Очень хотелось есть, ведь ужинать не пришлось. Впереди была вывеска
"Ресторан Миллера". Сколько будет стоить отбивная? У него осталось только
пятьдесят центов. Он протиснулся во вращающиеся двери и уселся на
табуретку перед длинным столом. Засиженное мухами меню сулило ему отбивную
с жареной картошкой, булочку и кофе за двадцать пять центов - половину его
капитала.
Хорошенькая молодая девушка, на его взгляд лет восемнадцати, приняла у
него заказ. Она смело с любопытством посмотрела на него.
- Ты здесь впервые, только что с поезда?
- Да. Из Ньюарка. Ищу себе место.
Девушка медленно оглядела его с головы до ног.
- Нам вообще-то здесь нужен один работник, разносчик. Ты, может, и
подойдёшь.
Сходи через дорогу, постригись и побрейся. Они сделают это за
четвертак, если скажешь, что тебя послала Мод. Я вижу у тебя есть
четвертак. Наверное, последний.
Генри кивнул.
- Ну если ты получишь эту работу, - не говори "место" - то получишь
бесплатный харч и три доллара в неделю. На это можно будет снять комнату,
и ещё кое-что останется. Ну тогда беги. Приведи себя в порядок и приходи
сразу назад. Босс придёт с минуты на минуту.
Босс оказался плотным, свободным в манерах человеком средних лет.
- Босс, - сказала Мод - У меня находка, новый разносчик, мы ведь искали
разносчика. У него нет никакого опыта, но парнишка вроде бы шустрый.
Босс приветливо улыбнулся Генри. - Что ж, если Мод говорит, что
подойдёшь, то это меня устраивает. Научи его, Мод, всем премудростям дела
и прибей его, если не усвоит. Как тебя зовут, паренёк?
- Генри Сайр.
- Между нами Хэнк. У нас нет времени на полные имена. Будешь получать
три доллара по субботам в четыре часа, когда мы закрываемся на выходной.
Мод, сбегай принеси Хэнку фартук. Скоро здесь начнётся столпотворение.
И действительно вскоре собралась толпа, большинство рабочие в
комбинезонах и синих рубахах, и все очень торопились. Мод порхала вокруг
как птичка, Генри торопился изо всех сил, но на него всё равно
покрикивали, как на ленивца. Иногда он проливал кофе в блюдце, и на него
страшно орали. Мод тут же подбегала и успокаивала клиента добрым словом.
Во второй половине дня Мод сказала: "Давай-ка сбегаем и присмотрим тебе
комнату.
Больше двух-трёх посетителей теперь не будет, за ними присмотрит повар.
В доме у меня по соседству есть свободная комната. Это удобно. Мы работаем
до десяти тридцати, а по улицам в это время девушкам ходить небезопасно.
Ты сможешь провожать меня домой. Ты, вроде, крепыш, думаю, с двумя-тремя
пьяницами справишься".
Грудь у Генри вздулась.
Мод поспешила с ним по широкой улице, свернула в боковую и после
полудюжины кварталов свернула в булыжный переулок, оказавшийся тупиковым,
по сторонам которого стояли высокие мрачные дома. Мод позвонила. Дверь
открыла бледная старая женщина.
- Вот человек ищет комнату. У вас есть свободная, давайте посмотрим.
Старуха провела их по крутой лестнице затем по длинному коридору в
комнату, тусклое окно которой выходило на замусоренный проход. Таких узких
комнат Генри ещё не видывал, в ней была узенькая кровать, а матрас на
ощупь был как доска.
Там был также узкий кухонный стол, стул и умывальник с кувшином.
- Два доллара с полтиной в неделю, - промямлила старуха.
- Нет, - сказала Мод. - Вы давали объявление на два.
- Но за первую неделю ему придётся уплатить вперёд.
- Вот ещё! Он будет платить по субботам, когда получит получку. И
заметьте, умывальник с трещиной. Дайте ему другой.
- Другого нет.
- Нет есть. Возьми у другого постояльца. И полотенце совсем изношено.
Им можно только вытирать окна. Да, надо протереть окно и дать ему хорошее
полотенце.
Старуха пожевала губами, но ничего не сказала.
- Ну хорошо. Он берёт эту комнату. Дайте ему ключ. Он придёт сюда около
одиннадцати.
Вечером Генри сопроводил Мод до дверей и, спотыкаясь, поднялся по
лестнице в свою узенькую комнатку. Что за каморка! Да в Ньюарке за три
доллара в месяц можно было снять гораздо лучшую комнату. Но ведь это же
запад.
И всё-таки он был весьма взволнован. У него есть работа и своя
собственная комната, и всё это в первый же день.
На следующий вечер он опять провожал Мод до дверей, и на следующий
тоже. Когда они остановились у её двери, она небрежно бросила: "Каждый,
кто провожает меня три раза, пытается меня поцеловать. И я даю ему
пощёчину."
Генри никогда в жизни и не пытался целовать девочек, разве что исключая
детские игры. Очевидно, надо было попробовать. Он неуклюже коснулся губ
Мод. Она намяла ему уши, но зато смачно поцеловала его сама.
Домой он шёл как во сне. Вот она, любовь, которую они втайне так смело
обсуждали и по незнанию осуждали. Шайка, фу!
Дело было в субботу вечером. Это была уже третья суббота у Генри, и он
чувствовал себя почти настоящим питтсбуржцем.
Он получил зарплату ещё утром и во время обеда попросил Мод присмотреть
за делом некоторое время, он хотел бы сходить и заплатить за жильё.
Неуклюжий предлог, так как Мод знала, что платить надо только вечером. Но
она не подала виду и не без причины.
Накануне вечером по пути домой она рассказывала о чудесном водевиле,
который шёл в городе. Ей страсть как хотелось посмотреть его, но билет
стоил пятьдесят центов, и она не могла себе этого позволить. Всего
пятьдесят центов, два билета на доллар, а у Генри как раз оставался доллар
после уплаты за комнату. Не пойдёт ли она с ним на спектакль в следующую
субботу?
- О мой милый мальчик! - воскликнула она и дважды поцеловала его.
Жизнь была прекрасна.
В тот субботний вечер посетителей почти не было. Ещё час, и Генри будет
свободен. Он посмотрел на стрелки часов. Они еле двигались. И вдруг на
ступеньках перед дверью закусочной раздался деревянный стук, стук, стук.
Вошёл человек, мужчина с одной нормальной ногой и отполированной дубовой
деревяшкой вместо другой. На нём был льняной полосатый пиджак и поношенные
твидовые штаны, одна штанина была отрезана у колена. У него было загорелое
лицо, и голубые глаза постоянно промаргивали.
- Просто чашечку кофе, - сказал он и задержал взгляд на Генри. - Ты
похож на студента, - сказал он. - Ты святодуховец?
- Что это такое?
- Вот там на холме находится колледж, колледж Святого духа. Его
студентов в городе называют святодуховцами. Они подрабатывают в этой
забегаловке. Один из них работает с утра, другой - в обед, а третий -
вечером. Их здесь кормят, вот и вся зарплата. Сейчас каникулы, и все
святодуховцы разъехались по домам. Боссу приходится нанимать разносчика на
полную ставку на эти три месяца. Бедняга, ему так жалко расставаться с
деньгами.
- Но он не говорил, что эта работа только на три месяца. И Мод тоже не
говорила.
- Конечно, и не скажут. Ведь как заполучить работника, который крутился
бы здесь как волчок, если будет знать, что работа временная. Это,
наверное, Мод подцепила тебя. Она умница, и у неё большой опыт.
- Ну да. Ей всего лишь восемнадцать лет.
- Это она тебе так сказала?
- Ну, не совсем. Но она спрашивала меня, когда мне исполнится
восемнадцать. Я сказал, что в декабре. А она сказала, что у неё день
рожденья в октябре, так что она старше меня.
Клиент рассмеялся.
- Да, она сказала правду. Только она не сказала, сколько ей будет. А я
тебе скажу вот что. Лет пять назад в этой забегаловке была заварушка.
Человека пырнули ножом. Мод вызывали в суд в качестве свидетеля. Ей
пришлось сообщить свой возраст под присягой. Она сказала, больше двадцати
одного года. Ты знаешь ведь, для суда этого достаточно. Но мы-то с тобой
знаем, что если женщина утверждает, что ей больше двадцати одного, то ей
по крайней мере двадцать пять.
"Не верю я этому", - сказал сам себе Генри. Но если вы говорите себе,
что этого не может быть, то это действительно так, хоть вам и противно в
этом признаться.
Его Мод, ей тридцать лет, может быть даже больше!
Безжалостный клиент нарушил молчанье. - Полагаю, босс платит тебе три
доллара в неделю. И наверное, Мод подыскала тебе комнату, за которую ты
платишь два доллара в неделю старой карге. И ты наверняка тратишь третий
доллар на билеты для себя и Мод. Так ведь всегда поступают разносчики,
которых принимают на лето.
Генри покраснел. Билеты у него в кармане кажется уже прожгли дыру в
рубашке. Кто же он такой, что знает всё?
Клиент как будто прочитал мысли Генри.
- Ты задаёшь себе вопрос: "Кто же, черт возьми, это такой, кто знает
так много неприятных вещей, которые нельзя слушать без отвращения?" Я -
Джейк, старина Джейк, для краткости. Джейкоб Бурбах, голландец из
Пеннсильвании. Я родился в этом городе, и меня выбросили на улицу, когда я
ещё ничего не помнил. Наверное, у меня были родители, но кто они такие, и
что с ними стало, я не знаю. Когда я был в твоём возрасте, я работал за
кормёжку и угол, так же как и ты. На работах без будущего, как у тебя. Я
бросил эти глупости и занялся настоящим делом. Я стал кочевником.
- Кочевником? Да вы совсем на них не похожи.
- Вы на востоке не знаете, что такое кочевник. Вы нас путаете с
бродягами. Но мы не бродяги. Мы не чураемся работы, и мы нужны стране.
Послезавтра я уезжаю в Айову на уборку урожая. Вы на востоке
представляете себе пшеничное поле как небольшие клочки пашни, которые
фермер убирает серпом и косой, а жена с детишками вяжет снопы. В Айове же
пшеничное поле может занимать тридцать, сорок или даже сто акров. Фермер
косит его машиной, и нужна команда в шесть человек, чтобы успеть вязать
снопы и укладывать их в стога. Где ему набрать такую бригаду? Среди
кочевников.
Или же железнодорожная компания собирается проложить дорогу по
незаселённым районам на западе. Какой нормальный рабочий захочет поехать в
прерию и месяцами жить в вагончике в отрыве от общества, где поблизости
нет даже фермеров или скотоводов? Железнодорожной компании приходится
полагаться на армию кочевников.
Мы пожарная команда в жизни страны. Мы никому не нужны, когда
чрезвычайные обстоятельства проходят. И тогда мы живём за счёт страны. На
востоке нас зовут нищими. Но мы не такие. Мы просто просим выдать нам
пищу. Мы имеем на это право.
Но ведь трудно содержать целую армию кочевников. Они ездят по всей
стране, кто-то находит хороший участок земли для усадьбы, кто-то находит
какое-либо дельце, приходящее в упадок, потому что хозяин становится
старым, некоторые находят работу с хорошим заработком - а не просто стол и
кров.
Так вот, послезавтра я еду в Айову, где начинается уборка пшеницы. Я
проработаю там дней десять-двенадцать, пока не закончится уборка. Затем
поеду в Миннесоту, где уборка начинается позже, а после этого в дальние
края Ред-Ривер, может быть даже в Канаду. Поедешь со мной? Я гарантирую,
что через полтора месяца у тебя в кармане будет долларов
шестьдесят-семьдесят.
- Да как же я? У меня ведь нет ни доллара за душой, а как я заплачу за
проезд на поезде?
- Мы не покупаем билетов. Ездим бесплатно на крышах товарных вагонов.
Не очень-то быстро, но времени у нас хватает.
- А железная дорога разрешает это?
- Конечно. Не будет кочевников - не будет уборки пшеницы.
Не будет пшеницы - нечего будет перевозить. Не будет перевозок - нет
дивидендов, нет дивидендов - нечем платить.
- Но ведь мне надо уведомить босса.
- То есть Мод. На прощанье Мод ни с кем не целуется.
Генри поморщился.
- А комната. Я же не могу бросить её просто так. И надо забрать вещи.
- У тебя всего-то там зубная щётка да расчёска. Пусть они останутся для
Мод. Она всё равно их заполучит.
- Мод?
- Ну да. Она ведь владелица дома, где ты снимал комнату.
И дома, в котором живёт сама. И к тому же она наполовину хозяйка
закусочной.
- Да как же, она говорила, что не может себе позволить купить билеты на
спектакль.
- Она умная девушка. Зачем платить наличными, когда можно вполне
отделаться поцелуями.
Это оказался самый страшный удар. Какого же дурака свалял он перед ней!
