смотрел, бывало, с благоговением, считая ее великолепным дворцом, но ко-
торая утратила часть своего великолепия и внушительности). Здесь уже
ждал их мистер Гримуиг, поцеловавший молодую леди, а также и старую,
когда они вышли из кареты, словно приходился дедушкой всей компании, -
мистер Гримуиг, расплывавшийся в улыбках, приветливый и не выражавший
желания съесть свою голову, - да, ни разу, даже когда поспорил с очень
старым форейтором о кратчайшем пути в Лондон и уверял, что он лучше зна-
ет, хотя только один раз ехал этой дорогой, да и то крепко спал. Их ждал
обед, спальни были приготовлены, и все устроено, словно по волшебству.
И все же, когда по прошествии получаса суматоха улеглась, снова нас-
тупило то неловкое молчание, которое сопутствовало их путешествию. За
обедом мистер Браунлоу не присоединился к ним и оставался в своей комна-
те. Два других джентльмена то приходили торопливо, то уходили с взволно-
ванными лицами, а в те короткие промежутки времени, пока находились
здесь, беседовали друг с другом в сторонке.
Один раз вызвали миссис Мэйли, и после часового отсутствия она верну-
лась с опухшими от слез глазами. Все это породило беспокойство и расте-
рянность у Роз и Оливера, которые не были посвящены в новые тайны. В не-
доумении они сидели молча либо, если обменивались несколькими словами,
говорили шепотом, словно боялись услышать звук собственного голоса.
Наконец, когда пробило девять часов и они начали подумывать, что се-
годня вечером им ничего больше не придется узнать, в комнату вошли мис-
тер Лосберн и мистер Гримуиг в сопровождении мистера Браунлоу и челове-
ка, при виде которого Оливер чуть не вскрикнул от изумления: его предуп-
редили, что придет его брат, а это был тот самый человек, которого он
встретил в городе, где базар, и видел, когда тот вместе с Феджином заг-
лядывал в окно его маленькой комнатки. Монкс бросил на пораженного
мальчика взгляд, полный ненависти, которую даже теперь не мог скрыть, и
сел у двери. Мистер Браунлоу, державший в руке какие-то бумаги, подошел
к столу, у которого сидели Роз и Оливер.
- Это тягостная обязанность, - сказал он, - но заявления, подписанные
в Лондоне в присутствии многих джентльменов, должны быть в основных чер-
тах повторены здесь. Я бы хотел избавить вас от унижения, но мы должны
услышать их из ваших собственных уст, прежде чем расстанемся. Причина
вам известна.
- Продолжайте, - отвернувшись, сказал тот, к кому он обращался. - По-
торопитесь. Думаю, я сделал почти все, что требуется. Не задерживайте
меня здесь.
- Этот мальчик, - сказал мистер Браунлоу, притянув к себе Оливера и
положив руку ему на голову, - ваш единокровный брат, незаконный сын ва-
шего отца, дорогого моего друга Эдвина Лифорда, и бедной юной Агнес Фле-
минг, которая умерла, дав ему жизнь.
- Да, - отозвался Монкс, бросив хмурый взгляд на трепещущего мальчи-
ка, у которого сердце билось так, что он мог услышать его биение. - Это
их незаконнорожденный ублюдок.
- Вы позволяете себе оскорблять тех, - сурово сказал мистер Браунлоу,
- кто давно ушел в иной мир, где бессильны наши жалкие осуждения. Оно не
навлекает позора ни на одного живого человека, за исключением вас, вос-
пользовавшегося им. Не будем об этом говорить... Он родился в этом горо-
де.
- В здешнем работном доме, - последовал угрюмый ответ. - У вас там
записана эта история. - С этими словами он нетерпеливо указал на бумаги.
- Вы должны сейчас ее повторить, - сказал мистер Браунлоу, окинув
взглядом слушателей.
- Ну так слушайте! - воскликнул Монкс. - Когда его отец заболел в Ри-
ме, к нему приехала жена, моя мать, с которой он давно разошелся. Она
выехала из Парижа и взяла меня с собой - мне кажется, она хотела прис-
мотреть за его имуществом, так как сильной любви она к нему отнюдь не
питала, так же как и он к ней. Нас он не узнал, потому что был без соз-
нания и не приходил в себя вплоть до следующего дня, когда он умер. Сре-
ди бумаг у него в столе мы нашли пакет, помеченный вечером того дня,
когда он заболел, и адресованный на ваше имя, - повернулся он к мистеру
Браунлоу. - На конверте была короткая приписка, в которой он просил вас
после его смерти переслать этот пакет по назначению. В нем лежали две
бумаги - письмо к этой девушке - Агнес - и завещание.
- Что вы можете сказать о письме? - спросил мистер Браунлоу.
- О письме?.. Лист бумаги, в котором многое было Замарано, с покаян-
ным признанием и молитвами богу о помощи ей. Он одурачил девушку сказ-
кой, будто какаято загадочная тайна, которая в конце концов должна раск-
рыться, препятствует в настоящее время его бракосочетанию с ней, и она
жила, терпеливо доверяясь ему, пока ее доверие не зашло слишком далеко и
она не утратила то, чего никто не мог ей вернуть. В то время ей остава-
лось всего несколько месяцев до родов. Он поведал ей обо всем, что наме-
ревался сделать, чтобы скрыть ее позор, если будет жив, и умолял ее, ес-
ли он умрет, не проклинать его памяти и не думать о том, что последствия
их греха падут на нее или на их младенца, ибо вся вина лежит на нем. Он
напоминал о том дне, когда подарил ей маленький медальон и кольцо, на
котором было выгравировано ее имя и оставлено место для того имени, ка-
кое он надеялся когда-нибудь ей дать; умолял ее хранить медальон и но-
сить на сердце, как она это делала раньше, а затем снова и снова повто-
рял бессвязно все те же слова, как будто лишился рассудка. Думаю, так
оно и было.
- А завещание? - задал вопрос мистер Браунлоу.
Оливер заливался слезами. Монкс молчал.
- Завещание, - заговорил вместо него мистер Браунлоу, - было состав-
лено в том же духе, что и письмо. Он писал о несчастьях, какие навлекла
на него его жена, о строптивом нраве, порочности, злобе, о том, что уже
с раннего детства проявились дурные страсти у вас, его единственного сы-
на, которого научили ненавидеть его, и оставил вам и вашей матери по во-
семьсот фунтов годового дохода каждому. Все остальное свое имущество он
разделил на две равные части: одну для Агнес Флеминг, другую для ребен-
ка, если он родится живым и достигнет совершеннолетия. Если бы родилась
девочка, она должна была унаследовать деньги безоговорочно; если
мальчик, то лишь при условии, что до совершеннолетия он не запятнает
своего имени никаким позорным, бесчестным, подлым или порочным поступ-
ком. По его словам, он сделал это, чтобы подчеркнуть свое доверие к ма-
тери и свое убеждение, укрепившееся с приближением смерти, что ребенок
унаследует ее кроткое сердце и благородную натуру. Если бы он обманулся
в своих ожиданиях, деньги перешли бы к вам; ибо тогда - и только тогда,
когда оба сына были бы равны, - соглашался он признать, что права притя-
зать на его кошелек в первую очередь имеете вы, который никогда не при-
тязал на его сердце, но еще в раннем детстве оттолкнул его своей холод-
ностью и злобой.
- Моя мать, - повысив голос, сказал Монкс, - сделала то, что сделала
бы любая женщина. Она сожгла это Завещание. Письмо так и не достигло
места своего назначения; но и письмо и другие доказательства она сохра-
нила на случай, если эти люди когда-нибудь попытаются скрыть пятно позо-
ра. Отец девушки узнал от нее правду со всеми преувеличениями, какие
могла подсказать ее жестокая ненависть, - за это я люблю ее теперь. Под
гнетом стыда и бесчестья он бежал со своими детьми в самый отдаленный
уголок Уэльса, переменив даже свою фамилию, чтобы друзья не могли отыс-
кать его убежище; и здесь, спустя некоторое время, его нашли мертвым в
постели. За несколько недель до этого девушка тайком ушла из дому; он
искал ее, бродя по окрестным городам и деревням. В ту самую ночь, когда
он вернулся домой, уверенный, что она покончила с собой, чтобы скрыть
свой и его позор, его старое сердце разорвалось.
Наступило короткое молчание, после которого мистер Браунлоу продолжал
рассказ.
- По прошествии многих лет, - сказал он, - мать Этого человека - Эду-
арда Лифорда - явилась ко мне. Он покинул ее, когда ему было только во-
семнадцать лет; похитил у нее драгоценности и деньги; играл в азартные
игры, швырял деньгами, не останавливался перед мошенничеством и бежал в
Лондон, где в течение двух лет поддерживал связь с самыми гнусными по-
донками общества. Она страдала мучительным и неизлечимым недугом и хоте-
ла отыскать его перед смертью. Начато было дознание, и предприняты самые
тщательные поиски. Долгое время они были безрезультатны, но в конце кон-
цов увенчались успехом, и он вернулся с матерью во Францию.
- Там она умерла после долгой болезни, - продолжал Монкс, - и на
смертном одре завещала мне эти тайны, а также неутолимую и смертельную
ненависть ко всем, кого они касались, - хотя ей незачем было завещать ее
мне, потому что эту ненависть я унаследовал гораздо раньше. Она отказы-
валась верить, что девушка покончила с собой, а стало быть и с ребенком,
и не сомневалась, что родился мальчик и этот мальчик жив. Я поклялся ей
затравить его, если он когда-нибудь появится на моем пути; не давать ему
ни минуты покоя; преследовать его с самой, неукротимой жестокостью; из-
лить на него всю сжигавшую меня ненависть и, если сумею, притащить его к
самому подножию виселиц, и тем посмеяться над оскорбительным завещанием
отца. Она была права. Он появился, наконец, на моем пути. Я начал хоро-
шо, и, не будь этих болтливых шлюх, я бы кончил так же, как начал!
Когда негодяй скрестил руки и в бессильной злобе стал вполголоса
проклинать самого себя, мистер Браунлоу повернулся к потрясенным слуша-
телям и пояснил, что еврей, старый сообщник и доверенное лицо Монкса,
получил большое вознаграждение за то, чтобы держать в сетях Оливера,
причем часть этого вознаграждения надлежало возвратить в случае, если
тому удастся спастись, и что спор, возникший по этому поводу, повлек за
собой их посещение загородного дома с целью опознать мальчика.
- Медальон и кольцо? - сказал мистер Браунлоу, поворачиваясь к Монк-
су.
- Я их купил, у мужчины и женщины, о которых говорил вам, а они укра-
ли их у сиделки, которая сияла их с трупа, - не поднимая глаз, ответил
Монкс. - Вам известно, что случилось с ними.
Мистер Браунлоу кивнул мистеру Гримуигу, который, стремительно выбе-
жав из комнаты, вскоре вернулся, подталкивая вперед миссис Бамбл и таща
за собою упирающегося супруга.
- Уж не обманывают ли меня глаза, или это в самом деле маленький Оли-
вер? - воскликнул мистер Бамбл с явно притворным восторгом. - Ах, Оли-
вер, если бы ты знал, как я горевал о тебе!..
- Придержи язык, болван! - пробормотала миссис Бамбл.
- Это голос природы, природы, миссис Бамбл! - возразил надзиратель
работного дома. - Неужели я не могу расчувствоваться - я, воспитавший
его по-приходски, - когда вижу, как он восседает здесь среди леди и
джентльменов самой приятнейшей наружности! Я всегда любил этого мальчи-
ка, как будто он приходился мне родным... родным дедушкой, - продолжал
мистер Бамбл, запнувшись и подыскивая удачное сравнение. - Оливер, доро-
гой мой, ты помнишь того достойного джентльмена в белом жилете? Ах, Оли-
вер, на прошлой неделе он отошел на небо в дубовом гробу с ручками нак-
ладного серебра.
- Довольно, сэр! - резко сказал мистер Гримуиг. - Сдержите свои
чувства.
- Постараюсь по мере сил, сэр, - ответил мистер Бамбл. - Как поживае-
те, сэр? Надеюсь, - вы в добром здоровье.
Это приветствие было обращено к мистеру Браунлоу, который остановился
в двух шагах от почтенной четы. Он спросил, указывая на Монкса:
- Знаете ли вы этого человека?
- Нет, - решительно ответила Миссис Бамбл.
- Быть может, и вы не знаете? - сказал мистер Браунлоу, обращаясь к
ее супругу.
- Ни разу в жизни его не видел, - сказал мистер Бамбл.
- И, может быть, ничего ему не продавали?
