разговор, и посматривая на часы. Никогда еще, казалось ему, - стрелки не
двигались так медленно.
- А чего же другого ждать от брата капуцина, вскормленного в школе
Ришелье? - воскликнул Ла Раме. - Ах, ваше высочество, поверьте мне,
большое счастье, что королева, которая всегда желала вам добра, - я так
слышал, по крайней мере, - заключила вас в Венсен. Здесь есть все, что
угодно: прекрасный воздух, отличный стол, место для прогулки, для игры в
мяч.
- Послушать вас, Ла Раме, так я неблагодарный человек, потому что
стремлюсь вырваться отсюда.
- В высшей степени неблагодарный, ваше высочество. Впрочем, ведь вы
никогда не думали об этом всерьез?
- Ну нет! Должен признаться, что время от времени, хотя это, может
быть, и безумие с моей стороны, я всетаки подумываю о бегстве.
- Один из ваших сорока способов, монсеньер?
- Ну да!
- Так как мы говорим теперь по душам, - сказал Ла Раме, - то, может
быть, ваше высочество согласится открыть мне один из этих сорока спосо-
бов?
- С удовольствием, - ответил герцог. - Гримо, подайте пирог.
- Я слушаю, - сказал Ла Раме.
Он откинулся на спинку кресла, поднял стакан и, прищурившись, смотрел
на солнце сквозь рубиновую влагу.
Герцог взглянул на часы. Еще десять минут, и они прозвонят семь раз.
Гримо поставил пирог перед принцем. Тот взял свой нож с серебряным
лезвием, но Ла Раме, боясь, что он испортит такое красивое блюдо, подал
ему свой, стальной.
- Благодарю, Ла Раме, - сказал герцог, беря нож.
- Ну, монсеньер, так каков же этот знаменитый способ? - сказал надзи-
ратель.
- Хотите, я открою вам план, на который я больше всего рассчитывал и
который собирался исполнить в первую очередь?
- Да, да, именно его.
- Извольте, - сказал принц, приготовляясь взрезать пирог. - Прежде
всего я надеялся, что ко мне приставят такого милого человека, как вы,
Ла Раме.
- Хорошо! Он у вас есть, ваше высочество. Потом?
- И я этим очень доволен.
Ла Раме поклонился.
- Потом я думал вот что, - продолжал герцог, - если меня будет сторо-
жить такой славный малый, как Ла Раме, я постараюсь, чтобы кто-нибудь из
друзей, дружба моя с которым ему неизвестна, рекомендовал ему в помощни-
ки преданного мне человека: с этим человеком мы столкуемся, и он мне по-
может бежать.
- Так, так! Недурно придумано! - сказал Ла Рамо.
- Не правда ли? - подхватил принц. - Можно было бы рекомендовать в
помощники слугу какого-нибудь храброго дворянина, ненавидящего Мазарини,
как ненавидят его все честные люди.
- Полноте, ваше высочество, - сказал Ла Раме. - Но будем говорить о
политике.
- Когда около меня окажется такой человек, - продолжал принц, - он,
если только будет достаточно ловок, сумеет добиться полного доверия со
стороны моего надзирателя. А если тот станет доверять ему, мне можно бу-
дет сноситься с друзьями.
- Сноситься с друзьями? - воскликнул Ла Рамо. - Каким же это образом?
- Да самым простым - хотя бы, например, во время игры в мяч.
- Во время игры в мяч? - проговорил Ла Раме, настораживая уши.
- Конечно, почему же нет? Я могу бросить мяч в ров, где его поднимет
один человек. В мяче будет зашито письмо. А когда я с крепостной стены
попрошу его перебросить мне мяч назад, он бросит другой. В этом другом
мяче тоже будет письмо. Мы обменяемся мыслями, и никто ничего не заме-
тит.
- Черт возьми! - сказал Ла Раме, почесывая затылок. - Черт возьми!
Хорошо, что вы предупредили меня об этом, ваше высочество. Я буду сле-
дить за людьми, поднимающими мячи.
Герцог улыбнулся.
- Впрочем, я и тут еще не вижу большой беды, - продолжал Ла Раме. -
Это только способ переписки.
- Это уже кое-что, по-моему!
- Но далеко еще не все.
- Простите! Положим, я напишу одному из друзей: "Ждите меня в та-
кой-то день и час по ту сторону рва с двумя верховыми лошадьми"!
- Ну а дальше? - с некоторым беспокойством сказал Ла Раме. - Эти ло-
шади ведь не крылатые и не взлетят за вами на стену.
- Эх, бог ты мой, - сказал небрежно герцог, - дело вовсе не в том,
чтоб лошади взлетели на стену, а в том, чтобы я имел то, на чем мне
спуститься со стены.
- Что именно?
- Веревочную лестницу.
- Отлично, - сказал Ла Раме с принужденным смехом, - по ведь веревоч-
ная лестница не письмо, ее ведь не перешлешь в мячике.
- Ее можно переслать в чем-нибудь другом.
- В другом, в чем другом?
- В пироге, например.
- В пироге? - повторил Ла Раме.
- Конечно. Предположим, что мой дворецкий Нуармон снял кондитерскую у
дядюшки Марто...
- Ну? - спросил Ла Раме, задрожав.
- Ну а Ла Раме, большой лакомка, отведав его пирожки, нашел, что они
у нового кондитера лучше, чем у старого, и предложил мне попробовать. Я
соглашаюсь, по с тем условием, чтобы и Ла Раме отобедал со мной. Для
большей свободы за обедом он отсылает сторожа и оставляет прислуживать
нам одного только Гримо. А Гримо прислан сюда одним из моих друзой, он
мой сообщник и готов помочь мне во всем. Побег назначен ровно на семь
часов. И вот, когда до семи часов остается всего несколько минут...
- Несколько минут... - повторил Ла Раме, чувствуя, что холодный пот
выступает у него на лбу.
- ...Когда до семи часов остается всего несколько минут, я снимаю
верхнюю корочку с пирога, - продолжал герцог, и он именно так и сделал,
- и нахожу в нем два кинжала, веревочную лестницу и кляп. Я приставляю
один кинжал к груди Ла Раме и говорю ему: "Милый друг, мне очень жаль,
но если ты крикнешь или хоть шевельнешься, я заколю тебя!"
Как мы сказали, герцог сопровождал свои слова действиями. Теперь он
стоял возле Ла Раме, приставив кинжал к его груди, с выражением, которое
не позволяло тому, к кому он обращался, сомневаться в его решимости.
Между тем Гримо, как всегда безмолвный, извлек из пирога другой кин-
жал, лестницу и кляп.
Ла Раме с ужасом глядел на эти предметы.
- О ваше высочество! - воскликнул он, взглянув на герцога с таким
растерянным видом, что будь это в другое время, тот наверное расхохотал-
ся бы. - Неужели у вас достанет духу убить меня?
- Нет, если ты не помешаешь моему побегу.
- Но, монсеньер, если я позволю вам бежать, я буду нищий!
- Я верпу тебе деньги, которые ты заплатил за свою должность.
- Вы твердо решили покинуть замок?
- Черт побери!
- И, что бы я вам ни сказал, вы не измените вашего решения?
- Сегодня вечером я хочу быть на свободе.
- А если я стану защищаться, буду кричать, звать на помощь?
- Тогда, клянусь честью, я убью тебя.
В эту минуту пробили часы.
- Семь часов, - сказал Гримо, до тех пор не промолвивший ни слова.
- Семь часов, - сказал герцог. - Ты видишь, я запаздываю.
Для успокоения совести Ла Раме сделал легкое движение.
Герцог нахмурил брови, и надзиратель почувствовал, что острие кинжа-
ла, проткнув платье, готово пронзить ему грудь.
- Хорошо, ваше высочество, довольно! - воскликнул он. - Я не тронусь
с места.
- Поспешим, - сказал герцог.
- Монсеньер, прошу вас о последней милости, - сказал Ла Раме.
- Какой? Говори скорее!
- Свяжите меня, монсеньер!
- Зачем?
- Чтобы меня не приняли за вашего сообщника.
- Руки! - сказал Гримо.
- Нет, не так, за спиной, за спиной.
- Но чем?
- Вашим поясом, ваше высочество.
Герцог снял пояс, и Гримо постарался покрепче связать руки, как и хо-
тел Ла Раме.
- Ноги! - сказал Гримо.
Ла Раме вытянул ноги, и Гримо, разорвав салфетку на полосы, в одну
минуту скрутил их.
- Теперь шпагу, - сказал Ла Раме, - привяжите эфес к ножнам.
Герцог оторвал лепту от штанов и исполнил желание своего стража.
- А теперь, - сказал несчастный Ла Раме, - засуньте грушу мне в рот,
прошу вас, иначе меня будут судить за то, что я не кричал. Засовывайте,
монсеньер, засовывайте.
Гримо уже хотел было исполнить просьбу Ла Раме, но тот знаком остано-
вил его.
- Говори! - приказал герцог.
- Если я погибну из-за вас, ваше высочество, - сказал Ла Раме, - пос-
ле меня останется жена и четверо детей. Не забудьте об этом.
- Будь спокоен. Засовывай, Гримо.
В одно мгновение Ла Раме заткнули рот, положили его на пол и опроки-
нули несколько стульев: нужно было придать комнате такой вид, будто в
ней происходила борьба. Потом Гримо вынул из карманов Ла Раме все ключи,
отпер двери камеры и, выйдя с герцогом, тотчас же замкнул дверь двойным
поворотом. Затем оба побежали по галерее, выходящей на малый двор. Три
двери были отперты и снова заперты с поразительной быстротой, делавшей
честь проворству Гримо. Наконец они добрались до дворика, где играли в
мяч. Он был пуст, часовых не было, у окон никого.
Герцог бросился к стене. По ту сторону рва стояли три всадника с дву-
мя запасными лошадьми. Герцог обменялся с ними знаком, - они поджидали
именно его.
Тем временем Гримо прикрепил лестницу. Вернее, это была даже не лест-
ница, а клубок шелкового шнура с палкой на конце. На палку садятся вер-
хом, и клубок разматывается сам собою от тяжести сидящего.
- Спускайся, - сказал герцог.
- Раньше вас, ваше высочество? - спросил Гримо.
- Конечно. Если попадусь я, меня могут только опять посадить в
тюрьму; если попадешься ты, тебя, наверное, повесят.
- Правда, - сказал Гримо и, сев верхом на палку, начал свой опасный
спуск. Герцог с невольным ужасом следил за ним. Внезапно, когда до земли
оставалось всего футов пятнадцать, шнур оборвался, и Гримо полетел в
ров.
Герцог вскрикнул, но Гримо даже не застонал. Между тем он, должно
быть, сильно расшибся, потому что остался лежать без движения на месте.
Один из всадников, соскочив с лошади, спустился в ров и подвязал Гри-
мо под мышки веревку. Двое его товарищей взялись за другой конец и пота-
щили Гримо.
- Спускайтесь, ваше высочество, - сказал человек во рву, - тут не бу-
дет и пятнадцати футов, и мягко - трава!
Герцог быстро принялся за дело. Ему пришлось потруднее Гримо. У него
не было палки, и он вынужден был спускаться на руках с высоты пятидесяти
футов. Но, как мы уже говорили, герцог был ловок, силен и хладнокровен.
Не прошло и пяти минут, как он ужо повис на конце шнура. До земли оста-
валось действительно не больше пятнадцати футов. Герцог выпустил шнур и
спрыгнул благополучно, прямо на ноги.
Он быстро вскарабкался по откосу рва. Там встретил его Рошфор. Два
других человека были ему незнакомы. Бесчувственного Гримо привязали к
лошади.
- Господа, я поблагодарю вас позднее, - сказал принц, - теперь нам
дорога каждая минута. Вперед, друзья, за мной!
Он вскочил на лошадь и понесся во весь опор, с наслаждением вдыхая
свежий воздух и крича с неописуемой радостью:
- Свободен!.. Свободен!.. Свободен!..
XXVI
Д'АРТАНЬЯН ПОСПЕВАЕТ ВОВРЕМЯ
Приехав в Блуа, д'Артаньян получил деньги, которые Мазарини, горя не-
терпением поскорее увидать его, решился выдать ему в счет будущих зас-
луг.
Расстояние от Парижа до Блуа обыкновенный всадник проезжает в четыре
дня. Д'Артаньян подъехал к заставе Сен-Дени в полдень на третий день, а
в прежнее время ему потребовалось бы на это не больше двух дней. Мы уже
видели, что Атос, выехавший тремя часами позднее его, прибыл в Париж на
целые сутки раньше.
Планше совсем отвык от таких прогулок, и Д'Артаньян упрекнул его в
изнеженности.
- По ведь мы сделали сорок миль в три дня! - воскликнул Планше. -
По-моему, это очень недурно для кондитера!
- Неужели ты окончательно превратился в торговца, Планше, - сказал
д'Артаньян, - и намерен прозябать в своей лавчонке даже теперь, после
того как мы встретились?
- Гм! Не все же созданы для такой деятельной жизни, как вы, сударь, -
возразил Планше. - Посмотрите хоть на господина Атоса. Кто узнает в нем
