догретое шампанским, музыкой и воскреснувшими воспоминаниями (а у кого
нет любимых воспоминаний?), стучало чаще и чаще, как уже давно не билось
оно... Он готов был опуститься на колени перед Зиной и почти плакал,
когда она кончила.
- O ma charmante enfant! - вскричал он, целуя ее пальчики. - Vous me
ravissez! Я теперь, теперь только вспомнил... Но... но... o ma charmante
enfant...
И князь даже не мог докончить.
Марья Александровна почувствовала, что наступила ее минута.
- Зачем же вы губите себя, князь? - воскликнула она торжественно. -
Столько чувства, столько жизненной силы, столько богатств душевных, и
зарыться на всю жизнь в уединение! убежать от людей, от друзей! Но это
непростительно! Одумайтесь, князь! взгляните на жизнь, так сказать, яс-
ным оком! Воззовите из сердца своего воспоминания прошедшего, - воспоми-
нания золотой вашей молодости, золотых беззаботных дней, - воскресите
их, воскресите себя! Начните опять жить в обществе, меж людей! Поезжайте
за границу, в Италию, в Испанию - в Испанию, князь!.. Вам нужно руково-
дителя, сердце, которое бы любило, уважало вас, вам сочувствовало? Но у
вас есть друзья! Позовите их, кликните их, и они прибегут толпами! Я
первая брошу все и прибегу на ваш вызов. Я помню нашу дружбу, князь; я
брошу мужа и пойду за вами... и даже, если б я была еще моложе, если б я
была так же хороша и прекрасна, как дочь моя, я бы стала вашей спутни-
цей, подругой, женой вашей, если б вы того захотели!
- И я уверен, что вы были une charmante personne в свое вре-мя - про-
говорил князь, сморкаясь в платок. Глаза его были омочены слезами.
- Мы живем в наших детях, князь, - с высоким чувством отвечала Марья
Александровна. - У меня тоже есть свой ангел-хранитель! И это она, моя
дочь, подруга моих мыслей, моего сердца, князь! Она отвергла уже семь
предложений, не желая расставаться со мною.
- Стало быть, она с вами поедет, когда вы бу-дете со-про-вождать меня
за гра-ни-цу? В таком случае я непременно поеду за границу! - вскричал
князь, одушевляясь. - Неп-ре-менно поеду! И если б я мог льстить себя
на-деж-дою... Но она очаровательное, оча-ро-ва-тельное дитя! O ma
charmante enfant!.. - И князь снова начал целовать ее руки. Бедняжка,
ему хотелось стать перед ней на колени.
- Но... но, князь, вы говорите: можете ли вы льстить себя надеждою? -
подхватила Марья Александровна, почувствовав новый прилив красноречия. -
Но вы странны, князь! Неужели вы считаете себя уже недостойным внимания
женщин? Не молодость составляет красоту. Вспомните, что вы, так сказать,
обломок аристократии! вы - представитель самых утонченных, самых рыцарс-
ких чувств и... манер! Разве Мария не полюбила старика Мазепу? Я помню,
я читала, что Лоз°н, этот очаровательный маркиз двора Людовика... я за-
была которого, - уже в преклонных летах, уже старик, - победил сердце
одной из первейшей придворных красавиц!.. И кто сказал вам, что вы ста-
рик? Кто научил вас этому! Разве люди, как вы, стареются? Вы с таким бо-
гатством чувств, мыслей, веселости, остроумия, жизненной силы, блестящих
манер! Но появитесь где-нибудь теперь, за границей, на водах, с молодою
женой, с такой же красавицей, как например моя Зина, - я не об ней гово-
рю, я говорю только так, для сравнения, - и вы увидите, какой колос-
сальный будет эффект! Вы - обломок аристократии, она - красавица из кра-
савиц! вы ведете ее торжественно под руку; она поет в блестящем общест-
ве, вы, с своей стороны, сыплете остроумием, - да все воды сбегутся
смотреть на вас! Вся Европа закричит, потому что все газеты, все
фельетоны на водах заговорят в один голос... Князь, князь! И вы говори-
те: можете ли вы льстить себя надеждою?
- Фельетоны... ну да. ну да!.. Это в газетах... - бормочет князь,
вполовину не понимая болтовню Марья Александровны и раскисая все более и
более. - Но.. ди-тя мое, если вы не ус-тали, - повторите еще раз тот ро-
манс, который вы сейчас пели!
- Ах, князь! Но у ней есть и другие романсы, еще лучше... Помните,
князь, "L'hirondelle?" Вы, вероятно, слышали?
- Да, помню... или, лучше сказать, я за-был. Нет, нет, прежний
ро-манс, тот самый, который она сейчас пе-ла! Я не хочу "L'hirondelle"!
Я хочу тот романс... - говорил князь, умоляя, как ребенок.
Зина пропела еще раз. Князь не мог удержаться и опустился перед ней
на колена. Он плакал.
- O ma belle chatelaine! - воскликнул он своим дребезжащим от старос-
ти и волнения голосом. - O ma charmante chatelaine! О милое дитя мое! вы
мне так много на-пом-нили... из того, что давно прошло... Я тогда пел
дуэты... с виконтессой... этот самый романс... а теперь... Я не знаю,
что уже те-перь...
Всю эту речь князь произнес задыхаясь и захлебываясь. Язык его при-
метно одеревенел. Некоторых слов почти совсем нельзя было разобрать.
Видно было только, что он в сильнейшей степени расчувствовался. Марья
Александровна немедленно подлила масла в огонь.
- Князь! Но вы, пожалуй, влюбитесь в мою Зину! - вскричала она, по-
чувствовав, что минута была торжественная.
Ответ князя превзошел ее лучшие ожидания.
- Я до безумия влюблен в нее! - вскричал старичок, вдруг весь оживля-
ясь, все еще стоя на коленах и весь дрожа от волнения. - Я ей жизнь го-
тов отдать! И если б я только мог на-де-яться... Но подымите меня, я
не-мно-го ослаб... Я... если б только мог надеяться предложить ей мое
сердце, то... я она бы мне каждый день пела ро-ман-сы, а я бы все смот-
рел на нее... все смотрел... Ах, боже мой!
- Князь, князь! вы предлагаете ей свою руку! вы хотите ее взять у ме-
ня, мою Зину! мою милую, моего ангела, Зину! Но я не пущу тебя, Зина!
Пусть вырвут ее из рук моих, из рук матери! - Марья Александровна броси-
лась к дочери и крепко сжала ее в объятиях, хотя чувствовала, что ее до-
вольно сильно отталкивали... Маменька немного пересаливала. Зина
чувствовала это всем существом своим и с невыразимым отвращением смотре-
ла на всю комедию. Однако ж она молчала, а это - все, что было надо
Марье Александровне.
- Она девять раз отказывала, чтоб только не разлучаться с своей ма-
терью! - кричала она. - Но теперь - мое сердце предчувствует разлуку.
Еще давеча я заметила, что она так смотрела на вас... Вы поразили ее
своим аристократизмом, князь, этой утонченностью!.. О! вы разлучите нас;
я это предчувствую!..
- Я о-бо-жаю ее! - пробормотал князь, все еще дрожа как осиновый лис-
тик.
- Итак, ты оставляешь мать свою! - воскликнула Марья Александровна,
еще раз бросаясь на шею дочери.
Зина торопилась кончить тяжелую сцену. Она молча протянула князю свою
прекрасную руку и даже заставила себя улыбнуться. Князь с благоговением
принял эту ручку и покрыл ее поцелуями.
- Я только теперь на-чи-наю жить, - бормотал он, захлебываясь от вос-
торга.
- Зина! - торжественно проговорила Марья Александровна, - взгляни на
этого человека! Это самый честнейший, самый благороднейший человек из
всех, которых я знаю! Это рыцарь средних веков! Но она это знает, князь;
она знает, на горе моему сердцу... О! зачем вы приехали! Я передаю вам
мое сокровище, моего ангела. Берегите ее, князь! Вас умоляет мать, и ка-
кая мать осудит меня за мою горесть!
- Маменька, довольно! - прошептала Зина.
- Вы защитите ее от обиды, князь? Ваша шпага блеснет в глаза клевет-
нику или дерзкому, который осмелится обидеть мою Зину?
- Довольно, маменька, или я...
- Ну да, блеснет... - бормотал князь. - Я только теперь начинаю
жить... Я хочу, чтоб сейчас же, сию ми-нуту была свадьба... я... Я хочу
послать сейчас же в Ду-ха-но-во. Там у меня брил-ли-анты. Я хочу поло-
жить их к ее ногам...
- Какой пыл! какой восторг! какое благородство чувств! - воскликнула
Марья Александровна. - И вы могли, князь, вы могли губить себя, удаляясь
от света? Я тысячу раз буду это говорить! Я вне себя, когда вспомню об
этой адской...
- Что же мне де-лать, я так бо-ялся! - бормотал князь, хныча и рас-
чувствовавшись. - Они меня в су-мас-шед-ший дом посадить хо-те-ли... Я и
испугался.
- В сумасшедший дом! О изверги! о бесчеловечные люди! О низкое ко-
варство! Князь, я это слышала! Но это сумасшествие со стороны этих лю-
дей. Но за что же, за что?!
- А я и сам не знаю за что! - отвечал старичок, от слабости садясь на
кресло. - Я, знаете, на ба-ле был и какой-то анекдот рас-сказал; а им не
понра-ви-лось. Ну и вышла история!
- Неужели только за это, князь?
- Нет. Я еще по-том в карты иг-рал с князем Петром Демен-тьи-чем и
без шести ос-тал-ся. У меня было два ко-ро-ля и три дамы... или, лучше
сказать, три дамы и два ко-ро-ля... Нет! один ко-ро-ль! а потом уж были
и да-мы...
- И за это? за это! о адское бесчеловечие! вы плачете, князь! Но те-
перь этого не будет! Теперь я буду подле вас, мой князь; я не расстанусь
с Зиной, и посмотрим, как они осмелятся сказать слово!.. И даже, знаете,
князь, ваш брак поразит их. Он пристыдит их! Они увидят, что вы еще спо-
собны... то есть они поймут, что не вышла бы за сумасшедшего такая кра-
савица! Теперь вы гордо можете поднять голову. Вы будете смотреть им
прямо в лицо...
- Ну да, я буду смотреть им пря-мо в ли-цо, - пробормотал князь, зак-
рывая глаза.
"Однако он совсем раскис, - подумала Марья Александровна. - Только
слова терять!"
- Князь, вы встревожены, я вижу это; вам непременно надо успокоиться,
отдохнуть от этого волнения, - сказала она, матерински нагибаясь к нему.
- Ну да, я бы хотел немно-го по-ле-жать, - сказал он.
- Да, да! Успокойтесь, князь! Эти волнения... Постойте, я сама прово-
жу вас... Я уложу вас сама, если надо. Что вы так смотрите на этот порт-
рет, князь? Это портрет моей матери - этого ангела, а не женщины! О, за-
чем ее нет теперь между нами! Это была праведница! князь, праведница! -
иначе я не называю ее!
- Пра-вед-ни-ца? c'est joli... У меня тоже была мать... princesse...
и - вообразите - нео-бык-новенн-но полная была жен-щина... Впрочем, я не
то хотел ска-зать... Я не-мно-го ослаб. Adieu, ma charmante enfant!.. Я
с нас-лажде-нием... я сегодня... завтра... Ну, да все рав-но! au revoir,
au revoir! - тут он хотел сделать ручкой, но поскользнулся и чуть не
упал на пороге.
- Осторожнее, князь! Обопритесь на мою руку, - кричала Марья Алек-
сандровна.
- Charmant! charmant! - бормотал он, уходя. - Я теперь только
на-чи-наю жить...
Зина осталась одна. Невыразимая тягость давила ее душу. Она чувство-
вала отвращение до тошноты. Она готова была презирать себя. Щеки ее го-
рели. С сжатыми руками, стиснув зубы, опустив голову, стояла она, не
двигаясь с места. Слезы стыда покатились из глаз ее... В эту минуту от-
ворилась дверь, и Мозгляков вбежал в комнату.
Глава IX
Он слышал все, все!
Он действительно не вошел, а вбежал, бледный от волнения и от ярости.
Зина смотрела на него с изумлением.
- Так-то вы! - вскричал он задыхаясь. - Наконец-то я узнал, кто вы
такая!
- Кто я такая! - повторила Зина, смотря на него как на сумасшедшего,
и вдруг глаза ее заблистали гневом.
- Как смели вы так говорить со мной! - вскричала она, подступая к не-
му.
- Я слышал все! - повторил Мозгляков торжественно, но как-то невольно
отступил шаг назад.
- Вы слышали? вы подслушивали? - сказала Зина, с презрением смотря на
него.
- Да! я подслушивал! да, я решился на подлость, но зато я узнал, что
вы самая... Я даже не знаю, как и выразиться, чтоб сказать вам... какая
вы теперь выходите! - отвечал он, все более и более робея перед взглядом
Зины.
- А хоть бы и слышали, в чем же вы можете обвинить меня? Какое право
вы имеете обвинять меня? Какое право имеете так дерзко говорить со мной?
