принял... Пенни за штуку! Такая польза, и только пенни за штуку!
Сразу нашлись два покупателя, и многие слушатели начинали явно скло-
няться к тому же. Заметив это, торговец стал еще болтливее.
- Выпустить не успеют, как все нарасхват разбирают! - продолжал па-
рень. - Четырнадцать водяных мельниц, шесть паровых машин и гальваничес-
кая батарея без отдыха выделывают их да все не поспевают, хотя люди тру-
дятся так, что помирают, а вдовам сейчас же дают пенсию и двадцать фун-
тов в год на каждого ребенка, а за близнецов - пятьдесят... Пенни за
штуку! Два полупенни тоже годятся, и четыре фартинга будут приняты с ра-
достью. Пенни за штуку! Пятна от вина, от фруктов, от пива, от воды, от
краски, дегтя, грязи, крови!.. Вот у этого джентльмена пятно на шляпе,
которое я выведу, не успеет он заказать мне пинту пива.
- Эй! - встрепенувшись, крикнул Сайкс. - Отдайте!
- Я его выведу, сэр, - возразил торговец, подмигивая компании, -
прежде чем вы подойдете с того конца комнаты. Джентльмены, здесь при-
сутствующие, обратите внимание на темное пятно на шляпе этого джентльме-
на величиной не больше шиллинга, но толщиной с полукрону. Будь пятно от
вина, от фруктов, от пива, от воды, от краски, дегтя, грязи или крови...
Торговец не кончил фразы, потому что Сайкс с отвратительным прок-
лятьем опрокинул стол и, вырвав у него шляпу, выбежал из дому.
Под влиянием все той же странной прихоти и колебаний, которые весь
день владели им вопреки его воле, убийца, убедившись, что его не пресле-
дуют и, по всей вероятности, приняли за угрюмого и пьяного парня, повер-
нул обратно в город и, сторонясь от фонарей кареты, стоявшей перед ма-
ленькой почтовой конторой, хотел пройти мимо, но узнал почтовую карету
из Лондона. Он почти угадывал, что за этим последует, но перешел дорогу
и стал прислушиваться.
У двери стоял кондуктор в ожидании почтовой сумки. В эту минуту к не-
му подошел человек в форме лесничего, и тот вручил ему корзинку, которую
поднял с мостовой.
- Это для вашей семьи, - сказал кондуктор. - Эй, вы, там, пошевели-
вайтесь! Будь проклята эта сумка, и вчера она была не готова. Так, знае-
те ли, не годится!
- Что нового в городе, Бен? - спросил лесничий, отступая к ставням,
чтобы удобнее было любоваться лошадьми.
- Ничего как будто не слышал, - ответил тот, надевая перчатки. - Цена
на хлеб немного поднялась. Слыхал, что толковали о каком-то убийстве в
Спителфилдсе, но не очень-то я этому верю.
- Нет, это правда, - сказал джентльмен, сидевший в карете и выгляды-
вавший из окна. - И вдобавок - Зверское убийство.
- Вот как, сэр! - отозвался кондуктор, притронувшись к шляпе. - Кого
убили, сэр: мужчину или женщину?
- Женщину, - ответил джентльмен. - Полагают...
- Эй, Бен! - нетерпеливо крикнул кучер.
- Будь проклята эта сумка! - воскликнул кондуктор. - Заснули вы там,
что ли?
- Иду! - крикнул, выбегая, заведующий конторой.
- Иду! - проворчал кондуктор. - Идет так же, как та молодая и богатая
женщина, которая собирается в меня влюбиться, да не знаю когда. Ну, да-
вайте! Готово!
Весело затрубил рог, и карета уехала. Сайкс продолжал стоять на ули-
це; казалось, его не взволновала только что услышанная весть, не трево-
жило ни одно сильное чувство, кроме колебаний, куда идти. Наконец, он
снова повернул назад и пошел по дороге, ведущей из Хэтфилда в Сент-Эл-
банс.
Он шел упрямо вперед. Но, оставив позади город и очутившись на без-
людной и темной дороге, он почувствовал, как подкрадываются к нему страх
и ужас, проникая до сокровенных его глубин. Все, что находилось впереди
- реальный предмет или тень, что-то неподвижное или движущееся, - прев-
ращалось в чудовищные образы, но эти страхи были ничто по сравнению с не
покидавшим его чувством, будто за ним по пятам идет призрачная фигура,
которую он видел этим утром. Он мог проследить ее тень во мраке, точно
восстановить очертания и видеть, как непреклонно и торжественно шествует
она. Он слышал шелест ее одежды в листве, и каждое дыхание ветра прино-
сило ее последний тихий стон. Если он останавливался, останавливалась и
она. Если он бежал, она следовала за ним, - не бежала, что было бы для
него облегчением, но двигалась, как труп, наделенный какойто механичес-
кой жизнью и гонимый ровным, унылым ветром, не усиливавшимся и не сти-
хавшим.
Иногда он поворачивался с отчаянным решением отогнать привидение, да-
же если б один его взгляд принес смерть; но волосы поднимались у него
дыбом и кровь стыла в жилах, потому что оно поворачивалось вместе с ним
и оставалось у него за спиной. Утром он удерживал его перед собой, но
теперь оно было за спиной - всегда. Он прислонился к насыпи и чувство-
вал, что оно высится над ним, вырисовываясь на фоне холодного ночного
неба. Он растянулся на дороге - лег на спину. Оно стояло над его голо-
вой, безмолвное, прямое и неподвижное - живой памятник с эпитафией, на-
чертанной кровью.
Пусть никто не говорит об убийцах, ускользнувших от правосудия, и не
высказывает догадку, что провидение, должно быть, спит. Одна нескончае-
мая минута этого мучительного страха стоила десятка насильственных смер-
тей.
В поле, где он проходил, был сарай, который мог служить пристанищем
на ночь. Перед дверью росли три высоких тополя, отчего внутри было очень
темно, и ветер жалобно завывал в ветвях. Он не мог идти дальше, пока не
рассветет, и здесь он улегся у самой стены, чтобы подвергнуться новой
пытке.
Ибо теперь видение предстало перед ним такое же неотвязное, но еще
более страшное, чем то, от которого он спасся. Эти широко раскрытые гла-
за, такие тусклые и такие остекленевшие, что ему легче было бы их ви-
деть, чем о них думать, появились во мраке; свет был в них, но они не
освещали ничего. Только два глаза, но они были всюду. Если он смыкал ве-
ки, перед ним возникала комната со всеми хорошо знакомыми предметами -
конечно, об иных он бы не вспомнил, если бы восстанавливал обстановку по
памяти, - каждая вещь на своем привычном месте. И труп был на своем мес-
те и глаза, какими он их видел, когда бесшумно уходил.
Он вскочил и побежал в поле. Фигура была у него за спиной. Он вернул-
ся в сарай и снова съежился там. Глаза появились раньше, чем он успел
лечь.
И здесь он остался, охваченный таким ужасом, какой никому был неве-
дом, дрожа всем телом и обливаясь холодным потом, как вдруг ночной ветер
донес издалека крики и гул голосов, испуганных и встревоженных. Челове-
ческий голос, прозвучавший в этом уединенном месте, пусть даже возвещая
о какой-то беде, принес ему облегчение. Сознание грозящей опасности зас-
тавило Сайкса обрести новые силы, и, вскочив на ноги, он выбежал из са-
рая.
Казалось, широко раскинувшееся небо было в огне. Поднимаясь вверх с
дождем искр и перекатываясь один через другой, вырывались языки пламени,
освещая окрестности на много миль и гоня облака дыма в ту сторону, где
он стоял. Рев стал громче, так как новые голоса подхватили вопль, и он
мог расслышать крики: "Пожар!" - сливавшиеся с набатом, грохотом от па-
дения каких-то тяжестей и треском огня, когда языки обвивались вокруг
какого-нибудь нового препятствия и вздымались вверх, словно подкреплен-
ные пищей. Пока он смотрел, шум усилился. Там были люди - мужчины и жен-
щины, - свет, суматоха. Для него это была как будто новая жизнь. Он рва-
нулся вперед - напрямик, опрометью, мчась сквозь вересковые заросли и
кусты и перескакивая через изгороди и заборы так же неудержимо, как его
собака, которая неслась впереди с громким и звонким лаем.
Он добежал. Метались полуодетые фигуры: одни старались вывести из ко-
нюшен испуганных лошадей, другие гнали скот со двора и из надворных
построек, тащили пожитки из горящего дома под градом сыпавшихся искр и
раскаленных докрасна балок. Сквозь отверстия, где час назад были двери и
окна, виднелось бушующее море огня; стены качались и падали в пылающий
колодец; расплавленный свинец и железо, добела раскаленные, лились пото-
ком на землю. Визжали женщины и дети, а мужчины подбадривали друг друга
громкими криками. Лязг пожарных насосов, свист и шипение струи, падавшей
на горящее дерево, сливались в оглушительный рев.
Он тоже кричал до хрипоты и, убегая от воспоминаний и самого себя,
нырнул в гущу толпы. Из стороны в сторону бросался он в эту ночь, то
трудясь у насосов, то пробиваясь сквозь дым и пламя, но все время норовя
попасть туда, где больше всего было шума и людей. На приставных лестни-
цах, наверху и внизу, на крышах строений, на половицах, скрипевших и ко-
лебавшихся под его тяжестью, под градом падающих кирпичей и камней, -
всюду, где бушевал огонь, был он, но его жизнь была заколдована, он ос-
тался невредимым: ни единой царапины, ни ушибов; он не ведал ни усталос-
ти, ни мыслей, пока снова не занялась заря и остались только дым да по-
черневшие развалины.
Когда прошло это сумасшедшее возбуждение, с удесятеренной силой вер-
нулось страшное сознание совершенного преступления. Он подозрительно ос-
мотрелся; люди разговаривали, разбившись на группы, и он опасался, что
предметом их беседы служит он. Собака повиновалась выразительному движе-
нию его пальца, и они крадучись пошли прочь. Он проходил мимо пожарного
насоса, где сидели несколько человек, и они окликнули его, предлагая с
ними закусить. Он поел хлеба и мяса, а когда принялся за пиво, услыхал,
как пожарные, которые явились из Лондона, толкуют об убийстве.
- Говорят, он пошел в Бирмингем, - сказал один, - но его схватят, по-
тому что сыщики уже на ногах, а завтра к вечеру об этом будут знать по
всей стране.
Он поспешил уйти и шел, пока не подкосились ноги, - тогда он лег на
тропинке и спал долго, но беспокойным сном. Снова он побрел, нереши-
тельный и колеблющийся, страшно боясь провести еще ночь в одиночестве.
Вдруг он принял отчаянное решение вернуться в Лондон.
"Там хоть есть с кем поговорить, - подумал он, - и надежное место,
чтобы спрятаться. Раз пущен слух, что я в этих краях, им не придет в го-
лову ловить меня там. Почему бы мне не притаиться на недельку, а потом
выколотить деньги из Феджина и уехать во Францию? Черт побери, рискну!"
Этому побуждению он последовал немедленно и, выбирая самые глухие до-
роги, пустился в обратный путь, решив укрыться где-нибудь неподалеку от
столицы, в сумерках войти в нее окольными путями и отправиться в тот
квартал, который он наметил целью своего путешествия.
А собака? Если разосланы сведения о его приметах, не забудут, что со-
бака тоже исчезла и, по всей вероятности, ушла с ним. Это может привести
к аресту, когда он будет проходить по улицам. Он решил утопить ее и по-
шел дальше, отыскивая какой-нибудь пруд; по дороге поднял тяжелый камень
и завязал его в носовой платок.
Пока делались эти приготовления, собака не сводила глаз со своего хо-
зяина; инстинкт ли предупредил собаку об их цели, или же косой взгляд,
брошенный на нее грабителем, был суровее обычного, но она держалась по-
зади него немного дальше, чем всегда, и поджала хвост, как только он за-
медлил шаги. Когда ее хозяин остановился у небольшого пруда и оглянулся,
чтобы подозвать ее, она не тронулась с места.
- Слышишь, зову! Сюда! - крикнул Сайкс.
Собака подошла в силу привычки, но, когда Сайкс нагнулся, чтобы обвя-
зать ей шею платком, она глухо заворчала и отскочила.
- Назад! - крикнул грабитель.
Собака завиляла хвостом, но осталась на том же месте. Сайкс сделал
мертвую петлю и снова позвал ее.
Собака подошла, отступила, постояла секунду, повернулась и стремглав
бросилась прочь.
Сайкс свистнул еще и еще раз, сел и стал ждать, надеясь, что она вер-
нется. Но собака так и не вернулась, и, наконец, он снова тронулся в
путь.
ГЛАВА XLIX Монкс и мистер Браунлоу, наконец, встречаются. Их беседа и
