы, чины королевс-
кого дома и весь Двор.
- Да здравствует король! - закричали со всех сторон.
Юный король важно выглянул из окна кареты, сделал довольно приветли-
вое лицо и даже чуть приметно кивнул головой, что вызвало новые востор-
женные крики толпы.
Процессия подвигалась вперед очень медленно, и на переезд от Лувра к
Соборной площади ей понадобилось около получаса. Здесь все прибывшие
один за другим вошли под обширные своды сумрачного храма, и богослужение
началось.
В то время как члены двора занимали свои места в соборе, карета, ук-
рашенная гербами Коменжа, выделилась из вереницы придворных экипажей и
медленно отъехала в конец улицы Святого Христофора, совершенно безлюд-
ной. Здесь четыре гвардейца и полицейский офицер, сопровождавшие эту тя-
желовесную колымагу, вошли в нее, затем полицейский офицер опустил штор-
ки и сквозь предусмотрительно проделанное отверстие стал глядеть вдоль
улицы, словно поджидая кого-то.
Все были заняты церемонией, так что ни карета, ни предосторожности,
принятые сидевшими в ней, не привлекли ничьего внимания.
Только зоркий глаз Фрике мог бы их заметить, но Фрике лакомился свои-
ми абрикосами, примостившись на карнизе одного из домов в ограде собора.
Оттуда он мог видеть короля, королеву и Мазарини, а мессу слушать так,
как если бы он сам прислуживал в соборе.
К концу богослужения королева, заметив, что Коменж стоит около нее,
ожидая подтверждения приказа, данного перед отъездом из Лувра, сказала
вполголоса:
- Ступайте, Коменж, и да поможет вам бог.
Коменж тотчас же вышел из собора и направился по улице Святого Хрис-
тофора. Фрике, заметив такого великолепного офицера в сопровождении двух
гвардейцев, из любопытства отправился за ними - тем охотнее что богослу-
жение почти тотчас кончилось и король с королевой уже садились в карету.
Как только Коменж показался в конце улицы Кокатри, сидевший в карете
полицейский офицер сказал два слова кучеру. Тот тронул лошадей, и колы-
мага подъехала к дому Бруселя. Как раз в ту же минуту к дверям подошел
Коменж; он постучался.
Фрике стоял за спиной Коменжа, поджидая, когда откроют дверь.
- Ты что тут делаешь, плут? - спросил его Коменж.
- Жду, чтобы войти к господину Бруселю, господин офицер, - ответил
Фрике с тем простодушным видом, какой умеют принимать при случае парижс-
кие мальчишки.
- Значит, он здесь живет? - спросил Коменж.
- Да, сударь.
- А который этаж он занимает?
- Весь дом, - отвечал Фрике, - это его дом.
- Но где же он сам обыкновенно находится?
- Работает он во втором этаже, а завтракает и обедает в нижнем. Сей-
час он, вероятно, обедает, так как уже полдень.
- Хорошо.
В это время дверь отворили, и на вопрос Коменжа лакей ответил, что
Брусель дома и сейчас действительно обедает. Коменж пошел вслед за лаке-
ем, а Фрике пошел вслед за Коменжем.
Брусель сидел за столом со своей семьей. Напротив него сидела его же-
на, по обеим сторонам - две дочери, а в конце стола сын Бруселя, Лувьер;
с ним мы уже познакомились, когда с советником случилось на улице нес-
частье, после которого он уже успел вполне оправиться. Чувствуя теперь
себя совершенно здоровым, он лакомился великолепными фруктами, прислан-
ными ему г-жой де Лонгвиль.
Коменж, удержав за руку лакея, собиравшегося уже открыть дверь и до-
ложить о нем, сам отворил ее и застал эту семейную картину.
При виде офицера Брусель немного смутился, но, так как тот ему вежли-
во поклонился, он встал и ответил на поклон.
Несмотря, однако, на эту обоюдную вежливость, на лицах женщин отрази-
лось беспокойство. Лувьер побледнел и с нетерпением ожидал, чтобы офицер
объяснился.
- Сударь, - сказал Коменж, - я к вам с приказом от короля.
- Отлично, сударь, - отвечал Брусель, - какой же это приказ?
И он протянул руку.
- Мне поручено арестовать вас, сударь, - сказал Коменж тем же тоном и
с прежней вежливостью, - и если вам угодно будет поверить мне на слово,
то вы избавите себя от труда читать эту длинную бумагу и последуете за
мной.
Если бы среди этих добрых людей, мирно собравшихся за столом, ударила
молния, это произвело бы меньшее потрясение. Брусель задрожал и отступил
назад. В те времена быть арестованным по немилости короля было ужасной
вещью. Лувьер бросился было к своей шпаге, лежавшей на стуле в углу ком-
наты, но взгляд Бруселя, сохранившего самообладание, удержал его от это-
