- Видите вон тех бедных лошадок на холме? - спросила она. - Они и не
знают, что сейчас будет страшная гроза.
- Они знают об этом, и это им нравится. Дождь будет им приятным
прохладным душем и к тому же разгонит мух.
- А разве они не боятся грома и молнии?
- Нет, они знают, что гром - это безобидный шум. И они знают, что
молния никогда не убивает лошадей. Тем более в чистом поле. Коровы бегут к
деревьям, и их убивает молнией. А лошадей - нет.
- А зачем им надо взбираться на такую кручу?
- Потому что там растёт мелкая трава, которая очень питательна. Лошадь
изобрели в мелкотравном крае. Вы когда-нибудь слышали об Эгиппе?
- Нет, а кто это такой?
- Это небольшое животное, жившее когда-то в мелкотравным крае Монтаны.
Все лошади, ослы, куланы и зебры - его потомки. Они все стремятся уйти в
мелкотравные края, если только могут.
- Это всё ваши лошади?
- Да. Им по два года, есть годовалые и жеребята.
- А зачем вам столько лошадей?
- Да ради них самих. Здесь растёт мелкая трава, которая больше никому
не нужна.
Я просто выпускаю лошадей на волю и получаю жеребят. Пусть будет всё,
как в природе. Разве не так?
Они подошли к дому. Хильда посмотрела на крышу.
- Что это за кровля? Похоже на крыши в книжках с картинками. Крыши в
деревнях на старой родине.
- Это соломенная крыша.
- Не слыхала, чтобы в Америке были соломенные крыши. Они часто бывают?
- Нет. Я знаю ещё только одну. Но вот уже начинается крупный дождь.
Пойдёмте в дом.
Хильда с интересом осмотрела интерьер. Комната была размером футов
двадцать на шестнадцать, и не было никакого потолка, отделявшего помещение
от крыши.
- Я вся дрожу, - сказала она. - Почему это у вас тут в доме так
прохладно? На улице такая жара, несмотря на грозу. Это что, от глинобитных
стен и соломенной крыши?
- Отчасти, - ответил Хобарт. - Вот видите отверстие у конька?
Прохладный ночной воздух проникает в него и вытесняет тёплый. Когда же
воздух на улице нагревается, холодный уже не может выйти наружу. И если не
выпускать холодный воздух через окно или дверь, то в доме весь день будет
прохладно.
Хобарт зажёг лампу.
- А что у вас за пол такой? - спросила Хильда. - На ощупь как-будто
каменный, но не такой уж жёсткий.
- Это моё изобретение. Камешки в терракоте.
- Что-что?
- Сначала я сделал хорошую подушку из гравия, песка и цемента. Затем
положил слой голубой глины и выложил всё это отборными камешками с реки,
красными, желтыми, зелёными, синими, одни из них почти белые, другие -
почти черные. Я их вбил в глину, и затем развёл здесь большой костёр,
который и превратил глину в терракоту. Хорошо ведь?
- Да я таких красивых полов никогда и не видела.
Дождь с шумом застучал по крыше. В комнате возник лёгкий туман.
- Вначале, пока крыша сухая, внутрь попадает немного влаги. Вот вам
клеёнка, если хотите, накройтесь.
- Спасибо.
Ну вот, видите, больше не течёт. В солому я вплёл тростник. Он
впитывает влагу как губка и разбухает. Таким образом крыша становится
влагонепроницаемой.
Хильда обошла комнату. - А что это у вас здесь на стене под клеёнкой?
- Книги.
- Можно посмотреть? - Она подняла клеёнку и взяла одну книгу. Поднесла
её к свету. - А на каком она языке?
- На греческом.
- Мне всегда хотелось выучиться греческому. Вы меня научите?
- С удовольствием.
- Нет, правда?
- Да как же можно? Ваши родители и на порог не пустят такого бродягу и
дикаря, как меня здесь называют.
- Ну тогда я буду приходить к вам.
- Нет, не годится, пойдут разговоры.
- Ну и пусть. Мне наплевать. Да и вам тоже наплевать.
- В таком случае согласен.
- Я всё равно буду учить греческий. И вы меня ему научите.
- Возможно.
- Нет, наверняка. - Хильда взяла толстую кипу бумаг и раскрыла её. А
это что?
- Это рукопись книги, над которой я работаю.
Она полистала их.
- Вот так-так. У вас, наверное, не хватает бумаги. Вы исписали все поля
и даже между строк.
- Я всё редактирую её.
- Эту страницу нельзя больше редактировать. Сюда нельзя больше вписать
ни слова.
- Да, я знаю. Мне придётся переписать и начать редактировать снова.
- Не надо вам заниматься перепиской. Пусть вам кто-нибудь перепишет её.
Кто-то с чётким округлым девичьим школьным почерком.
Хобарт глянул ей на руки. Они были маленькие, без ямочек, и не
миленькие, а мускулистые и красивые, На него нашла тень неловкости.
- Дождь кончился, - сказала Хильда. - И я проголодалась. Вы пригласите
меня перекусить?
- Да у меня всё тут по-холостяцки.
- И из чего же оно состоит?
- Жареная ветчина. Мамалыга вместо хлеба, сушёные початки кукурузы.
Зелень.
Может быть, салат из артишоков. На сладкое - пчелиные соты.
- Звучит великолепно. Можно я поем с вами?
- Если угодно.
- Вы жарите ветчину на этой плите?
- Нет, от этого в доме стало бы жарко. я готовлю в глинобитной кухне.
- Можно посмотреть?
- Конечно.
- Они пошли в глинобитный дом рядом с домом с соломенной крышей.
- О, да вы уже готовите обед.
- Нет, это на ужин. Надо сходить в кладовку за продуктами.
- Кладовку?
- Да, следующий глинобитный домик.
- Вот это да, столько продуктов! Два больших окорока, да ещё и третий,
который вы режете. Целая связка коричневых полосок, копчёная говядина? А
что это у вас в этих белых мешках?
- Сушёная кукуруза. Я вырезаю зародыши в молоке и высушиваю на солнце.
- Сладкая кукуруза?
- Нет, полевая кукуруза. Кто ест варёную кукурузу каждый день, терпеть
не может сладкой кукурузы. Это - как подслащенный суп из устриц. У полевой
же кукурузы есть извечный вкус настоящей еды.
- Может быть и мне понравится.
Хобарт опять почувствовал какую-то тень неловкости.
- А что у вас здесь в коричневом мешке?
- Сушёная тыква. А в этом мешке - черные бобы. Индейская тыква и
индейские бобы.
Я достал семена у индейцев сиу.
- Да вы и сами в некотором роде индеец, как у нас говорят. А что это
такое? - Она взяла какую-то трубку толщиной с морковку.
- Иерусалимские артишоки. - Хобарт очистил конец стебля.
- Попробуйте. Я обычно ем их сырыми, нарезанными с французской
подливкой.
Она откусила кусочек и сосредоточенно пожевала.
- Хорошо. Немного похоже на смолу. Откуда они берутся?
- Это род подсолнечника. Ужасный сорняк на кукурузном поле. Пытаюсь
полоть, но по весне при пахоте у меня набирается его несколько корзин.
Индейцы варят их как картошку. Но они гораздо лучше картошки и намного
плодовитей.
- А почему же мы тогда все не выращиваем их?
- Потому что у нас не хватает ума поучиться у индейцев.
- А это зелёное?
- Это зелень, что я собрал утром. Маш-салат.
- И не слыхала о таком.
- Это в общем-то сорняк. Но лучше всякой садовой зелени. А позднее буду
есть амарант. Гораздо вкуснее шпината. А в конце лета и всю осень я ем
портулак.
Французы выращивают его на огороде, мы же скармливаем его свиньям.
- Вы настоящий индеец. Пойдёмте готовить обед. Вы жарьте ветчину, а я
приготовлю на салат артишоки. Что будет на третье?
- Есть мёд в сотах. Я только что достал его из улья. Будет свежий
липовый мёд.
- Бедные пчёлки. Они умрут с голоду.
- Нет. Они построят другие соты. Они производят гораздо больше мёда,
чем им нужно самим. Прошлой осенью я набрал пятьдесят фунтов. Гораздо
больше, чем можно съесть.
- Знаете, что Джордж III сказал о жареном гусе: "Слишком много одному,
но маловато на двоих".
Снова на Хобарта наплыла тень неловкости.
Обед был готов, и они пошли в дом с соломенной крышей обедать. Хильда
ела с аппетитом. - Никогда не едала такого обеда. А теперь я хочу ещё
посмотреть ваше хозяйство. Что это за глинобитный домик с другой стороны
дома?
- Это умывальня.
- Можно посмотреть?
- Пожалуйста.
Она вошла внутрь и всё подробно осмотрела. Выйдя оттуда она сказала:
"Но я не вижу, где можно искупаться".
- Баня внизу у водопада. Это бревенчатая избушка.
- Я посмотрю?
- Тропинка туда сейчас грязная.
- Хорошо. - В несколько секунд она сбросила ботинки и чулки. - Когда
вернусь, помою ноги.
Мутная вода водопадом лилась в озёрко, выплёскивая жёлтую пену высоко
на берег.
- Удивительно! Я и не знала, что у вас такой большой водопад.
- В сухую погоду он совсем небольшой. Но под водопадом находится очень
миленький бассейн. Водопад уносит весь ил, и у меня там получился бассейн
с кристально чистой водой и чистым песчаным дном.
- Великолепно! В жаркую погоду. А зимой?
- Вот эта баня. - Он указал на низкое бревенчатое здание, покрытое
копной болотного сена.
- Хочу посмотреть.
- Воду я грею вот на этой печурке. А ванну ещё не закончил. Я выдолбил
большое дерево, но осталось несколько заусениц. Их срезаешь, а они снова
появляются. Я хочу их опалить, а затем выкрасить корыто водостойкой
краской.
- А тем временем?
- Поливаю себе из ковшика.
- Это лучше делать вдвоём.
Целое облако беспокойства сгустилось в голове у Хобарта. Они пошли
назад в дом с соломенной крышей.
- Страсть как хочется отведать вашей индейской похлёбки. Я останусь на
ужин.
- Это было бы очень мило, но не годится. До дому вам ехать десять миль,
а дорога скользкая. Надо успеть домой засветло.
- Да, верно. Ну что ж, тогда остаюсь ночевать. Можно принести охапку
сена в кладовку. Я могу спать где угодно.
- Милая Хильда, ты, конечно, шутишь, но и шуткам ведь есть предел.
- Я не шучу. Я остаюсь. Вы можете связать мне руки и ноги и бросить в
повозку, чтобы отвезти домой. Но вы ведь этого не сделаете.
- Конечно нет. Но если ты останешься, все скажут, что я, бродяга,
неизвестно с каким прошлым, сбил с пути невинную девушку. Они же изгонят
меня отсюда. А мне как раз полюбился дом именно здесь.
- И мне тоже. Но давайте рассудим. Если я поеду домой сейчас, отец
начнёт бушевать: " Вот, ты провела целый день одна с этим бродягой из
глинобитки". А мать завоет: " Доченька, ты опозорила семью. Да уж лучше
мне и не жить".
- Тебе не обязательно говорить, что ты была у меня. Никто же ведь не
знает.
- Да, не знает. Да ваши соседи по дороге, Макгенри, они видели, как я
проезжала, не так ли? Лейла, которая торчит у окна и наблюдает за всеми,
кто проезжает.
- Она видела, как ты проехала. Но ведь ты могла проехать и дальше.
- Куда? Да первый же дом, куда я попала бы, был бы Браунов. И если бы я
проехала мимо, разве меня не заметила бы Жанет? И разве Лейла не сядет в
свою колясочку поутру и не отправится на беседу с Жанет? И разве отец
Лейлы не сообщит моему отцу, что я была у вас? Вы ведь знаете, что отец
Лейлы с моим отцом приятели, особенно когда приезжают в город. А отец
Лейлы не такого уж плохого мнения о вас. Он говорит, что из вас получился
бы хороший работник, если бы вы не ленились, и что из вас вышел бы хороший
фермер, будь у вас хорошая жена, которая бы вас направляла. Хобарт
поморщился. - Значитсоседи весьма интересуются этим бродягой.
- Ну да. Разве вы не работаете у отца Лейлы на уборке урожая и на
молотьбе, разве вы не заработали денег на эти прекрасные окорока? И разве
вы не помогаете отцу Жанет косить сено и не получаете четверть говяжьей
туши в оплату за это? И разве Лейла не приходит к вам домой сказать, что
они забивают скот, и что можно приходить и выбирать окорока? И разве Жанет
не приходит к вам сказать, что они забивают корову?
Хобарт рассмеялся. - Да ты ужасно много знаешь, чем я тут занимаюсь.
- Конечно. Все знают. Неужели вы думаете, что можно приехать в нашу
местность и настроить тут целую деревню из глинобитных домов, и чтобы об
этом не говорили?
- Да, как о бродяге перекати-поле, а не о возможном женихе. Лейла
сказала, что она скорее выйдет замуж за краснокожего индейца.
- Вам она этого не говорила. Она сказала это Жанет с тем, чтобы та
повторила это вам. В любви и на войне все средства хороши. Эти бедные
