Speaking In Tongues
Лавка Языков
Элвин Джонсон
БИТВА ДИКОЙ ИНДЮШКИ
и другие рассказы
Перевел Геннадий Башков
От редактора: Настоящий текст печатается в авторской редакции.
ОБ АВТОРЕ
Элвин Джонсон написал множество разнообразных книг и заслужил репутацию
выдающегося учёного, издателя и государственного деятеля. Уроженец прерии,
он сумел выучиться в колледже, воевал в испано-американской войне,
преподавал экономику в ведущих американских университетах, участвовал в
создании Новой школы социальных исследований, редактировал журнал
"Нью-Рипаблик", опубликовал ряд научных книг и три романа. Во время Второй
мировой войны, будучи председателем Комитета по борьбе с дискриминацией,
Джонсон разработал проект, который впоследствии стал законом штата
Нью-Йорк по борьбе с дискриминацией, и организовал агентство по её
осуществлению.
Эта живая и удачная книга - свидетельство того, что долгая и
разнообразная жизнь (а ему было 88 лет в 1961 году) не приглушила его веры
в добро, стремления бороться за правое дело, его жизнерадостности и
влечения к шутке. Джонсон - первопроходец Америки в самом тонком смысле
слова.
Этот сборник рассказов - подлинный вклад в американский фольклор. Элвин
Джонсон прекрасно помнит старые времена и даёт нам уникальную возможность
взглянуть на эту эпоху, брызжущую жизнерадостностью, юмором и энтузиазмом,
эпоху освоения Американского Запада.
Никто со времён Уиллы Кэзер не писал так просто и красиво о стойких
мужчинах и женщинах, укрощавших дикую прерию. Читая эти тёплые,
убедительные рассказы, переносишься в далёкое прошлое первопроходцев в
суровом приграничном краю.
Действие рассказов Э.Джонсона происходит в последней четверти прошлого
века в сельской местности Среднего Запада. Это время освоения новых
земель, становления фермерства, формирования американской нации. Несмотря
на то, что действие удалено от нас на столетие, происходившее тогда
удивительно созвучно переживаемой нами сейчас эпохе. Здесь речь идёт и о
взаимоотношениях разных национальностей, включая индейцев, и о развитии
предпринимательства, освещается вечно живая тема общения с природой и
братьями нашими меньшими, описаны отношения между людьми в самых
невероятных условиях и ситуациях, борьба добра со злом, милосердие. Книга
написана с добрым юмором, без каких-либо претензий на занимательность, и
всё же читается с огромным интересом.
Книга издана в 1961 году в г. Нью-Йорке издательством Fawcett
Publications, Inc.
Любимой дочери моей Дороти Дейрап, многому научившей меня своим
несгибаемым характером и личным мужеством.
БИТВА ДИКОЙ ИНДЮШКИ
Давайте перенесёмся со мной ненадолго в Старую Небраску, Территорию
Небраски во времена заварухи в Конгрессе по поводу Канзаса и Небраски.
Для жителя восточного побережья Небраска представляла собой часть
большой американской пустыни. Для первопроходца, проезжавшего верхом по
равнине и волнистым холмам, это трава, из которой состоит всё живое. В
пойме рек трава так высока, что её цветущие макушки хлещут вас по лицу,
когда вы проезжаете по ней верхом; на холмах - это богатая поросль
питательнейшей травы, на которой можно пасти миллионы голов скота. Для
первопроходца - это прекрасная земля, какой она должно быть и
представлялась всем до того, как новое поколение романтиков начало славить
пустынные горы, покрытые снегом, как единственный подходящий пьедестал для
романтического героя.
В то время, о котором я пишу, поселений было мало, они были невелики и
разбросаны там, что позднее стали называть поречными графствами от границы
Дакоты до Канзаса. Они быстро росли, отчасти благодаря усилиям
аболиционистов по привлечению туда людей, которые давали бы отпор
"рабовладельческим силам", отчасти в результате попыток руководителей
рабовладельческих штатов увеличить население, которое сдержало бы натиск
аболиционистов. Мощь политических сил сходила на нет по мере продвижения
на север. В тех краях, о которых я пишу, на самом северо-востоке,
выражения "рабовладельческие силы" и "аболиционисты" были не больше чем
просто словами. Поселенцам нужны были здесь новые жители, но уже по
социальным и экономическим причинам.
Эти первые поселенцы в нашем графстве были почти все коренные
американцы, преимущественно из северных штатов, значительное меньшинство
было из Кентукки, Миссури и Арканзаса.
Однако, была и одна норвежская семья, Хьялмар Бьорнсон с женой Триной.
Поселенцы не знали, что в скандинавских странах J призносится как Y в
английском. Как они ни пытались произнести эту фамилию, в результате
получалось Б-джорнсон. А что касается имени Хьялмар, то тут они вообще
становились в тупик.
В конце концов Бьорнсон сам пришёл к ним на выручку. Если где-нибудь в
магазине его называли шведом, то он кричал им в ответ: "Не, не! Норвежец."
Тогда они стали звать его Норски. А что до Хьялмара, то в отношении имён
вообще не было ничего святого. Годилась любая замена. А так как имя Пит
подходит любому, то Хьялмар Бьорнсон стал Питером Норски, имя это в конце
концов и стало официальным. Свою усадьбу он так и оформил на имя Пита
Норски.
У себя в Норвегии Пит Норски был умелым мастером, портным. В Англии и
Шотландии грубые мастеровые мясоеды склонны презирать портных. Потягивая
пиво, они обычно распевали: "Девять портных стоят одного мужика". "Она
думала, что портняжка ей не повредит". Но в Скандинавии портные по шкале
мастеровых ценились очень высоко. Внешность благородного сословия
находилась в их руках. Демократические приличия не дают портным
возможности имитировать благородных в одежде, но они носят ладно
подогнанное платье, оно у них должным образом вычищено и отутюжено, очень
аккуратно заплатано и заштопано, коли уж того требует быстротекущее время.
Британские мастеровые строго придерживаются своей специальности.
"Мастер на все руки толком не знает ни одного ремесла". У скандинавских
ремесленников совсем другая точка зрения. "Тот, кто владеет только одним
ремеслом, никогда не сможет достичь вершин в своём собственном деле".
Питер Норски сумел стать хорошим плотником, маляром, штукатуром и даже
достаточно сносным кузнецом, умевшим не хуже любого подковать коня,
изготовить из прутка гвоздь нужного размера, выковать лезвие топора так,
что его не нужно было точить, и мог закалить его.
В среде первопроходцев Пита знавали как очень полезного человека. Он
построил себе домик из жердей, единственного наличного в то время
лесоматериала. Адамово дерево - легкое и крепкое, но обладает
отвратительным свойством коробиться.
При высыхании каждая его клеточка сжимается. Если вы думаете, что доски
из него можно сохранить ровными, прибив гвоздями их края, то вы
недооцениваете силу сжатия его волокон. Они выдернут гвозди любой
величины. И это вызывало серьезные трудности у
домостроителей-первопроходцев. Щепу, даже сосновых пиломатериалов, достать
было невозможно. Крышу приходилось крыть досками из Адамова дерева от
конька до карнизов, причём щели между ними приходилось затыкать паклей.
Доски с паклей коробились, и дождь протекал в дом.
У Пита Норски было шестое чувство древесины, которое гласило, что доски
из сердцевины старых деревьев не коробятся. Волокна уже усталые, стремятся
к покою.
Он отобрал доски соответствующим образом и построил себе крышу, которая
не протекала.
Если бы Пит не был таким хитроумным и деловым, первопроходцы презирали
бы его, поскольку он вёл себя как джентльмен. Независимо от того, носил ли
он комбинезон или воскресный костюм, всё на нём выглядело ладно. Платье у
него всегда было впору и всегда в хорошем состоянии. Как и все остальные
первопроходцы он носил на шее красный платок под палящим солнцем во время
уборки, но в то время, как остальные подвязывали платок под подбородком
как придётся, у Пита этот узел превращался в большой шикарный бант.
Встретившись с дамой, он не просто кивал ей головой, а церемонно кланялся
в пояс. Все первопроходцы брились поутру в воскресенье, и к вечеру в
следующую субботу их рожи представляли собой красочную коллекцию
щетинистых портретов: черных и каштановых, рыжих и ржавых. Пит же брился
ежедневно. "Он может себе это позволить, - обычно говорил муж жене,
которая упрекала его, ставя Пита в пример, - так как у себя на родине Пит
ведь был и цирюльником и умеет содержать бритву в прекрасном состоянии".
Но весь этот стиль как бы проходил мимо жены его, Трины. Она была у
него рабыней, или как первопроходцы выражались по этому поводу, его скво.
Она всё время была в работе: по дому, в саду, то она бежала кормить
цыплят, то поросят, то доила корову, сбивала масло в старомодном чане,
делала норвежский сыр. Она одевалась в любую старую тряпку, которая могла
прикрыть ей тело. Никто никогда не обращался к ней с разговором, и она
никогда никому ничего не говорила. Если кто-либо из соседей появлялся в
доме Пита, то вероятнее всего слышал, как Пит командовал Триной очень
суровым голосом, как бы обещая ей взбучку. Как говорили женщины, таковы
порядки у них на родине, где у женщин не было никаких прав.
Все первопроходцы занимались охотой. У каждого мужчины было ружьё, а у
некоторых даже винтовки. Там водились невероятные стаи степной дичи, и у
каждого первопроходца, которому не лень прогуляться часок-другой по
дубовым лесам по берегам речных откосов, где дичь питалась желудями,
помимо кукурузы, оставшейся на полях, на обеденном столе всегда было полно
дичи. Хватало и кроликов и нескольких видов американских зайцев, на
которых можно охотиться, если ты меткий стрелок. Крупной же дичи было
мало. В заросших кустарником долинах иногда попадались лоси, да изредка
олени. Но их вскоре уничтожили. Первопроходцы надеялись найти бизона, так
как на востоке полагали, что огромные пастбища Небраски усыпаны стадами
бизонов. Но их тут никогда и не бывало. Бизоны водятся на зимних
пастбищах. В холмистых прериях западной Небраски и Дакоты и дальше на
запад в Монтане растут низкие травы, которые превращаются в питательное
сено на подходе зимы. В побитых морозом длинностебельных травах
практически нет питательных веществ. Кроме того, те районы, где растёт
высокая трава, зимой покрыты снегом, а районы с низкой травой - нет. Стадо
бизонов может забрести в края с высокой травой, но вскоре возвращается к
надёжным зимним пастбищам.
Первопроходцам встречались стада диких индеек, которые гнездились в
длинной полосе кустарника, тянувшегося вдоль реки. Вскоре всех их
перебили, за исключением одного хитрого индюка, которому удавалось уцелеть
из года в год.
Каждый охотник просто мечтал добыть этого индюка. Двадцать пять
охотников исходили вдоль и поперек этот кустарник в надежде подстрелить
птицу. Они иногда слышали, как он токует в близлежащем леске и на цыпочках
пробирались туда, но вдруг оказывалось, что он находится в четверти мили
позади них. Первопроходцы не знали того, что теперь известно всем, что
дикий индюк, как и койот - искусный чревовещатель. Защита его в том и
состоит, чтобы звучать так, как будто бы его там и нет.
Никто из охотников не мог сравниться в упорстве и азарте с Питом
Норски. Можно было подумать, что вся жизнь его просто зависела от этого
индюка. И другие охотники проводили день за днём в бесплодной охоте. Пит
же охотился ночами, лунными ночами. У индюка должно было быть место
ночёвки где-нибудь высоко на ветке. Пит начинал с опушки леса, обходил
каждое дерево вокруг и разглядывал его. Ничего нет. Другое дерево. Тоже
ничего.
Вы даже представить себе не можете, сколько больших деревьев растёт на
полосе в полмили шириной и четыре мили длинной. Также невозможно
представить себе, какое терпение таилось в душе у Пита. Дерево за деревом
обходил он в течение лунной ночи. Ничего. Дело было в ноябре, и вся листва
уже опала. Это помогало. Но всё же холодно. Время от времени Питу
