находились белое здание банка, красная пивоварня и желтая ратуша, а на
углу стоял большой деревянный дом, окрашенный в зеленый цвет, на фасаде
которого виднелась вывеска Джорджа. К этому дому и бросился Оливер, как
только его заметил.
Он заговорил, с форейтором, дремавшим в подворотне, который, выслу-
шав, направил его к конюху, а тот к хозяину гостиницы, высокому
джентльмену в синем галстуке, белой шляпе, темных штанах и сапогах с от-
воротами, который, прислонясь к насосу у ворот конюшни, ковырял в зубах
серебряной зубочисткой.
Сей джентльмен неторопливо пошел в буфетную выписать счет, что отняло
много времени; когда счет был готов и оплачен, нужно было оседлать ло-
шадь, а человеку одеться, и на это ушло еще добрых десять минут. Оливер
был в таком нетерпении и тревоге, что не прочь был сам вскочить в седло
и мчаться галопом до следующей станции. Наконец, все было готово; и ког-
да маленький пакет был вручен вместе с предписаниями и мольбами как мож-
но скорее его доставить, человек пришпорил лошадь и поскакал по неровной
мостовой рыночной площади; минуты через две он был уже за городом и
мчался по дороге к заставе.
Так как было нечто успокоительное в сознании, что За помощью послано
и ни минуты не потеряно, Оливер, у которого немножко отлегло от сердца,
побежал через двор гостиницы. В воротах он неожиданно налетел на высоко-
го, закутанного в плащ человека, выходившего в тот момент из гостиницы.
- Ого! - вскричал этот человек, взглянув на Оливера и внезапно попя-
тившись. - Черт возьми, что это значит?
- Простите, сэр, - сказал Оливер, - я очень спешил домой и не заме-
тил, как вы вышли.
- Проклятье! - пробормотал человек, впиваясь в мальчика своими
большими темными глазами. - Кто бы подумал! Разотрите его в порошок - он
все равно выскочит из каменного гроба, чтобы встать на моем пути!
- Простите, - заикаясь, сказал Оливер, смущенный безумным взглядом
странного человека. - Надеюсь, я вас не ушиб?
- Черт бы тебя побрал! - проскрежетал тот, вне себя от бешенства. -
Если бы только хватило у меня храбрости сказать слово, я бы от тебя от-
делался в одну ночь. Проклятье на твою голову, чуму тебе в сердце, чер-
тенок! Что ты тут делаешь?
Бессвязно произнеся эти слова, человек потряс кулаком. Он шагнул к
Оливеру, словно намереваясь его ударить, но вдруг упал на землю с пеной
у рта, корчась в припадке.
Одно мгновение Оливер смотрел на судороги сумасшедшего (он принял его
за сумасшедшего), потом бросился в дом звать на помощь. Убедившись, что
того благополучно перенесли в гостиницу, Оливер побежал домой как можно
быстрее, чтобы наверстать потерянное время, и с великим изумлением и не
без страха размышлял о странном поведении человека, с которым только что
расстался.
Впрочем, это происшествие недолго его занимало, ибо когда он вернулся
в коттедж, событий там было достаточно, чтобы дать пищу для размышлений
и стереть из памяти все мысли о самом себе.
Роз Мэйли стало хуже; еще до полуночи она начала бредить. Врач, про-
живавший в этом местечке, не отходил от ее постели; осмотрев больную, он
отвел в сторону миссис Мэйли и объявил, что болезнь опасна.
- Чудо, если она выздоровеет, - сказал он.
Сколько раз Оливер вставал в ту ночь с постели и, крадучись выйдя на
лестницу, прислушивался к малейшему звуку, доносившемуся из комнаты
больной! Сколько раз начинал он дрожать всем телом, и от ужаса на лбу у
него выступал холодный пот, когда внезапно раздавшиеся торопливые шаги
заставляли его опасаться, что уже совершилось то, о чем слишком страшно
было думать! И можно ли было сравнить прежние пламенные его молитвы с
теми, какие возносил он теперь, молясь в тоске и отчаянии о жизни и здо-
ровье кроткого существа, стоявшего у самого края могилы!
О, какое это жестокое мучение - быть беспомощным в то время, когда
жизнь того, кого мы горячо любим, колеблется на чаше весов! О, эти мучи-
тельные мысли, которые теснятся в мозгу и силой образов, вызванных ими,
заставляют неистово биться сердце и тяжело дышать! О, это страстное же-
лание хоть что-нибудь делать, чтобы облегчить страдания или уменьшить
опасность, которую мы не в силах устранить; уныние души, вызванное пе-
чальным воспоминанием о нашей беспомощности, - какие пытки могут срав-
ниться с этими, какие думы или усилия могут в самую трудную и горячечную
минуту их ослабить!
Настало утро, а в маленьком коттедже было тихо. Говорили шепотом.
Время от времени у ворот появлялись встревоженные лица; женщины и дети
уходили в слезах. Весь этот бесконечный день до самой ночи Оливер ходил
по саду и поминутно поглядывал с дрожью на окно комнаты больной, и ему
казалось, что над ним простерлась смерть. Поздно вечером приехал мистер
Лосберн...
- Как это тяжело! - сказал добряк-доктор, отворачиваясь при этом в
сторону. - Такая молодая, всеми любимая! Но надежды очень мало.
Снова утро. Ярко светило солнце - так ярко, словно не видело ни горя,
ни забот; вокруг была пышная листва и цветы, жизнь, здоровье - звуки и
картины, вещавшие о радости, а прекрасное юное создание быстро угасало.
Оливер прокрался на старое кладбище и, присев на зеленый холмик, плакал
и молился о ней в тишине.
Такой был покой и так прекрасно вокруг, таким радостным казался оза-
ренный солнцем пейзаж, такая веселая музыка слышалась в песнях летних
птиц, так вольно над самой головой проносился грач, столько было жизни и
радости, что мальчик, подняв болевшие от слез глаза и осмотревшись вок-
руг, невольно подумал о том, что сейчас не время для смерти, что Роз,
конечно, не может умереть, когда так веселы и беззаботны все эти бесхит-
ростные создания, что время рыть могилы в холодную и унылую зимнюю пору,
а не теперь, когда все залито солнцем и благоухает. Он невольно подумал,
что и саваны предназначены для морщинистых стариков и никогда не облека-
ли своими страшными складками молодое и прекрасное тело.
Похоронный звон церковного колокола грубо оборвал Эти детские размыш-
ления. Еще один удар! Еще! Они возвещали о погребальной службе. В ворота
вошла скромная группа провожающих; на них были белые банты, потому что
покойник был молод. С обнаженной головой они стояли у могилы, и среди
плачущих была мать - мать, потерявшая ребенка. Но ярко светило солнце и
птицы пели.
Оливер побрел домой, размышляя о том, сколько добра видел он от моло-
дой леди, и мечтая, чтобы вновь вернулось то время и он мог бы неустанно
доказывать ей свою благодарность и привязанность. У него не было никаких
оснований упрекать себя в небрежности или невнимании - он служил ей пре-
данно, и тем не менее припоминались сотни мелких случаев, когда, каза-
лось ему, он мог бы проявить больше усердия и рвения, и он сожалел, что
этого не сделал. Мы должны быть осторожны в своих отношениях с теми, кто
нас окружает, ибо каждая смерть приносит маленькому кружку оставшихся в
живых мысль о том, как много было упущено и как мало сделано, сколько
позабытого и еще больше непоправимого! Нет раскаяния более жестокого,
чем раскаяние бесполезное; если мы хотим избавить себя от его мук,
вспомним об Этом, пока не поздно.
Когда он вернулся домой, миссис Мэйли сидела в маленькой гостиной.
При виде ее у Оливера замерло сердце: она ни разу не отходила от постели
своей племянницы, и он страшился подумать, какая перемена заставила ее
уйти. Он узнал, что Роз погрузилась в глубокий сон и, Очнувшись ото сна,
либо выздоровеет и будет жить, либо простится с ними и умрет.
В течение нескольких часов они сидели, прислушиваясь и боясь загово-
рить. Обед унесли нетронутым; видно было, что мысли их витают где-то в
другом месте, когда они следили, как солнце опускалось все ниже и ниже
и, наконец, окрасило небо и землю в те радужные тона, которые возвещают
закат. Их чуткий слух уловил шум приближающихся шагов. Они невольно бро-
сились к двери; вошел мистер Лосберн.
- Что Роз? - вскричала старая леди. - Скажите сразу! Я могу это вы-
нести, я вынесу все, кроме неизвестности! Говорите же, ради бога!
- Вы должны успокоиться! - поддерживая ее, сказал доктор. - Прошу
вас, сударыня, успокойтесь, дорогая моя!
- Пустите меня, ради бога! Дорогое мое дитя! Она умерла! Умирает!
- Нет! - с жаром воскликнул доктор. - Бог милостив, она будет жить
еще много лет на радость всем нам!
Леди упала на колени и попыталась сложить руки, но силы, так долго ее
поддерживавшие, унеслись к небесам вместе с первой благодарственной мо-
литвой, и она опустилась на руки друга.
ГЛАВА XXXIV содержит некоторые предварительные сведения о молодом
джентльмене, который появляется ни сцене, я также новое приключение Оли-
вера
Это счастье было почти непосильно. Оливер был ошеломлен и оглушен не-
ожиданной вестью. Он не мог плакать, разговаривать, отдыхать. Он с тру-
дом понимал происходившее, долго бродил, вдыхая вечерний воздух, и, на-
конец, хлынувшие слезы принесли ему облегчение, и он словно очнулся
вдруг и осознал вполне ту радостную перемену, какая произошла, и как
безгранично тяжело было бремя тревоги, которое сняли с его плеч.
Быстро сгущались сумерки, когда он возвращался домой, нагруженный
цветами, которые собирал с особенной заботливостью, чтобы украсить ком-
нату больной. Бодро шагая по дороге, он услышал за спиной шум бешено
мчавшегося экипажа. Оглянувшись, он увидел быстро приближавшуюся почто-
вую карету и, так как лошади неслись галопом, а дорога была узкая, прис-
лонился к каким-то воротам, чтобы ее пропустить.
Когда карета поравнялась с ним, Оливер мельком увидел человека в бе-
лом ночном колпаке, лицо которого показалось ему знакомым, хотя за это
короткое мгновение он не мог его узнать. Секунды через две ночной колпак
высунулся из окна кареты, а зычный голос приказал кучеру остановиться,
что тот и исполнил, как только ему удалось справиться с лошадьми.
- Сюда! - крикнул голос. - Оливер, что нового? Мисс Роз? О-ли-вер!
- Это вы, Джайлс? - закричал Оливер, подбегая к дверце кареты.
Джайлс снова высунул свой ночной колпак, собираясь ответить, как
вдруг его оттолкнул назад молодой джентльмен, занимавший другой угол ка-
реты, и с нетерпением спросил, что нового.
- Одно слово! - крикнул джентльмен. - Лучше или хуже?
- Лучше, гораздо лучше! - поспешил ответить Оливер.
- Слава богу! - воскликнул джентльмен. - Ты уверен?
- Совершенно уверен, сэр! - ответил Оливер. - Кризис был всего нес-
колько часов назад, и мистер Лосберн говорит, что всякая опасность мино-
вала.
Джентльмен, не произнося ни слова, открыл дверцу, выпрыгнул из кареты
и, схватив Оливера под руку, отвел его в сторону.
- Ты совершенно уверен? Ты не ошибаешься, мой мальчик? - дрожащим го-
лосом спросил он. - Не обманывай меня, пробуждая надежду, которой не
суждено сбыться.
- Ни за что на свете я бы этого не сделал, сэр, - ответил Оливер. -
Право же, вы можете мне поверить! Вот слова мистера Лосберна: "Она будет
жить еще много лет на радость всем нам". Я сам слышал, как он это ска-
зал.
У Оливера слезы выступили на глазах, когда он припомнил минуту, даро-
вавшую такое великое счастье; а джентльмен молча отвернулся. Оливеру не
один раз чудилось, будто он слышит его рыдания, но он боялся помешать
ему каким-нибудь замечанием, ибо легко угадывал, что у него на душе, - а
потому стоял в сторонке и делал вид, будто занят своим букетом.
Между тем мистер Джайлс, в белом ночном колпаке, сидел на подножке
кареты, опершись обоими локтями о колени и утирая глаза бумажным носовым
платком, синим в белую крапинку. Бедняга отнюдь не притворялся взволно-
ванным - об этом явно свидетельствовали очень красные глаза, которые он
поднял на молодого джентльмена, когда тот повернулся и заговорил с ним.
