- Разве никто из нас не может работать быстрее? - спросил бродяга. - Мы
могли бы делать три акра вместо двух. Но разве фермер заплатит нам
лишнего? Ни за что в жизни. Мы выполняем двухдолларовую работу за два
доллара. Ты лучше не высовывайся.
На следующее утро Генри не мог встать со своей набитой сеном постели. Все
суставы у него, казалось, занемели, и всё тело превратилось в одну
сплошную болячку. Крылья ушей у него поджарились как бы до корочки. Шея
тоже пылала бы, если бы Блэки не повязал ему красный платок.
- Пора вставать, Генри, - Джейк схватил его за руку и поставил на ноги.
- Сейчас сполоснёмся у колонки, и станет легче. - Блэки качал, Джейк сунул
голову под струю холодной воды, резко потряс ею и зафырчал как морж. Он
схватил Генри за голову и сунул её под кран. Вода тому показалась ледяной,
Генри задрожал. От этого ломота вроде бы стала проходить, но усилилась
боль. Но это уже было терпимо.
То утро было очень тёплым, и вскоре день стал нестерпимо жарким.
Бригада шла ровно, но вдруг Блэки упал на стерню, и глаза у него
закатились.
- Генри, беги к колонке и принеси ведро холодной воды.
Генри побежал. У себя в школе он был чемпионом по бегу на короткие
дистанции. А у его тренера была установка: мускулы не немеют. Они начинают
болеть, а вы стараетесь их ублажить. Проявите силу воли, вы всё же
остаётесь таким же гибким, когда думаете, что всё занемело. Генри сбегал
на колонку и вернулся назад с водой, как ему казалось, за рекордное время.
Джейк вылил воду на голову Блэки, и та оживила его. Блэки поднял руки,
затем голову и сел. Он был очень бледен и дышал неровно.
- Всё в порядке, - прошептал он. Джейк помог ему встать на ноги.
Некоторое время тот нетвёрдо стоял на ногах, затем нагнулся и стал вязать
сноп. Работал он медленно, и Генри с Джейком помогали ему. Вскоре он вошёл
в норму и вязал как обычно, а на лице у него блуждала смущённая улыбка.
За ужином Блэки ел очень мало. Он извинился и встал из-за стола. Ему
очень хотелось спать. После ужина Генри попросил Джейка посидеть с ним
немного на лавочке под вязом. - Джейк, Блэки этого не выдержит, - сказал
он. - Ещё немного и солнце его доконает. Надо заставить его полежать в
постели дня два- три. Мы с тобой могли бы давать ему половину своей
зарплаты.
- Он не возьмёт. Он должен заработать эти пять сотен для Долорес сам.
Это в некотором роде покаяние, а когда французский канадец впадает в
покаяние, его ничто не удержит. Так бывает каждый год. Как только он
попадает на поле с урожаем, он ломается. Но через день-другой он привыкает
и вполне справляется с работой.
- Покаяние! Да разве он совершил что-нибудь ужасное?
- Нет. Но он считает, что да. Я тебе расскажу, как это было. Добрая
дама мне всё рассказала. Та девушка, мать Долорес, была хорошей женщиной,
но очень несчастной. Ты когда-нибудь видел родимые пятна? Так вот у неё
было родимое пятно в целую половину лица. Её мать считала это божьей карой
за какое-то своё прегрешение. Она терпеть не могла бедную девочку. Ей
удалось устроить сына в колледж, а другую дочь в женскую семинарию, но она
не стала тратить ни цента на образование девочки с таким родимым пятном. В
конце концов девушка убежала из дому и устроилась горничной в одной из
гостиниц Нью-Йорка. Вот там-то наша добрая дама встретилась с ней и
привезла её к себе на ферму. Блэки работал там на уборке и косовице, а
когда увидел девушку - влюбился. Возможно, это было из жалости к ней.
Никто до сих пор не любил её, и на некоторое время она просто потеряла
голову от счастья. Но у неё была чахотка, и она знала, что долго не
проживёт. Блэки хотел жениться на ней с первого же дня, как только её
увидел. Он был бродягой, и ему нравилась такая жизнь, но он был готов
остепениться и устроить с ней жизнь по-другому. Добрая дама была готова
предоставить ему постоянную работу на ферме и изо всех сил старалась
убедить девушку выйти замуж за Блэки. Но та не захотела. Добрая дама
говорит, это было потому, что она знала, что конец её близок, и считала,
что должна поехать домой и умереть там.
Странно как-то? Люди готовы жить где угодно, но умирать хотят дома.
Возьми, например, меня. Мне всё равно, где я сейчас живу. Но я знаю, когда
подойдёт время, я захочу уехать в Питтсбург и умереть там. Не такой уж это
был добрый дом для меня. Я даже не знаю, родился ли я там или меня просто
там бросили. Но когда я был ещё пострелом, я добывал себе пропитание на
улице.
Иногда я попрошайничал и получал кусок хлеба. Но большей частью я
питался с помоек.
Чаще всего я ночевал на ямских дворах. Но когда было очень холодно, я
забирался в конуру какой-нибудь большой собаки. Собаки ужасно тёплые, а
большие собаки обычно мягко обходятся с маленькими детьми, если только те
сами их не боятся.
Вот чем был Питтсбург для меня. Но умирать мне нужно будет там.
Так вот, бедной женщине надо было ехать домой умирать, и она не могла
появиться там с мужем из французских канадцев. Её родня считала
французских канадцев ниже несчастных язычников. Она не могла уехать до
рождения Долорес, но как только стала на ноги, уехала домой. Через пару
месяцев она умерла.
Генри задумался. - Не вижу, за что Блэки надо совершать покаяние, -
сказал он.
- Я тоже. Но он стал думать, что, если бы он сменил имя и веру, то она,
может быть, и вышла за него замуж, и тогда на Долорес не было бы печати
незаконнорождённого ребёнка. На следующий день Блэки совсем пришёл в себя.
Он не только успевал за бригадой, но ещё не раз помогал одному члену её,
который "маялся животом" и не поспевал за всеми. На четвёртый день они
закончили это поле. Генри надеялся было отдохнуть несколько дней, но
соседний фермер уже "договорился" с бригадой и ждал их со своей подводой,
когда они вернулись с поля.
- Получайте зарплату, ребята, и лезьте сюда. Ужинать будем у меня.
Их хозяин вышел из дома с небольшим мешочком. С явной неохотой он
развязал верёвочку и отсчитал каждому по восемь серебряных долларов.
Когда они отъехали, их новый хозяин, который вроде бы был весёлым
малым, заметил: "Если бы меня не было там, он расцеловал бы на прощанье
каждый доллар".
Новый хозяин кормил их лучше и предоставил им лучше постель на
сеновале. Его жена-молодуха сказала, что неверно будет помещать такого
старого человека, как Блэки, и такого калеку, как Джейка, на сеновале. Им
дали свободную комнату в доме. Это смутило их обоих. Разве можно бродягам
влезать в прекрасную постель с чистыми белыми простынями? Они улеглись на
полу, но тщательно разворошили постели поутру, прежде чем идти на завтрак.
Им понравился этот фермер. Он не проверял, достаточно ли быстро они
работают, когда проезжал мимо них на косилке. В результате они работали
быстрее и догнали его, когда работа закончилась в субботу вечером.
За ужином хозяин просительно сказал: "Ребята, видите, какая пшеница,
совсем перезрела. У меня белый канзасский сорт, поспевающий немного
раньше, чем миннесотский, который растёт вокруг. Пойдёт дождь, и я потеряю
весь остаток урожая. Я не люблю работать по воскресеньям, ещё больше не
люблю просить работать других в выходной. Но, видите, какие дела. Не
останетесь ли вы на завтра? Я заплачу вам по три доллара за день работы.
Вся бригада согласно кивнула, и Генри пришлось поступить так же, хотя
день отдыха ему был нужен гораздо больше, чем три доллара. Впереди их
ждала трудная неделя. Их уже завербовали. Работы там было на пять дней.
Когда они покончили и с этим нарядом, уборка урожая в этом районе
практически закончилась. Насколько хватал взгляд окрест, поля, усыпанные
навозом, были заставлены копнами, за исключением отдельных ферм, где три
или четыре уборочных машины в сопровождении стольких же бригад вязальщиков
отчаянно пытались бороться с природой. Бригада Генри скоро будет готова к
уборке урожая в Миннесоте, где пшеница поспевает позднее. Но когда Джейк,
Генри и Блэки слезли с крыши вагона, выяснилось, что только один из троих
остальных членов бригады готов был ехать на ферму с ними.
- А что будет с остальными мужиками? - спросил Генри.
- О, - протянул Джейк, - они бросили это дело. - У нас всех теперь по
двадцать пять долларов в кармане, и эти ребята считают, что этих денег
достаточно, чтобы продолжать кочевать. Но ты посмотри-ка на эти составы.
Видишь, там ещё много других бродяг.
Генри стало не по себе. Он уже прижился в этой компании, с какими
людьми придётся работать теперь? Его беспокоили также двадцать пять
серебряных долларов, бренчавших в кармане.
Под вечер какой-то фермер подобрал троих приятелей и ещё трёх других
бродяг. В доме у фермера уже был готов ужин и шесть постелей в деревянном
сарае.
- А что делать с серебром? - спросил Генри. - Ведь не таскать же его с
собой в карманах?
- Оставим его в своих куртках в сарае.
Но мы же не знаем остальных ребят. А вдруг один из них притворится
больным в поле, вернётся сюда, заберёт все деньги и улизнёт на ближайшем
поезде?
Бродяги не воруют у бродяг. Они вообще не воруют. Они ведь не воры.
Но все говорят, что воры. А разве в нашей старой бригаде не
рассказывали о том, как воруют початки кукурузы, когда она поспевает?
Это не воровство. Пища полагается каждому голодному, так же как
жаждущему положена вода. Пищу не воруют, её просто берут.
Ну а как же тогда быть с теми, кто её производит?
Они имеют право на хорошую зарплату. И те люди, которые занимаются
этим, получают её. Но никто не должен наживаться на продовольствии. Если
бы этого не было, то продовольствие было бы настолько дешёвым, что бродяги
смогли бы покупать его.
И всё-таки я попрошу фермера положить моё серебро в сейф.
В сейф! Да у фермеров не бывает сейфов. Вспомни-ка, Генри, того
фермера, который пустил нас с Блэки ночевать к себе в дом. На комоде там
стояла большая тарелка, в которой были обручальные кольца мужа и жены,
двое золотых часов, ожерелье, пара браслетов и несколько пятидолларовых
золотых монет. Видишь ли, фермер, знает бродяг. А потом возьми Блэки. У
него в кармане куртки больше двухсот долларов банкнотами. А он просто
вешает свою куртку на гвоздик там, где приходится ночевать. Он тоже знает
бродяг, даже незнакомых. Деньги вернее сохранить среди бродяг, чем у
банкиров, которых ты вроде бы знаешь.
Во время уборки урожая в Миннесоте для Генри не было ничего нового. То же
самое мерное движение бригады вязальщиков в соответствии со скоростью
косилки. Та же пища, которой всегда было вдоволь. Как только заканчивалась
работа на одной ферме, вас "сговаривали" на другую к вечеру с тем, чтобы
рано утром быть уже в поле. Та же плата серебряными долларами. Когда
истекли десять дней уборки, Генри пришлось таскать в кармане сорок пять
серебряных долларов. Он никогда не думал, что деньги что-нибудь весят.
Теперь же на нём был груз что-то около трёх фунтов.
- А почему фермеры не платят нам бумажными деньгами?
- Потому что сейчас в обращении много фальшивых денег.
Бродяги не хотят брать банкноты, да и фермеры не очень-то их жалуют.
- А разве не бывает фальшивых серебряных долларов?
Да, но редко. Все знают, как звенит серебро, и фальшивомонетчику
приходится вкладывать в монету почти столько же серебра, как и на монетном
дворе. Это обходится почти в пятьдесят центов. И для фальшивомонетчика
такая прибыль слишком мала.
- Ну уж во всяком случае все эти вот доллары настоящие.
- Да, но ты не смотришь на них, когда получаешь. Ну-ка высыпь пригоршню
их вот сюда на одеяло. А-а! Посмотри-ка на эту вот монету. Видишь вот это
тёмное пятнышко возле ободка? Это не доллар, это сувенир.
- Сувенир?
Да, воспоминание о Миннесоте. Когда-то это был хороший доллар, но
индейцы сверлят в них дырочки и вешают их на шею своим скво. А когда
наступают трудные времена, они закупоривают дырку и пускают монету в
обращение. Люди берут их, не замечая заделанной дырки, как это случилось и
