- Я поеду с вами, если возьмёте.
- Отлично! Долой фартук, бери свою шляпу. Ночевать будем в моём логове.
Завтра запасёмся едой. А послезавтра, в десять тридцать вечера отходит наш
поезд. И кстати, нас будет трое. Мой старый друг Блэки подойдёт завтра
вечером. Когда ездишь таким образом, лучше ездить втроём.
Логово находилось в огромном сарае в переулке рядом с главной улицей.
Старина Джейк провёл Генри вверх по истёртым ступенькам в большое
помещение, забитое связками сена. В конце прохода между вязанками была
приставная лестница, круто поднимавшаяся к квадратному отверстию в
чердаке. Пользуясь двумя руками и одной ногой, Джейк взобрался по лестнице
с проворством белки. Генри последовал за ним, осторожно ощупывая
перекладины.
Там была большая комната с окном, опутанным паутиной и очень пыльным,
выходящим во двор, дальний угол которого был завален поломанными старыми
тележками. Крыша была черепичная, наклонная, высотой футов пятнадцать с
одной стороны и футов пять - с другой. В центре комнаты была печка,
заржавевшая железная труба которой торчала сквозь черепицы.
Генри с изумлением посмотрел на неё.
- Да разве можно топить в этом сарае, где внизу столько сена?
- Нет. Я плачу пять долларов в год за эту комнату. Время от времени
инспектор просовывает свой длинный нос через люк у лестницы. Я умащиваю
его за доллар. В целом получается около десяти долларов в год. Но это тебе
не такая комнатуха, как у Мод за два доллара в неделю. Видишь три койки,
там, где крыша опускается совсем низко. Это ящики, набитые сеном, покрытые
хорошей толстой попоной. Я сам подбирал сено, мягкая отава тимофеевки. Не
то что та миленькая мягкая досочка, за которую ты платил Мод два доллара в
неделю.
Мод, Мод. Да оставит ли он её в покое? Может переменить разговор.
- Вы говорили Блэки. Кто он такой?
- Ну, Блэки - это соль земли. Он тебе понравится. Его зовут Синсир, но
я видел, как по-старинному это пишется Сент-Сир. Из французских канадцев,
наверное. Это экономнейший человек, ты таких не видел. Он скорее будет
есть ость, чем заплатит пять центов за буханку хлеба.
Видишь ли, у Блэки есть молоденькая дочь, Долорес, чудная девочка лет
пятнадцати-шестнадцати. Матери у неё нет, её воспитывает одна добрейшая
женщина, вдова, у которой большая ферма неподалёку от Фестории в штате
Огайо. Её мать не захотела выходить замуж и, когда родилась Долорес, она
бросила её на Блэки, а сама уехала к своим родным в Новую Англию. Блэки
отнёс девочку к этой добрейшей даме и попросил её не дать девочке умереть.
Он обещал посылать ей пятьдесят долларов в год. Она ему ответила, что
посылать ничего не надо, она и так позаботится о Долорес. Но Блэки всегда
посылал ей эти пятьдесят долларов. А теперь Долорес уже выросла и
становится девушкой. Блэки хочет собрать ей пятьсот долларов. Он считает,
что если у неё будут собственные пятьсот долларов, то может быть, молодые
люди не будут так уж обращать внимание на то, что она подкидыш. Сейчас у
него есть уже больше двухсот долларов, и мы получим за уборку урожая
долларов шестьдесят-семьдесят. Через пару лет он надеется набрать пять
сотен.
- Не понимаю, - сказал Генри. - Блэки хотел жениться на её матери, а та
не захотела. И оставила ему ребёнка.
- Ты не будешь удивляться, когда познакомишься с Блэки. Ради него
женщина может потерять голову. Она родом из старой пуританской семьи. У
них считается позором сочетаться браком с канадцами французского
происхождения. Блэки очень религиозен, но считает, что все религии
одинаково хороши. Старые же пуритане уверены, что такие мысли ещё хуже,
чем безбожничество. Добрая дама говорит, что если бы нам были известны все
обстоятельства, то мы не стали бы винить ни Блэки, ни мать. А то, что
говорит эта дама, меня устраивает. Блэки сейчас неважно себя чувствует, и
я беспокоюсь за него. Я присматриваю за ним, как могу, но нельзя сделать
всего, когда у тебя нет ноги. Так что видишь, я очень рад, что с нами едет
такой шустрый паренёк, как ты, у которого крепкие ноги.
Генри это понравилось. Он до сих пор как-то всё чувствовал себя
никчёмным, а это очень неприятное чувство для такого молодого человека.
- А эта девочка, - спросил он. - Что думает она об отце? Он ведь
кочевник. Как она к этому относится?
- Долорес не знает, что Блэки её отец. Он ужасно огорчился бы, если бы
она об этом узнала. Но каждый год мы с Блэки ходим на эту ферму и делаем
вид, что просим милостыню. Добрая дама приглашает нас на кухню перекусить
и велит Долорес обслуживать нас. Она такая миленькая, красивая девочка. Я
всё считаю её маленькой девочкой, а она сейчас уже девушка, ей, наверное,
лет пятнадцать или шестнадцать.
- А эта добрая дама, кто она?
- Её зовут Катерин Периу. Но Блэки всегда зовёт её доброй дамой, ну и я
тоже.
Она с мужем - выходцы из старых французских родов, которые приехали
сюда во времена французской революции. У них были деньжата, и они купили
ферму. После смерти мужа она стала хозяйничать сама и превратила её в
одену из лучших ферм в Огайо. Мать Долорес работала у неё служанкой, но
добрая дама всегда говорила, что та - её компаньонка. Блэки появился у них
как кочевник, помогать во время сенокоса и уборки урожая. Ну вот тут-то
всё и началось. Добрая дама говорит, что никто ни в чём не виноват. Она
хотела было дать Блэки постоянную работу, но он посчитал, что тогда
Долорес может всё узнать.
На рассвете Джейк стащил Генри с его удобного ложа.
- Надо вставать, если хотим набрать продовольствия. А до деревни идти
далеко. В городе ничего не получишь. Нет, не одевай свой трактирный
костюм. Вот тебе тут прекрасная одежда.
Комбинезон, когда-то темно-синий, а теперь сильно полинявший и ставший
голубым, а на коленях были синие заплатки. Курточка или "блуза", тоже
когда-то синего и бежевого цвета, а теперь равномерно ни то, ни сё, на
локтях заплатки из коричневой материи. Тяжёлые рабочие ботинки, немного
великоватые, и помятая фетровая шляпа.
- А что будет с моим костюмом?
- Я суну его в мой ящик, где не бывает моли. Он тебе не понадобится до
тех пор, пока мы не вернёмся.
- Когда?
- Не знаю. Но мы должны вернуться, чтобы Блэки один раз в год глянул на
Долорес.
У Джейка уже был готов приличный завтрак. Они быстро умяли его и
отправились по почти нескончаемой улице, которая в конце концов
превратилась в грунтовую дорогу. Вскоре унылые пустые участки уступили
место фермам. Джейк останавливался у каждой из них и профессионально
осматривал дом. У четвёртых ворот он свернул и повёл Генри к чёрному ходу.
Энергично постучал. Какая-то женщина с сердитым лицом открыла дверь.
- Хозяюшка, - произнёс Джейк слабым голосом, пожалейте двух бедняг, у
которых уже два дня во рту маковой росинки не было.
Женщина осмотрела их с головы до ног, её гнев постепенно угасал.
- Вы уж не серчайте на моего приятеля за то, что у него слишком много
ног. Он ещё новичок. Вскоре ему придётся ездить под пассажирскими
вагонами. Чуть задремлет - и тут же останется без ноги. Железная дорога
его вылечит и выдаст ему такую же прекрасную деревяшку, как и у меня. И
тогда милостыню будет собирать легко.
- Старый негодяй. Да если бы у меня и было одно гнилое яйцо, я тебе его
не дала бы. А ты, молодой негодяй. Не стыдно тебе шляться и
попрошайничать, когда ты такой сильный и можешь работать? Да ты просто
дитя, а связался с этим старым болваном. У тебя ведь ещё молоко на губах
не обсохло.
Генри покраснел. К тому же две крупных слезы скатились у него по щекам.
Он смахнул их, но появились новые.
Женщина сменила тон.
- Мальчик, у меня был сын, которому сейчас было бы столько лет, сколько
и тебе.
Я дам тебе что-нибудь поесть.
Она ушла в дом и вернулась с большим пакетом из оберточной бумаги,
который она сунула Генри в руки, и снова ушла, захлопнув за собой дверь.
Когда они отошли настолько, что дом скрылся из виду, Джейк и Генри
уселись и осмотрели добычу.
- Надо же. Три-четыре фунта варёной ветчины. И целый каравай хлеба. Да
тут жратвы достаточно, чтобы всем троим добраться до Индианаполиса. Вот
что наделали твои глаза на мокром месте, Хэнк. Если тебе удастся так же
действовать и дальше, то мы в этой поездке будем жить на большой.
Генри кисло воспринял такую похвалу. С первых же шагов в своей кочевой
жизни он оказался просто сосунком. Нет, кочевничество не для него. Он
вернётся назад с Джейком, возьмёт свой костюм и отправится на поиски
работы.
Но эта решимость улетучилась, когда они вернулись в своё логово, где
выяснилось, что Блэки уже вернулся.
Блэки пожал Генри руку и внимательно посмотрел на него. Генри не мог
оторвать глаз от лица Блэки. Он никогда не видал такого лица. Оно походило
на фотографию лица в художественном журнале, голову, которую недавно нашли
при раскопках в Смирне. Возможно какого-то древнехристианского раба, как
предполагали в журнале.
На лице было выражение бесконечной тоски, но душа была всё-таки
умиротворена.
Вот такое выражение лица было у Блэки.
Нет, он не сможет уйти от Блэки.
На следующий день они поделили еду и скинули с плеч солдатские фляги. - В
жаркий день на крыше вагона очень хочется пить, - говорил Джейк. Когда они
переехали реку на пароме, был уже вечер. Они пошли в товарное депо, где
было темно и путано, кругом сновали паровозы и бесцельно гудели, там и
здесь перемещались фонари, со всех сторон доносились крики. Но Джейк знал
дорогу.
- А вот наш вагон, - сказал он, остановившись перед маячившей впереди
тёмной массой. - Вот наша королевская лестница. - На углу вагона торчали
металлические скобы. - Ну, пошёл вверх. Мы с Блэки следом.
Крыша вагона возвышалась посредине и полого опускалась по краям. Джейк
и Генри уселись верхом на гребне, а Блэки уверенно сел на склоне.
- Вот здесь мы себе спокойненько посиживаем и размышляем о
человечестве, - сказал Джейк. - Сиденье будет нам также и постелью. Мы
проведём ночь, глядя вверх на славные звёзды.
- Я обязательно соскользну, когда вагон дёрнется, если усну, - сказал
Генри.
Нет, не соскользнёшь. - Джейк вынул из кармана толстую бечёвку. Вот
тебе, обвяжи себе грудь одним концом. А вторым обвяжусь я. Если начнёшь
сползать, разбудишь меня и я вытащу тебя. Если сползать буду я, то меня
подтянешь ты. Давай ложиться.
- А как же Блэки?
- А он уже крепко спит. Он уверен, что Бог не допустит, чтобы с ним
что-нибудь случилось, пока он не соберёт пятьсот долларов для Долорес.
Вскоре Джейк уснул. Генри очень устал, но спать на крыше вагона было
невозможно.
Иногда он засыпал, пока поезд пережидал на запасных путях пассажирский
поезд, который проносился мимо с таким рёвом, что мог разбудить и
мёртвого. Паровоз товарняка трогался с таким рывком, от которого,
казалось, он должен был разлететься на куски.
Утром стало получше. Джейк был счастлив, как жаворонок, а у Блэки было
выражение глубочайшего удовлетворения. Они жевали ветчину с хлебом и
запивали их водой из фляжки. Но вскоре стало нестерпимо жарко.
Образовались тяжёлые облака, которые вскоре покрыли всё небо. Солнце
проглядывало сквозь них зловещим жёлтым цветом.
Поезд снова стоял на запасном пути. Проводник высунул голову над краем
крыши вагона.
- Эй вы, сливки общества! Начинается гроза, может быть с градом.
Залезайте-ка лучше в вагон.
Все трое с трудом спустились вниз и влезли в вагон. Он представлял
собой просто ящик, освещённый висевшим под потолком фонарём. При его свете
Генри рассмотрел фигуры дюжины бродяг.
- Вот вам ящики, на которых вы, негодяи, можете сидеть, - такими
сердечными словами встретили их присутствовавшие.
Тусклый свет и зловещий вид бродяг - это было ещё небольшое зло.
Главное же зло было в невыносимой вони. В этом вагоне раньше перевозили
удобрения россыпью.
Отец Генри покупал его тоннами длясвоегоогорода.Самымвонючим
компонентом в смешанном удобрении было гуано, помёт морских птиц с
