- Пожалуй, лучше будет, Джайлс, если вы сядете в карсту и поедете к
моей матери, - сказал он. - А я предпочел бы пройтись пешком, чтобы вы-
играть время, прежде чем увижу ее. Можете сказать ей, что я сейчас при-
ду.
- Прошу прощенья, мистер Гарри, - сказал Джайлс, наводя носовым плат-
ком последний лоск на свою взбудораженную физиономию, - но если бы вы
приказали форейтору передать это поручение, я был бы вам весьма призна-
телен. Не годится, чтобы служанки видели меня в таком состоянии, сэр...
Я утрачу всякий авторитет в их глазах.
- Хорошо, - с улыбкой ответил Гарри Мэйли, - поступайте как знаете.
Пусть он отправляется вперед с багажом, если вам это по вкусу, а вы сле-
дуйте за ним вместе с нами. Но сначала смените этот ночной колпак ид бо-
лее приличный головной убор, не то нас примут за сумасшедших.
Мистер Джайлс, получив напоминание о неподобающем своем наряде, сор-
вал с головы и спрятал в карман ночной колпак и заменил его шляпой со-
лидного и простого фасона, которую достал из кареты. Когда с этим было
покончено, форейтор поехал дальше; Джайлс, мистер Мэйли и Оливер следо-
вали за ним не спеша.
Дорогой Оливер с большим интересов и любопытством посматривал на при-
езжего. На вид ему было лет двадцать пять; он был среднего роста, лицо
открытое и красивое, обхождение простое и непринужденное. Невзирая на
разницу в возрасте, он так походил на пожилую леди, что Оливер мог бы
догадаться об их родстве, даже если бы он не упомянул о ней как о своей
матери.
Когда он подходил к коттеджу, миссис Мэйли с нетерпением поджидала
сына. При встрече оба были очень взволнованы.
- Маменька, - прошептал молодой человек, - почему вы не написали
раньше?
- Я написала, - ответила миссис Мэйли, - но, подумав, решила не посы-
лать письма, пока не услышу мнение мистера Лосберна.
- Но зачем, - продолжал молодой человек, - зачем было рисковать, ког-
да могло случиться то, что едва не случилось? Если бы Роз... нет, сейчас
я не могу выговорить это слово... если бы исход болезни оказался иным,
разве могли бы вы когда-нибудь простить себе? Разве мог бы я когда-ни-
будь быть снова счастлив?
- Случись самое скверное, Гарри, - сказала миссис Мэйли, - твоя
жизнь, боюсь, была бы навсегда разбита, и тогда имело бы очень, очень
мало значения, приехал ты сюда днем раньше или позже.
- А если и так, что удивительного? - возразил молодой человек. - И
зачем говорить если? Это так и есть, так и есть... вы это знаете, ма-
менька... должны знать.
- Я знаю, что она заслуживает самой нежной и чистой любви, на какую
способно сердце мужчины, - сказала миссис Мэйли, - знаю, что ее предан-
ная и любящая натура требует не легкого чувства, но глубокого и постоян-
ного. Если бы я этого не понимала и не знала вдобавок, что, изменись к
ней тот, кого она любит, она тут же умерла бы с горя, я почла бы свою
задачу не столь трудной и с легким сердцем взялась бы за исполнение то-
го, что считаю своим непреложным долгом.
- Это жестоко, маменька, - сказал Гарри. - Неужели вы до сих пор
смотрите на меня как на мальчика, не ведающего своего собственного серд-
ца и не понимающего стремлений своей души?
- Я думаю, дорогой мой сын, - ответила миссис Мэйли, положив руку ему
на плечо, - что юности свойственны благородные стремления, которые не
бывают длительными, а среди них есть такие, которые, будучи удовлетворе-
ны, оказываются еще более мимолетными. А прежде всего я думаю, - продол-
жала леди, не спуская глаз с сына, - что если восторженный, пылкий и
честолюбивый человек вступает в брак с девушкой, на чьем имени лежит
пятно, то хотя она в этом не повинна, бессердечные и дурные люди могут
карать и ее и их детей и, по мере его успеха в свете, напоминать ему об
этом пятне и издеваться над ним; и я думаю, что этот человек - как бы ни
был он великодушен и добр по природе - может когда-нибудь раскаяться в
союзе, какой заключил в молодости. А она, зная об этом, будет страдать.
- Маменька, - нетерпеливо сказал молодой человек, - тот, кто поступил
бы так, недостоин называться мужчиной и недостоин женщины, которую вы
описываете.
- Так думаешь ты теперь, Гарри, - отозвалась мать.
- И так буду думать всегда! - воскликнул молодой человек. - Душевная
пытка, какую я претерпел за эти два дня, вырывает у меня признание в
страсти, которая, как вам хорошо известно, родилась не вчера и возникла
не вследствие моего легкомыслия. Роз, милой, кроткой девушке, навсегда
отдано мое сердце, как только может быть отдано женщине сердце мужчины.
Все мои мысли, стремления, надежды связаны с нею, и, препятствуя мне в
этом, вы берете в свои руки мое спокойствие и счастье и пускаете их по
ветру. Маменька, подумайте хорошенько об этом и обо мне и не пренебре-
гайте тем счастьем, о котором вы как будто так мало думаете!
- Гарри! - воскликнула миссис Мэйли. - Как раз потому, что я так мно-
го думаю о горячих и чувствительных сердцах, мне бы хотелось избавить их
от ран. Но сейчас сказано об этом достаточно, более чем достаточно...
- В таком случае пусть решает Роз, - перебил Гарри. - Вы не будете
отстаивать свои взгляды, чтобы создавать препятствия на моем пути?
- Нет, - ответила миссис Мэйли, - но мне бы хотелось, чтобы ты поду-
мал...
- Я думал! - последовал нетерпеливый ответ. - Мама, я думал годы и
годы. Я начал думать об этом, как только стал способен рассуждать
серьезно. Мои чувства неизменны, и такими они останутся. К чему мне тер-
петь мучительную отсрочку и сдерживать их, раз это ничего доброго при-
нести не может? Нет! Прежде чем я отсюда уеду. Роз должна меня выслу-
шать.
- Она выслушает, - сказала миссис Мэйли.
- Судя по вашему тону, вы как будто полагаете, маменька, что она выс-
лушает меня холодно, - сказал молодой человек.
- Нет, не холодно, - ответила старая леди. - Совсем нет.
- Тогда как? - настаивал молодой человек. - Не отдала ли она свое
сердце другому?
- Конечно, нет! - сказала его мать. - Если не ошибаюсь, ее сердце
принадлежит тебе. Но вот что хотелось бы мне сказать, - продолжала ста-
рая леди, удерживая сына, когда тот хотел заговорить, - прежде чем ста-
вить все на эту карту, прежде чем позволить себе унестись на крыльях на-
дежды, подумай минутку, дорогое мое дитя, об истории Роз и рассуди, как
может повлиять на ее решение то, что она знает о своем сомнительном про-
исхождении, раз она так предана нам всей своей благородной душой и всег-
да так безгранично готова пренебречь своими интересами - как в серьезных
делах, так и в пустяках.
- Что вы хотите этим сказать?
- Я предоставляю тебе подумать, - отозвалась миссис Мэйли. - Я должна
вернуться к ней. Да благословит тебя бог!
- Мы еще увидимся сегодня вечером? - с волнением спросил молодой че-
ловек.
- Позднее, - ответила леди, - когда я приду от Роз.
- Вы ей скажете, что я здесь? - спросил Гарри.
- Конечно, - ответила миссис Мэйли.
- И скажите, в какой я был тревоге, сколько страдал и как хочу ее ви-
деть. Вы не откажете мне в этом, маменька?
- Нет, - отозвалась старая леди. - Я скажу ей все.
И, ласково пожав сыну руку, она вышла. Пока шел этот торопливый раз-
говор, мистер Лосберн и Оливер оставались в другом конце комнаты. Теперь
мистер Лосберн протянул руку Гарри Мэйли, и они обменялись сердечными
приветствиями. Затем доктор в ответ на многочисленные вопросы своего мо-
лодого друга дал точный отчет о состоянии больной, оказавшейся не менее
утешительным, чем слова Оливера, пробудившие в нем надежду. Мистер
Джайлс, делая вид, будто занят багажом, прислушивался, навострив уши.
- За последнее время ничего особенного не подстрелили, Джайлс? - ос-
ведомился доктор, закончив отчет.
- Ничего особенного, сэр, - ответил мистер Джайлс, покраснев до ушей.
- И воров никаких не поймали и никаких грабителей не опознали? - про-
должал доктор.
- Никаких, сэр, - важно ответил мистер Джайлс.
- Жаль, - сказал доктор, - потому что такого рода дела вы обделываете
превосходно... А скажите, пожалуйста, как поживает Бритлс?
- Паренек чувствует себя прекрасно, сэр, - ответил мистер Джайлс,
вновь обретя свой обычный, снисходительный тон, - и просит засвиде-
тельствовать вам свое глубокое уважение.
- Отлично, - сказал доктор. - При виде вас я вспомнил, мистер Джайлс,
что за день до того, как меня так поспешно вызвали, я исполнил, по
просьбе вашей доброй хозяйки, маленькое приятное для вас поручение. Не
угодно ли вам отойти на минутку сюда, в угол?
Мистер Джайлс величественно, с некоторым изумлением отступил в угол и
имел честь вести шепотом краткую беседу с доктором, по окончании которой
отвесил великое множество поклонов и удалился необычайно важной пос-
тупью. Предмет этого собеседования остался тайной в гостиной, но неза-
медлительно был обнародован в кухне, ибо мистер Джайлс отправился прямо
туда и, потребовав кружку эля, возвестил с торжественным видом, что его
госпоже угодно было в награду за его доблестное поведение в день неудав-
шегося грабежа положить в местную сберегательную кассу двадцать пять
фунтов специально для него. Тут обе служанки подняли руки и глаза к небу
и предположили, что теперь мистер Джайлс совсем возгордится. На это мис-
тер Джайлс, расправив жабо, ответствовал: "Нет, нет", - добавив, что,
если они заметят хоть сколько-нибудь высокомерное отношение с его сторо-
ны к подчиненным, он будет им благодарен, когда бы они ему об этом ни
сказали. А затем он сделал еще много других замечаний, в не меньшей мере
свидетельствовавших о его скромности, которые были приняты так же бла-
госклонно и одобрительно и являлись такими же оригинальными и уместными,
какими обычно бывают замечания великих людей.
Конец вечера прошел наверху весело: доктор был в превосходном распо-
ложении духа, а как ни был утомлен сначала или озабочен Гарри Мэйли, од-
нако и он не мог устоять перед добродушием достойного джентльмена, про-
являвшимся в разнообразнейших остротах, всевозможных профессиональных
воспоминаниях и бесчисленных шутках, которые казались Оливеру самыми за-
бавными из всех им слышанных и заставляли его смеяться, к явному удо-
вольствию доктора, который и сам хохотал безудержно и, в силу симпатии,
принуждал Гарри смеяться чуть ли не так же заразительно. Таким образом,
они провели время очень приятно, насколько возможно при данных обстоя-
тельствах, и было уже поздно, когда они с легким и благодарным сердцем
ушли отдыхать, в чем после недавно перенесенных треволнений и беспо-
койства очень нуждались.
Утром Оливер проснулся бодрым и принялся за свои обычные занятия с
такой надеждой и радостью, каких не знал много дней. Клетки были снова
развешаны, чтобы птицы пели на старых своих местах; и снова были собраны
самые душистые полевые цветы, чтобы красотой своей радовать Роз. Грусть,
которая, как представлялось печальным глазам встревоженного мальчика,
нависла надо всем вокруг, хотя вокруг все и было прекрасно, рассеялась,
словно по волшебству. Казалось, роса ярче сверкала на зеленой листве,
ветер шелестел в ней нежнее и небо стало синее и ярче - Так влияют наши
собственные мысли даже на внешний вид предметов. Люди, взирающие на при-
роду и своих ближних и утверждающие, что все хмуро и мрачно, - правы; но
темные тона являются отражением их собственных затуманенных желчью глаз
и сердец. В действительности же краски нежны и требуют более ясного зре-
ния.
Не мешает - отметить - и Оливер не преминул обратить на это внимание,
- что в утренние свои экскурсии он отправлялся теперь не один. Гарри
Мэйли с того утра, когда он встретил Оливера, возвращающегося домой со
своей ношей, воспылал такой любовью к цветам и проявил столько вкуса при
составлении букетов, что заметно превзошел своего юного спутника. Но ес-
