Он сообщилему, что к его глубокому сожалению ему придётся уехать. У
него очень больна мать. Она уже старая, и он боится, что болезнь у неё
серьёзная. Она вправе ожидать, чтобы он был с ней в такое время.
Отчасти это было так. Она действительно болела и хотела, чтобы он
вернулся домой. Но более, чем отчасти, это было не так. Болезнь её была не
так уж серьёзна, и ей предстояло прожить ещё много лет. А он и вовсе не
собирался ехать доимой. Но разве нет места полуправде или даже неправде,
если вы порываете человеческие отношения насовсем?
Г-н Рокфорд мужественно воспринял эту новость. - Мальчик мой, мы будем
очень скучать по тебе. Но мать у человека только одна, и её нельзя
оставлять умирать одну. Но ты ведь вернешься, у меня есть кой-какие планы
в отношении тебя, но они могут и подождать.
Но совсем по-другому восприняла сообщение об отъезде Милдред. Он и
представить себе не мог, что человек может быть так яростен в гневе. Он
знал, что женщина, чьей любовью пренебрегли, может быть ужасной. Женщина
же, чьей амбицией пренебрегли, может быть в три раза ужасней.
- Ну и уезжай! Видеть тебя больше не хочу. Хорони своих мёртвых, и
сдохни сам вместе с ней. Дурак ты! Невозможный дурак!
Через два часа он уже сидел в поезде с билетом до Седро-Уули. Почему
именно в этот город, о котором он никогда не слыхал? Это был самый
северный город в стране, но всё же в пределах Соединённых Штатов.
Седро-Уули был совсем новый городок. Даже на главной улице телеге
приходилось петлять, чтобы объехать огромные пни. Это был чисто мужской
город, в котором не было даже признаков присутствия женщин. Хобарт прошёл
мимо ряда домов, наспех построенных из необтёсанных брёвен.
Можно ли жить в таком месте? Хобарт посчитал, что сможет, но сумеет ли
он найти себе там работу? Прямо перед ним здание с высоким фронтоном
закрывало собой улицу. "Лесозаготовительная компания северного
Вашингтона". Сквозь открытую дверь Хобарт заглянул внутрь. Худощавый
молодой человек за столом разговаривал с загорелым, с бакенбардами,
мужчиной в сапогах. Увидев Хобарта, они прервали разговор и уставились на
него.
- Не найдётся ли в лесозаготовительной компании работы для человека,
который никогда в жизни не держал топора?
Человек с бакенбардами передвинул жевательный табак из-за одной щеки за
другую и задумчиво сплюнул.
- Конторское дело знаешь?
- Да.
- Нам нужен счетовод в десятом лагере. Дикие места. Ты сможешь жить в
глубине леса за сотню миль от жилья, где нет ни женщин, ни девушек?
- Да, смогу.
- Меня зовут Д.Д.Скрэгз, я начальник лагеря. Кличут меня просто Д.Д. А
тебя...?
- Я Хобарт Элберн.
- Тот, кто работает у нас, должен видеть всё, но держать язык за зубами.
- Годится.
Последний работавший у нас счетовод был реформатором. Никак не мог
ужиться с нами. Сетовал, что мы едим ножами.
Хобарт рассмеялся. - Да ешьте хоть пальцами, коль вам так нравится.
Д.Д. долго оценивающе разглядывал его и снова сплюнул.
- На вид ты немного мягковат, но, как говорит мой бригадир-датчанин:
"По виду жабы нельзя определить, как далеко она прыгает". Испытаем тебя.
Пятьдесят долларов в неделю, но бывает и навар, если не будешь мух ловить.
- Навар?
- Ну да. Его имеет всякий. Наш агент получает навар, заключая контракты
на поставки. Мэр портового города имеет навар, разрешая нам складывать
древесину на общественной земле. Агентство по найму получает навар,
посылая нам рабсилу. Я получаю навар с тебя. Судьи получают навар,
определяя при несчастном случае виновность самого пострадавшего.
Хобарт засмеялся.
- Не понимаю, как может получать навар счетовод.
- Милый мой, где ты видал счета без исправлений? А тот, кто исправляет,
имеет право на гонорар, не так ли?
Д.Д., очевидно, был юмористом. Он понравился Хобарту.
- Когда начинать?
- Ты приехал не поезде? Сбегай на станцию и возьми свой чемодан. Поезд
подойдёт из порта. Будет здесь около одиннадцати. Перекусим и сядем на
него.
Поезд состоял из одиннадцати платформ, паровоза и служебного вагона.
Д.Д. и Хобарт устроились поудобнее после того, как поезд тронулся. Вскоре
они затряслись по путям сквозь дремучие леса.
- Далеко ли ехать?
- Около сотни миль.
- А зачем вам ехать за сто миль за древесиной, когда и здесь прекрасный
лес?
- А ты посмотри на эти деревья. Восемь футов толщиной, может даже
десять или двенадцать. Что можно сделать с бревном такой толщины? Его же
надо поднять на платформу для перевозки. Да и нет такой пилы, которой
можно было бы его обработать. Кроме того, этим деревьям лет по четыреста,
пятьсот. Волокна у них уже не те, что были когда-то. Там, где мы работаем,
леса молодые, - ну, ста, может, ста пятидесяти лет. Два, три фута
толщиной, прямые, как водопроводная труба, высотой в пятьдесят, шестьдесят
футов, почти без веток. Вот это древесина.
- Никогда не бывал на лесопилке.
- А мы и не пилим. Мы занимаемся лесоповалом. Грузим брёвна на эти вот
платформы и отвозим их в порт. Затем их скручивают цепями в громаднейшие
плоты. А буксир тащит плоты через пролив и вниз по побережью Калифорнии.
Приятная работа в хорошую погоду.
- Ну а если шторм?
- Тогда плот вовсю стремится утопить буксир. Надо кочегарить на всю
катушку, иначе тут же пойдёшь ко дну. Нужен большой опыт. Может и ты
когда-нибудь захочешь попробовать.
- Да нет уж, спасибо, это не по мне.
- Не по тебе, потому что ты не знаешь этого дела, и не по мне, потому
что я знаю.
Поезд прибыл в лагерь за полчаса до окончания работы. Вокруг звучала
музыка неравномерно перестукивающихся сотен топоров. С невероятным треском
падало дерево, затем другое, ещё одно. Визжали поперечные пилы,
сопровождаемые взрывами ругани, когда упряжки из пяти мулов оттаскивали
брёвна к дороге. Постепенно все эти звуки стали замирать. Рабочий
деньзакончился.
Д.Д. провёл Хобарта к палатке, где размещалось начальство. Неподалёку
были другие большие палатки - для рабочих. У начальства была небольшая
палатка, столовая, где Хобарт вскоре уплетал обед из жареной свинины и
варёной картошки с большими мисками квашеной капусты и солёных огурцов.
Еда Хобарту понравилась, а ещё больше понравился свежий ветерок из леса,
доносивший острые запахи свежерубленой древесины.
На следующий день в полдень в рабочей столовой раздался дикий рёв. Д.Д.
пошёл узнать, в чём дело. Обратно он вернулся, тихо чертыхаясь.
- Что случилось? - спросил Хобарт.
- Подгорела фасоль. Проклятый повар. Наверное уснул.
- Ну и что вы намерены с этим делать?
- Ничего. Ничего с ними не станется, если поедят подгорелой фасоли. Не
выбрасывать же её? Целый котёл.
- Да, но если рабочим не понравится харч, они ведь сбегут?
- Тут уж надо, чтобы очень допекло. Они могут уйти в любое время, как
только захочется. Но тогда им придётся уходить пешком. Сто миль по лесу, а
мы не даём им пользоваться при этом нашим поездом.
"Принудительный труд," - подумал Хобарт. И это ему не понравилось.
На следующий день он прогуливался по лагерю, чтобы нагулять аппетит к
обеду. Из рабочей столовой опять раздался рёв. Двое рабочих вышли из
палатки и подошли к нему.
- Мистер, зайдите и посмотрите, чем нас кормят.
За длинными столами рабочие сидели откинувшись назад, хмуро глядя на
лежавшее в мисках мясо. Провожатый Хобарта подвёл его к столу, взял миску
и показал её.
Боже мой! Толстые бледные черви ползали по мясу.
- Это опарыши. Хотите ещё?
- Нет достаточно. - Он поспешил к палатке начальства и позвал Д.Д.
- Мы даём рабочим свинину с живыми опарышами, ползающими по ней.
- Черт побери! Разве её не жарили?
- Да, она должна была быть жареная.
- Так откуда же могли взяться опарыши после того, как мясо изжарили? Ты
сам видел?
- Да, видел сам. Лучше сходите и посмотрите.
Д.Д. ходил недолго.
- Проклятый повар! Я его уволю. Это он сделал нарочно. Он ведь не
прожарил свинину. Он просто подогрел её, чтобы опарыши не подохли.
- А если бы он её прожарил так, чтобы сварить опарышей, то стали бы мы
подавать её рабочим?
- Мясо бы имело нормальный вкус, и никому не стало бы плохо. Мясо здесь
дефицит, не выбрасывать же его из-за нескольких опарышей?
- В счетах записано: "чикагская свинина, первый сорт". Разве это похоже
на то, что мы заказывали?
- Компания и платит именно за это. Во что это обходится подрядчику -
другое дело. Ему ведь тоже надо получить свой навар.
- Так вот, Д.Д. Я всё вижу и понимаю, но у меня ужасно слабый желудок.
Он такого не выдержит. Поэтому я увольняюсь. Мне что, придётся идти сто
миль по лесу?
- Ну нет. Если тебе так уж хочется, мы пошлём тебя со следующим
товарняком. Мне очень жаль, но я тебя не виню. Мне следовало бы прибить
проклятущего повара.
Хобарт снова оказался на станции Седро-Уули в ожидании калифорнийского
поезда.
Что же дальше?
Зачем ему понадобилась эта работа на лесоповале? Чтобы избежать
ужасного кошмара быть на всю жизнь прикованным к амбициям Милдред. Но если
он где-нибудь устроится, то только потому, что покажется полезным орудием
содействия чьих-то устремлений к богатству. Он усердно работал у г-на
Рокфорда и увеличил доход магазина. Он доказал себе, что может добиться
хотя бы скромного успеха в мире, где мерилом человека являются деньги. Но
ему был совсем неинтересен этот мир, и любое из его занятий.
Мир, к которому он стремился, - это нетленный мир науки. Ему
вспоминались порыв и великолепие Гомера, скачущие слова Эсхилла,
гуманистические доводы Эврипида и Сократа, искренние и нежные как сама
истина. Он с сочувствием следил за стараниями Вергилия и Горация высветить
ценности греческого в латыни, забавной самонадеянной убеждённостью
Цицерона в том, что он обошёл греческих философов. У них были свои
слабости, у этих древних его друзей. Но взор их был прикован к сверкающим
созвездиям идей и идеалов.
Нельзя было жить в их обществе, если ты давал втянуть себя в погоню за
деньгами.
Нужно было довольствоваться немногим, как Сократ, и уметь добывать это
немногое при наименьших затратах времени.
В Сан-Франциско он узнал, что где-то в предгорьях Сьерры есть ущелье,
где люди моют золото, совсем как в прежние времена. Ущелье это никому не
принадлежало, любой мог отправиться туда со своей киркой и лопатой,
выбрать себе место и добывать золото, сколько хочет.
Может быть здесь решение проблемы Хобарта? Не сможет ли он за день или
два намыть достаточно золота, чтобы скромно прожить на него остаток недели
со своими книгами и идеями? Надо попробовать.
Он купил билет до Сакраменто. Уж там-то люди наверняка знают, где
находится эта Голконда.
И он оказался прав. Не пробыл он в Сакраменто и полудня, как встретил
человека, который рассказал ему всё про копи и золотоискателей. Их было
около дюжины или больше, просто бродяги, которые жили в деревне из
покосившихся хибар, известной под названием Собачий городок. Они мыли
золото шесть дней в неделю и в субботу вечером играли в покер, играли до
тех пор, пока львиная доля золотого песка не собиралась в одних руках. По
воскресеньям они отсыпались от покера и виски, сопутствовавшего ему, и
снова начинали в понедельник, чтобы заработать на ставку и отыграть золото.
Копи находились миль около ста к северу, не очень далеко от площадки
мельницы Саттера, где впервые в Калифорнии обнаружили золото. Следуя
указаниям в близлежащем городке, Хобарт без особого труда разыскал Собачий
городок. С десяток человек, по виду бродяг, как раз отправлялись в путь. У
каждого была кирка и лопата, широкий медный таз с отогнутыми краями и
бутылка, как думал Хобарт с виски, но как оказалось позднее со ртутью.
- Можно я пойду с вами? Я хочу посмотреть, как вы это делаете.
Один из них хмуро глянул на него и кивнул. Остальные не удостоили его
даже взглядом. Как он вскоре узнал, когда вы отправляетесь за золотом, то
