- Перерублю, со временем. Кому-то надо рубить дрова, а то помёрзнем. Ты
лучше иди домой и готовь обед.
- Трина, ты же знаешь, что я не умею готовить. Дай-ка топор.
Поколебавшись, Трина отдала ему топор. После того, как он сделал
несколько умелых ударов, она ушла прочь. И она сготовила ему превосходный
обед. Он плотно поел и снова отправился к дровянику. На следующий день
после завтрака он снова отправился туда и рубил бревно за бревном.
Вернувшись на обед, он не нашёл Трины, а холодный обед ждал его на столе.
Он заглянул в сарай. Упряжки на месте не было.
- Вот те на, - сказал он себе. - Она ушла от меня.
Но на закате солнца она подъехала к дому, распрягла коней и поставила
из в сарай. Она вошла в гостиную, где, тоскуя, сидел Пит. Он вздрогнул.
- Это ещё что такое?
На ней была ярко-красная блузка с отделкой старым золотом, похожая на
шлем шляпка, тоже ярко-красного цвета, с огромным голубым пером и юбка,
которую в те времена называли шотландской.
- Где ты взяла эти одежды?
- В Су-Сити.
- Да ни одна американка не будет носить такого платья.
- Потому-то оно и досталось мне по дешёвке.
- По дешёвке? Но у тебя ведь совсем не было денег.
- Я продала свои серёжки. Они мне ни к чему. Я не могла их носить. Они
были мамины. Но и мама не носила их. Она получила их от своей бабушки, муж
которой был большим человеком. Она была богатой женщиной и могла позволить
себе носить их. Моя же мать была бедной, и я тоже.
- И сколько же тебе дал за них ювелир?
- Двести долларов.
- Двести?
- Да. Ты помнишь маленькие яркие камушки? Это бриллианты.
Я израсходовала совсем немного денег себе на платье. И ещё осталось
достаточно на любую одежду тебе.
- Я не трону этих денег.
- Хорошо. Но видишь ли, это платье мне не совсем впору.
Продавец сказал, что если я подожду, то он подыщет швею и подгонит его,
но я ответила, что мой муж сделает это лучше.
- Но я же не дамский портной.
Пит встал и обошёл её вокруг, глядя на платье глазами мастера. Достал
из печки кусочек угля и сделал какие-то таинственные метки на жакете,
велел ей снять его и пометил что-то на юбке. Затем он осмотрел подол.
- Юбка слишком коротка, а отворот подола слишком узок.
- Да, поэтому я взяла вот этот миленький отрез темно-синей ткани, чтобы
надставить.
Пит хмыкнул. Но наутро взялся переделывать платье. Работал он быстро, и
к середине дня можно было делать примерку. Он смотрел на неё в новом
платье со всё возрастающим удовлетворением.
- Тебе надо поправить причёску. Она у тебя похожа на гнездо какой-то
большой птицы. Садись, сейчас сделаю.
- Ты сделаешь мне причёску?
- Я полгода служил у парикмахера. Женщины часто заходили сделать себе
причёску.
Он расчесал ей волосы. Какие они длинные, и густые, и мягкие! Он всегда
считал, что волосы у неё льняного цвета. Теперь же увидел, что в них много
золотых прядок.
Он заплёл две толстых длинных косы и уложил их на голове короной так,
что она покрывала всю голову до самой шеи.
- А теперь, давай-ка посмотрим шляпу. Он вынул перо, которое свисало
сзади шляпы, вставил его сбоку, изменил залом и надел шляпу на голову
Трине. Отступил назад, чтобы лучше видеть.
Красный цвет шляпы и жакета отдавал алым отсветом у неё на щеках, от
которого очень выигрывала голубизна её глаз, которые теперь были на одном
уровне с его глазами и смотрели в них. Пит почувствовал, как у него
сдавило горло. Такая роскошная женщина, а теперь он её потерял.
Как будто прочитав его мысли, Трина ступила вперёд и обвила его своими
мягкими теплыми руками. Поцеловала его. У него помутилось в глазах. Она
поцеловала его ещё раз и ещё крепче обняла. Голова у него закружилась. Что
стоили горы унижений в сравнении с этим? Он робко поцеловал её. Она
решительно откликнулась.
Джесси открыл дверь и вошёл со взятой взаймы пилой. Но они не слышали
его. Они не заметили порыва морозного воздуха, от которого бешено
заплясало перо на шляпке Трины. Они не услышали бы и выстрела из ружья.
Джесси поставил пилу в угол неподалёку от двери и вернулся к своей повозке.
- Чудно всё-таки всё в этом мире, - сказал он сам себе.
Вот так и закончилась эпопея Битвы дикой индюшки, не так ли? Да нет. Всем
известно про ребёнка, который узнав о том, что Вильгельм Телль сбил
стрелой яблоко с головы своего сына, спросил: "И кому же досталось
яблоко?" Я не был тем ребёнком, но вполне мог бы им быть. И никак не могу
закончить рассказ там, где ему следовало бы кончиться, так как мне
нравятся только жизненные истории, а жизнь, как-никак, всё продолжается.
Моё рожденье случилось лет двадцать спустя после Битвы дикой индюшки, и
прошло ещё лет пятнадцать, прежде чем я стал понимать толк в фольклоре
нашего края.
Память об этом обеде и сопутствующих ему событиях всё ещё была жива,
главным образом в таких поговорках среди женщин, что, если хочешь вновь
разжечь любовь мужа, то надо сбить его с ног, отвалтузить что есть мочи и
затем предстать перед ним в изумительном новом платье.
Джесси, теперь уже дедушка Джесси, по-прежнему жил в своём старом
домишке. Это был благодушный старик с длинными шелковистыми седыми
волосами и бакенбардами.
Он так и не научился читать, и может быть поэтому память его стала
галереей гравюр, где ни одно слово не изменилось. Я слыхал, как он
рассказывал историю о том, что он называл битвой дикой индюшки три раза,
при этом не было ни малейших вариаций.
Был сезон молотьбы. Соседи объединяли силы в это время для такой
работы, и я, крепкий пятнадцатилетний парень, следовал за молотилкой от
соседа к соседу. Моё дело состояло в том, чтобы держать мешок для
весовщика. Это была одна из тех работ, где подросток мог делать то же, что
и взрослый.
В тот раз мы молотили долю дедушки Джесси. Как это было принято во
время молотьбы, мы сидели на мешках в кругу после обеда, и мужики
рассказывали всякие истории. Кто-то попросил дедушку Джесси рассказать
историю Битвы дикой индюшки.
Это была буквально та же история, что я слышал раньше.
- Дедушка Джесси, - спросил я. - А что стало с индюшкой? Она что,
досталась собакам?
- Ну не-ет. После того, как я узнал, что Пит с Триной помирились, я
пошёл к ним и сказал: "Пит, вы с Триной ведь не съели же всю индюшку? Я
провёл так много холодных дней, пытаясь добыть её, что теперь мне кажется,
у меня есть право хоть на маленький кусочек."
- Она совсем замёрзла, - ответил Пит.
- Прекрасно. Доставай топор и отруби мне кусочек. Я поставлю его в
печь, и получится ничуть не хуже свежей. Даже лучше. Мясо от мороза
становится ещё нежнее.
Пит не очень-то обрадовался такому обороту, но достал топор и пилу и с
первого же удара отрубил ногу вместе с коленном - мяса там хватило бы на
целую семью.
- Пит, - снова сказал я, - Трина ведь наверняка положила внутрь
какой-нибудь приправы. Давай распилим тушку пополам, а я отколю кусочек
топором.
Пит слегка поёжился. Я схватил пилу, но он отобрал её у меня и распилил
птицу сам. Лучшей приправы едать мне не приходилось, она была из хлеба и
пряностей, какой-то зелени, на вкус похожей на лук. Боб Макгрегор сказал
мне, после того, как получил свою порцию, что это был лук-порей. У них на
родине он растёт в каждом огороде.
- Я знал наверняка, Пит посчитал, что Трина не выпотрошила индюка. Вот
почему я заставил его распилить тушку. То, что он увидел, немного
взбодрило его.
Я рассказал об этом остальным, и они все пришли и получили по куску.
Трина испекла нам новый пирог, а Пит принёс новый кувшин того прекрасного
напитка, который он называл мюд.
- Почему они уехали из Небраски, - спросил я, - и куда?
- Об этом ты лучше спроси у своего отца. Он приехал сюда той же весной,
как они уехали. Он был на распродаже их имущества и купил ту самую
поперечную пилу, о которой я рассказывал. Отец твой довольно близко
познакомился с ними. Он ведь умел разговаривать на том же наречии, что и
они, по-шведски или что-то в этом роде.
- Папа, - спросил я в тот же вечер, - дедушка Джесси говорит, что ты
был знаком с семьёй Норски, и можешь рассказать, почему они съехали и куда.
- Я был знаком с ними немного. Они уехали через месяц после того, как я
приехал сюда. Уехали потому, что жена Пита хотела переселиться куда-нибудь
в город, чтобы определить детей в хорошую школу. Школа у нас и теперь не
очень-то хорошая, а тогда они были ещё хуже.
- Сколько у них было детей?
- Два мальчика и девочка.
- А ты знаешь, куда они уехали?
- Куда-то на тихоокеанское побережье.
- Дедушка Джесси говорит, что ты купил пилу у них на распродаже.
- Да, это была лучшая пила в округе, да она и сейчас такая. Пит научил
меня как с ней обращаться.
Вот и всё, что мне удалось разузнать от отца.
Пятьдесят лет спустя мне пришлось побывать на тихоокеанском побережье.
Я устроился на ночь в одной из гостиниц Сиэтла и коротал время за вечерней
газетой. На глаза мне попался некролог, занимавший две трети колонки.
Доктор Хьялмар Норски. Неужели это Пит? Нет, он не мог прожить столько
лет. Я пробежал глазами колонку. Родился в Небраске неподалёку от города
Омади.
Надо же, это ведь город, где мои родители получали почту в годы около
моего рождения. Позднее Миссури обрушила всю свою ярость на этот город,
подрезала всю его территорию, превратила его улицы и переулки в ил,
который затем разбросала по берегу Айовы. Я посмотрел дату рождения. Это
былогод спустя после Битвы дикой индюшки. Хьялмар Норски был врачом с
гораздо более чем местной репутацией, его глубоко уважали и любили не
только пациенты, но и вся округа. У него остался брат, президент большой
деревообрабатывающей компании, и сестра, которая уже была на пенсии после
долгой и блестящей службы в качестве директора школы.
Отец его, Питер Норски, был известным архитектором и строителем, мастер
на все руки! Немало городов и селений на северо-западе обязаны красотой
своих общественных и частных зданий Питеру Норски. Мать доктора Норски,
Катрина Норски, ходила в начальную и среднюю школу вместе со своей
дочуркой Бодил, чтобы выучиться языку, набраться знаний и затем принять
участие в борьбе за права женщин. Она стала руководителем этого движения у
себя в округе, была настолько активной и энергичной, что сумела вовлечь в
это дело не только всех женщин, но и мужчин, занимавших хоть какое-либо
положение в обществе. После начала борьбы за избирательные права для
женщин обе партии выдвинули её кандидатом в Конгресс, но она отказалась,
ссылаясь на преклонный возраст.
Ну вот и всё по поводу этого некролога. Автор не знал только одного.
Причиной всего этого была Битва дикой индюшки, во время которой Трина не
только избавилась сама от тирании Пита, но в конечном счете, освободила и
самого Пита.
ПОДРУЖКА МОЯ, ТОНИ
У моего отца была прекрасная норовистая лошадь, Кейт. Ему очень хотелось,
чтобы она ожеребилась, так как в нашем хозяйстве на ферме весь транспорт
состоял из четырёх лошадиных сил, то есть у нас было всего четыре лошади.
Одна из них становилась уже старой и немощной. Года через четыре её
пришлось бы отправлять на покой. А через четыре года только что зачатому
жеребёнку было бы уже три года, что вполне годилось, чтобы занять место в
упряжке с телегой или плугом. Но Кейт по природе своей была целомудренной
и разборчивой. Отец познакомил её с благородно ржавшим першероном, но Кейт
пренебрегла им. Тогда он попытался свести её с блестящим черным морганом,
а Кейт грубо лягнула его. Был также галантный жеребец смешанных кровей по
кличке Гидальго, так как в нём была и испанская кровь. У него была
репутация неотразимого ухажёра. Но Кейт отвергла и его.
Очевидно она была против любви по расчёту.
Между нашим и соседским пастбищем пролегала дорога. С нашей стороны
была хорошая изгородь из колючей проволоки, такая же была и у соседа. У
него был пони для верховой езды, небольшой гнедой индейский жеребец
