волите бросить этого больного ребенка в тюрьму, где, конечно, будет пог-
ребена последняя надежда на его исправление! О, вы меня любите, вы знае-
те, что благодаря вашей ласке и доброте я никогда не чувствовала своего
сиротства, но я могла бы его почувствовать, могла быть такой же беспо-
мощной и беззащитной, как это бедное дитя! Так сжальтесь же над ним, по-
ка еще не поздно!
- Дорогая моя, - сказала пожилая леди, прижимая к груди плачущую де-
вушку, - неужели ты думаешь, что я трону хоть один волосок на его голо-
ве?
- О нет! - с жаром воскликнула Роз.
- Конечно, нет, - подтвердила старая леди. - Жизнь моя клонится к за-
кату, и я в надежде на милосердие ко мне стараюсь быть милосердной к лю-
дям... Что мне делать, чтобы спасти его, сэр?
- Дайте подумать, сударыня, - сказал доктор, - дайте подумать...
Мистер Лосберн засунул руки в карманы и несколько раз прошелся взад и
вперед по комнате, часто останавливаясь, приподнимаясь на цыпочки и
грозно хмурясь. Многократно восклицая: "придумал!" и "нет, не то!" - он
снова принимался ходить с нахмуренными бровями и, наконец, остановился и
произнес:
- Мне кажется, если вы мне позволите как следует припугнуть Джайлса и
мальчугана Бритлса, я с этим делом справлюсь. Знаю, что Джайлс - предан-
ный человек и старый слуга, но у вас есть тысяча способов поладить с ним
и вдобавок наградить за меткую стрельбу. Вы против этого не возражаете?
- Если нет другого способа спасти ребенка, - ответила миссис Мэйли.
- Никакого другого способа нет, - сказал доктор. - Никакого! Можете
поверить мне на слово.
- В таком случае тетя облекает вас неограниченной властью, - улыбаясь
сквозь слезы, сказала Роз. - Но, прошу вас, не будьте с этими бедняками
строже, чем это необходимо.
- Вы как будто считаете, мисс Роз, - возразил доктор, - что сегодня
все, кроме вас, склонны к жестокосердию. Могу лишь надеяться, ради блага
подрастающих представителей мужского пола, что первый же достойный юно-
ша, который будет взывать к вашему состраданию, найдет вас в таком же
чувствительном и мягкосердечном расположении духа. И хотел бы я быть
юношей, чтобы тут же воспользоваться таким благоприятным случаем, какой
представляется сегодня.
- Вы такой же взрослый ребенок, как и бедняга Бритлс, - зардевшись,
сказала Роз.
- Ну что же, - от души рассмеялся доктор, - это не так уж трудно. Но
вернемся к мальчику. Нам еще предстоит обсудить основной пункт нашего
соглашения. Полагаю, он проснется через час. И хотя я сказал этому тупо-
головому констеблю там, внизу, что мальчика нельзя беспокоить и нельзя
разговаривать с ним без риска для его жизни, я думаю, мы можем с ним по-
беседовать, не подвергая его опасности. Я ставлю такое условие: я его
расспрошу в вашем присутствии, и, если на основании его слов мы заклю-
чим, к полному удовлетворению трезвых умов, что он окончательно испорчен
(а это более чем вероятно), мальчик будет предоставлен своей судьбе, -
я, во всяком случае, больше вмешиваться не стану.
- О нет, тетя! - взмолилась Роз.
- О да, тетя! - перебил доктор. - Решено?
- Он не может быть закоснелым негодяем! - сказала Роз. - Это немысли-
мо.
- Прекрасно! - заявил доктор. - Значит, тем больше оснований принять
мое предложение.
В конце концов договор был заключен, и обе стороны с некоторым нетер-
пением стали ждать, когда проснется Оливер.
Терпению обеих леди предстояло более длительное испытание, чем предс-
казал им мистер Лосберн, ибо час проходил за часом, а Оливер все еще
спал тяжелым сном. Был уже вечер, когда сердобольный доктор принес им
весть, что Оливер достаточно оправился, чтобы можно было с ним говорить.
Мальчик, по словам доктора, был очень болен и ослабел от потери крови,
но ему так мучительно хотелось о чем-то сообщить, что доктор предпочел
дать ему эту возможность и не настаивал, чтобы его не беспокоили до ут-
ра; иначе он не преминул бы настоять на этом.
Долго тянулась беседа. Несложную историю своей жизни Оливер рассказал
им со всеми подробностями, а боль и упадок сил часто заставляли его
умолкать. Печально звучал в затемненной комнате слабый голос больного
ребенка, развертывавшего длинный список обид и бед, навлеченных на него
жестокими людьми. О, если бы мы, угнетая и притесняя своих ближних, за-
думались хоть однажды над ужасными уликами человеческих заблуждений, -
уликами, которые, подобно густым и тяжелым облакам, поднимаются медлен-
но, но неуклонно к небу, чтобы обрушить отмщение на наши головы! О, если
бы мы хоть на миг услышали в воображении своем глухие, обличающие голоса
мертвецов, которые никакая сила не может заглушить и никакая гордыня не
заставит молчать! Что осталось бы тогда от оскорблений и несправедливос-
ти, от страданий, нищеты, жестокости и обид, какие приносит каждый день
жизни!
В тот вечер подушку Оливера оправили ласковые руки, и красота и доб-
родетель бодрствовали над ним, пока он спал. Он был спокоен и счастлив и
мог бы умереть безропотно.
Как только закончилась знаменательная беседа и Оливер снова начал за-
сыпать, доктор, вытерев глаза и в то же время попрекнув их за слабость,
спустился вниз, чтобы открыть действия против мистера Джайлса.
Не найдя никого в парадных комнатах, он подумал, что, может быть,
достигнет больших успехов, если начнет кампанию в кухне; итак, он отпра-
вился в кухню.
Здесь, в нижней палате домашнего парламента, собрались служанки, мис-
тер Бритлс, мистер Джайлс, лудильщик (который, в награду за оказанные
услуги, получил специальное приглашение угощаться до конца дня) и конс-
тебль. У сего последнего джентльмена был большой жезл, большая голова,
крупные черты лица и огромные башмаки, и он имел вид человека, который
выпивает соответствующее количество эля, как оно и было в действи-
тельности.
Предметом обсуждения все еще служили приключения прошлой ночи, ибо,
когда доктор вошел, мистер Джайлс разглагольствовал о своем присутствии
духа; мистер Бритлс с кружкой эля в руке подтверждал каждое слово, преж-
де чем его успевал выговорить его начальник.
- Не вставайте, - сказал доктор, махнув им рукой.
- Благодарю вас, сэр, - отозвался мистер Джайлс. - Хозяйка распоряди-
лась выдать нам эля, сэр, а так как я не чувствовал ни малейшего распо-
ложения идти к себе в комнату, сэр, и хотел побыть в компании, то вот и
распиваю здесь с ними.
Бритлс первый, а за ним все леди и джентльмены тихим шепотом выразили
то удовлетворение, какое им доставила снисходительность мистера Джайлса.
Мистер Джайлс с покровительственным видом осмотрелся вокруг, как бы го-
воря, что пока они будут держать себя пристойно, он их не покинет.
- Как себя чувствует сейчас больной, сэр? - спросил Джайлс.
- Неважно, - ответил доктор. - Боюсь, что вы попали в затруднительное
положение, мистер Джайлс.
- Надеюсь, сэр, - задрожав, начал мистер Джайлс, - вы не хотите этим
сказать, что он умрет? Если бы я так думал, я бы навсегда потерял покой.
Ни одного мальчика я бы не согласился погубить - даже вот этого Бритлса,
- не согласился бы за все столовое серебро в графстве, сэр.
- Не в этом дело... - таинственно сказал доктор. - Мистер Джайлс, вы
протестант?
- Да, сэр, надеюсь, - заикаясь, проговорил мистер Джайлс.
- А вы кто, молодой человек? - спросил доктор, резко поворачиваясь к
Бритлсу.
- Господи помилуй, сэр, - вздрогнув, сказал Бритлс. - Я... я то же
самое, что и мистер Джайлс, сэр.
- В таком случае, - продолжал доктор, - отвечайте вы оба, да, оба:
готовы ли вы показать под присягой, что этот мальчик, там наверху, - тот
самый, которого просу нули прошлой ночью в окошко? Отвечайте! Ну? Мы вас
слушаем.
Доктор, которого все считали одним из благодушнейших людей в мире,
задал этот вопрос таким разгневанным тоном, что Джайлс и Бритлс, в дос-
таточной мере возбужденные и одурманенные элем, остолбенев, посмотрели
друг на друга.
- Слушайте внимательно, констебль, - сказал доктор, весьма торжест-
венно погрозив указательным пальцем и постучав им по переносице, чтобы
вызвать к жизни всю проницательность сего достойного человека. - Сейчас
коечто должно обнаружиться.
Констебль принял самый глубокомысленный вид, какой только мог, и взял
свой служебный жезл, который стоял без дела в углу у камина.
- Как видите, это вопрос об установлении личности, - сказал доктор.
- Совершенно верно, сэр, - ответил констебль, жестоко закашлявшись,
так как с излишней поспешностью допил свой эль, который и попал ему не в
то горло.
- В дом вламываются воры, - продолжал - доктор, - и два человека ви-
дят мельком в темноте, в самый разгар тревоги и сквозь пороховой дым ка-
кого-то мальчика. Наутро к этому самому дому подходит мальчик, и только
потому, что рука у него завязана, эти люди грубо хватают его - чем под-
вергают серьезной опасности его жизнь - и клянутся, что он вор. Возника-
ет вопрос: оправдано ли поведение этих людей, а если не оправдано, то в
какое же положение они себя ставят?
Констебль глубокомысленно кивнул головой. Он сказал, что если это не
законный поступок, то хотелось бы ему знать, что же это такое?
- Я вас спрашиваю еще раз, - громовым голосом произнес доктор, - мо-
жете ли вы торжественно поклясться, что это тот самый мальчик?
Бритлс нерешительно посмотрел на мистера Джайлса, мистер Джайлс нере-
шительно посмотрел на Бритлса; констебль поднял руку к уху, чтоб уловить
ответ; обе женщины и лудильщик наклонились вперед, чтобы лучше слышать;
доктор зорко осматривался кругом, как вдруг у ворот раздался звонок и в
то же время послышался стук колес.
- Это полицейские сыщики! - воскликнул Бритлс, по-видимому почувство-
вав большое облегчение.
- Что такое? - вскричал доктор, который теперь, в свою очередь, при-
шел в ужас.
- Агенты с Боу-стрит, сэр, - ответил Бритлс, беря свечу. - Мы с мис-
тером Джайлсом послали за ними сегодня утром.
- Послали, вот как! Так будь же прокляты ваши... ваши здешние кареты
- они еле тащатся! - сказал доктор, выходя из кухни.
ГЛАВА XXXI повествует о критическом положении
- Кто там? - спросил Бритлс, приоткрыл дверь и, не сняв цепочки, выг-
лянул, заслоняя рукой свечу.
- Откройте дверь, - отозвался человек, стоявший снаружи. - Это агенты
с Боу-стрит, за которыми посылали сегодня.
Совершенно успокоенный этим ответом, Бритлс широко распахнул дверь и
увидел перед собой осанистого человека в пальто, который вошел, не гово-
ря больше ни слова, и вытер ноги о циновку с такой невозмутимостью, как
будто здесь жил.
- Ну-ка, молодой человек, пошлите кого-нибудь сменить моего приятеля,
- сказал агент. - Он остался в двуколке, присматривает за лошадью. Есть
у вас тут каретный сарай, куда бы можно было ее поставить минут на пять
- десять?
Когда Бритлс дал утвердительный ответ и указал им строение, осанистый
человек вернулся к воротам и помог своему спутнику поставить в сарай
двуколку, в то время как Бритлс в полном восторге светил им. Покончив с
этим, они направились в дом и, когда их ввели в гостиную, сняли пальто и
шляпы и предстали во всей красе.
Тот, что стучал в дверь, был человеком крепкого сложения, лет пятиде-
сяти, среднего роста, с лоснящимися черными волосами, довольно коротко
остриженными, с бакенами, круглой физиономией и зоркими глазами. Второй
был рыжий, костлявый, в сапогах с отворотами; у него было некрасивое ли-
цо и вздернутый, зловещего вида нос.
- Доложите вашему хозяину, что приехали Блетерс и Дафф, слышите? -
сказал человек крепкого сложения, приглаживая волосы и кладя на стол па-
ру наручников. - А, добрый вечер, сударь! Разрешите сказать вам словечко
наедине.
Эти слова были обращены к мистеру Лосберну, входившему в комнату; сей
джентльмен, знаком приказав Бритлсу удалиться, ввел обеих леди и закрыл
