го, да и некогда. Но оставалось еще самое главное затруднение. Марья
Александровна бросилась в комнату Зины.
Зина ходила по комнате взад и вперед, сложив накрест руки, понурив
голову, бледная и расстроенная. В глазах ее стояли слезы; но решимость
сверкала во взгляде, который она устремила на мать. Она поспешно скрыла
слезы, и саркастическая улыбка появилась на губах ее.
- Маменька, - сказала она, предупреждая Марью Александровну, - сейчас
вы истратили со мною много вашего красноречия, слишком много. Но вы не
ослепили меня. Я не дитя. Убеждать себя, что делаю подвиг сестры мило-
сердия, не имея ни малейшего призвания, оправдывать свои низости, кото-
рые делаешь для одного эгоизма, благородными целями - все это такое ие-
зуитство, которое не могло обмануть меня. Слышите: это не могло меня об-
мануть, и я хочу, чтоб вы это непременно знали!
- Но, mon ange!.. - вскрикнула оробевшая Марья Александровна.
- Молчите, маменька! Имейте терпение выслушать меня до конца. Несмот-
ря на полное сознание того, что все это только одно иезуитство; несмотря
на полное мое убеждение в совершенном неблагородстве такого поступка, -
я принимаю ваше предложение вполне, слышите: вполне, и объявляю вам, что
готова выйти за князя и даже готова помогать всем вашим усилиям, чтобы
заставить его на мне жениться. Для чего я это делаю? - вам не надо
знать. Довольно и того, что я решилась. Я решилась на все: я буду пода-
вать ему сапоги, я буду его служанкой, я буду плясать для его удо-
вольствия, чтоб загладить перед ним мою низость; я употреблю все на све-
те, чтоб он не раскаивался в том, что женился на мне! Но, взамен моего
решения, я требую, чтоб вы откровенно сказали мне: каким образом вы все
это устроите? Если вы начали так настойчиво говорить об этом, то - я вас
знаю - вы не могли начать, не имея в голове какого-нибудь определенного
плана. Будьте откровенны хоть раз в жизни; откровенность - непременное
условие! Я не могу решиться, не зная положительно, как вы все это сдела-
ете?
Марья Александровна была так озадачена неожиданным заключением Зины,
что некоторое время стояла перед ней, немая и неподвижная от изумления,
и глядела на нее во все глаза. Приготовившись воевать с упорным роман-
тизмом своей дочери, сурового благородства которой она постоянно боя-
лась, она вдруг слышит, что дочь совершенно согласна с нею и готова на
все, даже вопреки своим убеждениям! Следственно, дело принимало необык-
новенную прочность, - и радость засверкала в глазах ее.
- Зиночка! - воскликнула она в увлечении, - Зиночка! ты плоть и кровь
моя!
Больше она ничего не могла выговорить и бросилась обнимать свою дочь.
- Ах, боже мой! я не прошу ваших объятий, маменька, - вскричала Зина
с нетерпеливым отвращением, - мне не надо ваших восторгов! я требую от
вас ответа на мой вопрос и больше ничего.
- Но, Зина, ведь я люблю тебя! Я обожаю тебя, а ты меня отталкива-
ешь... ведь я для твоего же счастья стараюсь...
И непритворные слезы заблистали в глазах ее. Марья Александровна
действительно любила Зину, по-своему, а в этот раз, от удачи и от волне-
ния, чрезвычайно расчувствовалась. Зина, несмотря на некоторую ограни-
ченность своего настоящего взгляда на вещи, понимала, что мать ее любит,
- и тяготилась этой любовью. Ей даже было бы легче, если б мать ее нена-
видела...
- Ну, не сердитесь, маменька, я в таком волнении, - сказала она, чтоб
успокоить ее.
- Не сержусь, не сержусь, мой ангельчик! - защебетала Марья Александ-
ровна, мигом оживляясь. - Ведь я и сама понимаю, что ты в волнении. Вот
видишь, друг мой, ты требуешь откровенности... Изволь, я буду откровен-
на, вполне откровенна, уверяю тебя! Только бы ты-то мне верила. И,
во-первых, скажу тебе, что вполне определенного плана, то есть во всех
подробностях, у меня еще нет, Зиночка, да и не может быть; ты, как умная
головка, поймешь - почему. Я даже предвижу некоторые затруднения... Вот
и сейчас эта сорока натрещала мне всякой всячины... (Ах, боже мой! спе-
шить бы надо!) Видишь, я вполне откровенна! Но, клянусь тебе, я достигну
цели! - прибавила она в восторге. - Уверенность моя вовсе не поэзия, как
ты давеча говорила, мой ангел; она основана на деле. Она основана на со-
вершенном слабоумии князя, - а ведь это такая канва, по которой вышивай
что угодно. Главное, чтоб не помешали! Да этим ли дурам перехитрить ме-
ня, - вскричала она, стукнув рукой по столу и сверкая глазами, - уж это
мое дело! А для этого - всего нужнее как можно скорей начинать, даже
чтоб сегодня и кончить все главное, если только возможно.
- Хорошо, маменька, только выслушайте еще одну... откровенность: зна-
ете ли, почему я так интересуюсь о вашем плане и не доверяю ему? Потому
что на себя не надеюсь. Я сказала уже, что решилась на эту низость; но
если подробности вашего плана будут уже слишком отвратительны, слишком
грязны, то объявляю вам, что я не выдержу и все брошу. Знаю, что это но-
вая низость: решиться на подлость и бояться грязи, в которой она плава-
ет, но что делать? Это непременно так будет!..
- Но, Зиночка, какая же тут особенная подлость, mon ange? - робко
возразила было Марья Александровна. - Тут только один выгодный брак, а
ведь это все делают! Только надобно с этой точки взглянуть, и все очень
благородно покажется...
- Ах, маменька, ради бога, не хитрите со мной! Вы видите, я на все,
на все согласна! ну чего ж вам еще? Пожалуйста, не бойтесь, если я назы-
ваю вещи их именами. Может быть, это теперь единственное мое утешение!
И горькая улыбка показалась на губах ее.
- Ну, ну, хорошо, мой ангельчик, можно быть несогласными в мыслях и
все-таки взаимно уважать друг друга. Только если ты беспокоишься о под-
робностях и боишься, что они будут грязны, то предоставь все эти хлопоты
мне; клянусь, что на тебя не брызнет ни капельки грязи. Я ли захочу тебя
компрометировать перед всеми? Положись только на меня, и все превосход-
но, преблагородно уладится, главное - преблагородно! Скандалу не будет
никакого, а если и будет какой-нибудь маленький, необходименький скан-
дальчик, - так... как-нибудь! - так ведь мы уж будем тогда далеко! ведь
уж здесь не останемся! Пусть их кричат во все горло, наплевать на них!
Сами же будут завидовать. Да и стоит того, чтоб о них заботиться! Я даже
удивляюсь тебе, Зиночка (но ты не сердись на меня), - как это ты, с тво-
ей гордостью, их боишься?
- Ах, маменька, я вовсе не их боюсь! вы совершенно меня не понимаете!
- отвечала раздражительно Зина.
- Ну,ну, душка, не сердись! Я только к тому, что они сами каждый бо-
жий день пакости строят, а тут ты всего-то какой-нибудь один разочек в
жизни... да и что я, дура! Вовсе не пакость! Какая тут пакость? Напро-
тив, это даже преблагородно. Я решительно докажу тебе это, Зиночка.
Во-первых, повторяю, все оттого, с какой точки зрения смотреть...
- Да полноте, маменька, с вашими доказательствами! - с гневом вскрик-
нула Зина и нетерпеливо топнула ногою.
- Ну, душка, не буду, не буду! я опять завралась...
Наступило маленькое молчание. Марья Александровна смиренно ходила за
Зиной и с беспокойством смотрела ей в глаза, как маленькая провинившаяся
собачка смотрит в глаза своей барыне.
- Я даже не понимаю, как вы возьметесь за дело, - с отвращением про-
должала Зина. - Я уверена, что вы наткнетесь на один только стыд. Я пре-
зираю их мнение, но для вас это будет позором.
- О, если только это тебя беспокоит, мой ангел, - пожалуйста, не бес-
покойся! прошу тебя, умоляю тебя! Только бы мы согласились, а обо мне не
беспокойся. Ох, если б ты только знала, из каких я передряг суха выходи-
ла? Такие ли дела мне случалось обделывать! ну, да позволь хоть только
попробовать! Во всяком случае прежде всего нужно как можно скорее быть
наедине с князем. Это самое первое! а все остальное будет зависеть от
этого! Но уж я предчувствую и остальное. Они все восстанут, но... это
ничего! я их сама отделаю! Пугает меня еще Мозгляков...
- Мозгляков? - с презрением проговорила Зина.
- Ну да, Мозгляков; только ты не бойся, Зиночка! клянусь тебе, я его
до того доведу, что он же будет нам помогать! Ты еще не знаешь меня, Зи-
ночка! ты еще не знаешь, какая я в деле! Ах! Зиночка, душенька! давеча,
как я услышала об этом князе, у меня уж и загорелась мысль в голове! Ме-
ня как будто разом всю осветило. И кто ж, и кто ж мог ожидать, что он к
нам приедет? Да ведь в тысячу лет не будет такой оказии! Зиночка! ан-
гельчик! Не в том бесчестие, что ты выйдешь за старика и калеку, а в
том, если выйдешь за такого, которого терпеть не можешь, а между тем
действительно будешь женой его! А ведь князю ты не будешь настоящей же-
ной. Это ведь и не брак! Это просто домашний контракт! Ведь ему ж, дура-
ку, будет выгода, - ему ж, дураку, дают такое неоцененное счастье! Ах,
какая ты сегодня красавица, Зиночка! раскрасавица, а не красавица! Да я
бы, если б была мужчиной, я бы тебе полцарства достала, если б ты захо-
тела! Ослы они все! Ну, как не поцеловать эту ручку? - И Марья Александ-
ровна горячо поцеловала руку у дочери. - Ведь это мое тело, моя плоть,
моя кровь! да хоть насильно женить его, дурака! А как заживем-то мы с
тобой, Зиночка! Ведь ты не разлучишься со мной, Зиночка? Ведь ты не про-
гонишь свою мать, как в счастье попадешь? Мы хоть и ссорились, мой ан-
гельчик, а все-таки у тебя не было такого друга, как я; все-таки...
- Маменька! если уж вы решились, то, может быть, вам пора... что-ни-
будь и делать. Вы здесь только время теряете! - в нетерпении сказала Зи-
на.
- Пора, пора, Зиночка, пора! ах! я заболталась! - схватилась Марья
Александровна. - Они там хотят совсем сманить князя. Сейчас же сажусь и
еду! Подъеду, вызову Мозглякова, а там... Да я его силой увезу, если на-
до! Прощай, Зиночка, прощай, голубчик, не тужи, не сомневайся, не грус-
ти, главное - не грусти! все прекрасно, преблагородно обделается! Глав-
ное, с какой точки смотреть... ну, прощай, прощай!..
Марья Александровна перекрестила Зину, выскочила из комнаты, с минут-
ку повертелась у себя перед зеркалом, а через две минуты катилась по
мордасовским улицам в своей карете на полозьях, которая ежедневно запря-
галась около этого часу в случае выезда. Марья Александровна жила en
grand.
"Нет, не вам перехитрить меня! - думала она, сидя в своей карете. -
Зина согласна, значит, половина дела сделана, и тут - оборваться! вздор!
Ай да Зина! Согласилась-таки наконец! Значит, и на твою головку действу-
ют иные расчетцы! Перспективу-то я выставила ей заманчивую! Тронула! Но
только ужас как она хороша сегодня! Да я бы, с ее красотой, пол-Европы
перевернула по-своему! Ну, да подождем... Шекспир-то слетит, когда кня-
гиней сделается да кой с чем познакомится. Что она знает? Мордасов да
своего учителя! Гм... Только какая же она будет княгиня! Люблю я в ней
эту гордость, смелость, недоступная какая! взглянет - королева взгляну-
ла. Ну как, ну как не понимать своей выгоды? Поняла ж наконец! Поймет и
остальное... Я ведь все-таки буду при ней! Согласится же наконец со мной
во всех пунктах! А без меня не обойдется! Я сама буду княгиня; меня и в
Петербурге узнают. Прощай, городишка! Умрет этот князь, умрет этот
мальчишка, и тогда я ее за владетельного принца выдам! Одного боюсь: не
слишком ли я ей доверилась? Не слишком ли откровенничала, не слишком ли
я расчувствовалась? Пугает она меня, ох, пугает!"
И Марья Александровна погрузилась в свои размышления. Нечего сказать:
они были хлопотливы. Но ведь говорится же, что охота пуще неволи.
Оставшись одна, Зина долго ходила взад и вперед по комнате, скрестив
руки, задумавшись. О многом она передумала. Часто и почти бессознательно
